Шум, суета, громкие разговоры вернувшихся в школу учеников буквально выталкивали из этих мыслей, возвращая в реальность. Как никогда хотелось жить настоящим, когда самой большой проблемой могло стать снятие баллов или привычные стычки со слизеринцами. Хотелось испытать все то, что старательно обходило его всю недолгую жизнь: хотелось радоваться мелочам, не раздумывая обреченно о том, что каждый день может стать последним, позволить себе дурачества с друзьями, может, даже обрести свою настоящую любовь. Последняя мысль была все еще по-детски робкой, неуверенной, но уже четко обозначившейся. Но окончательно вернуло его в действительность другое: ощущение на лице чего-то мерзкого, склизкого и холодного. Оказалось, Тревор не нашел лучшего места прислонить задницу. Отплевываясь, Гарри буквально соскочил с кровати.
— Тьфу, Тревор! — под громкий смех друзей, ставших свидетелями произошедшего, земноводное безнаказанно куда-то упрыгало.
*
Драко сидел в глубоком кресле у камина и наблюдал за языками пламени, беснующимися в очаге и лижущими каминную решетку. Мысли в голове текли лениво и размеренно. Драко с глухим раздражением в очередной раз думал о том, чем бы закончилась война для его семьи и для семей остальных слизеринцев, не прими они сторону «света». Потому как многих экс-Пожирателей такое положение дел не спасло. Министерство Магии все равно им не доверяло, и после победы начались многочисленные аврорские рейды, основной целью которых было найти повод засадить бывших служителей Темного Лорда за решетку и нажиться на фамильных богатствах. Вот и его отец стал жертвой репрессий — Малфой-старший оказался в Азкабане.
Послышался стук в дверь, прервавший размышления Драко, и раздался тихий голос Блейза:
— Драко, это я. Ты меня впустишь или у тебя тоже настроение ни к черту?
— Входи, — ответил Драко, лениво взмахнув палочкой, снимая запирающие заклинания. — А что значит тоже? — протянул он, потягиваясь в кресле. — Дай угадаю… Иссерлин?
Блейз, проходя вглубь комнаты, всплеснул руками:
— Да, представь себе, он намекнул мне, хотя нет, почти в открытую сказал, что я не привлекательный. У меня шок! — он сел в кресло рядом с Драко и скрестил руки на груди. — А еще эта девчонка — Гранс, подружка Флинта. Мерзкая полукровка! Шипела на меня не хуже покойной Нагайны!
Драко закатил глаза. Ох уж этот Блейз с тонкой душевной организацией.
— Блейз, ну ты что, забыл, какими “милыми” бывают слизеринцы? Особенно Иссерлин? — он провел рукой по волосам, убирая с лица выбившуюся из прически прядь. — Расслабься… Может, хочешь выпить?
— Он меня бесит, — недовольно пробубнил Блейз и поерзал на месте. — Ты ведь не надеешься, что я откажусь?
Через минуту Драко поднял наполненный вином бокал, пригубил напиток и довольно закрыл глаза. Терзавшие его мысли вернулись, став ясными и четко оформившимися.
— Ненавижу Хогвартс. Я думал, после войны что-то изменится, но нет. Мы теперь еще большие изгои, даже несмотря на то, что выбрали светлую сторону, а Поттер теперь не только гребаный Избранный, он теперь еще и Мальчик-который-убил-Волдеморта-и-все-таки-не-сдох. Ненавижу!
Блейз отпил немного из своего бокала и внимательно посмотрел на него:
— Да брось, Драко! Какое нам дело? В особенности до Поттера! Очкарик очкариком. Сплошное убожество. Тоже мне, герой! — он фыркнул, смешно сморщив нос. — А то, что думают о нас окружающие… Хмм, тебе ли не все равно?
— Расскажи, чем занимался летом, — раздраженно передернув плечами, сменил тему Драко после короткого молчания.
— Как обычно. Ездил по разным странам. Один Мерлин знает, как я изнывал от тоски, пока мамочка подыскивала себе очередного “любимого” мужа, — Блейз ухмыльнулся. — Вроде бы нашла… Ну а ты как? Надеюсь, отдохнул лучше меня?
— Отдохнул? — фыркнул Драко. — Я все лето занимался делами поместья. Эти бесконечные аврорские рейды, истерики матери. К отцу не пускают, — Драко не привык жаловаться, но сейчас сыграли роль несколько факторов. Первое, он жутко устал. Второе, алкоголь уже ударил в голову, расслабляя и немного притупляя терзавшую его весь вечер головную боль.
— Да, извини. Я не подумал, — Блейз поставил пустой бокал на маленький столик. — Будем надеяться, что в скором времени всем станет легче. Что мы все о грустном? — он притворно вздохнул и хитро глянул на Драко. — Я вот сегодня разочаровался в Хогвартсе окончательно. Ну вот, скажи, Драко, почему у нас в школе нет достойных парней?
— А это, по-твоему, очень весело? Если и есть, то это обязательно натуралы или… — Драко тряхнул головой и внимательно посмотрел на Блейза. — Бут, конечно, кидал на меня красноречивые взгляды, но он в прошлом, — Драко вздохнул и протянул: — Хотя я бы не прочь развлечься.
— Что ни говори, Малфой, но я ни за что не поверю, что у тебя нет никого на примете, — с подозрением протянул Блейз и хитро прищурился.
Драко ничего не ответил и осушил бокал до дна, пряча за этим движением мелькнувшую на губах загадочную улыбку.
*
Оливер метался по кровати, выгибаясь и комкая под собой простынь. Сны, преследовавшие все лето, настигли его и в школе. Снова и снова он сталкивался со своим постыдным желанием, боролся и каждый раз проигрывал, вряд ли ощущая себя побежденным. Это желание — жгучее, изматывающее, неправильное. Днём он мог не думать об этом, делать вид, что ничего нет, не было и никогда не будет, представлять, словно это не его чувства, не его действия, ощущения, что это вообще — не про него. Но ночь обнажала все тайны подсознания, вытаскивая из темноты все старательно припрятанное, заставляя сталкиваться с запретным, когда ты не ждешь и думаешь, что в безопасности. Его фантазии оживали и овладевали им полностью, как он ни отгонял их, как ни обманывал самого себя. Подсознание не уговорить, не перехитрить. Оливер мог ненавидеть себя за это утром, но изо дня в день в его мыслях становилось все меньше сопротивления, все больше любопытства и не давало покоя навязчивое: «А что если?»
Тягучее, липкое, словно смола, возбуждение, прерываемое только тяжелым дыханием и бессвязным шепотом. Его окружает терпкий запах и жар, исходящий от разгоряченного, прижатого вплотную тела — твердого, явно мужского. Он с отчаянным страхом не хочет этого, но в то же время с болезненным любопытством желает. С каждым вздохом напряжение нарастает. Он не управляет собой, касаясь напряженных мышц подушечками пальцев, пытаясь изучить его, своего призрачного любовника.
Тихий шепот змеёй заползает в душу, отравляет. Он уже проиграл, как только ощутил сильные пальцы в своих волосах, настойчиво тянущих его голову назад. Прикосновение горячего шершавого языка к скуле, влажное касание мочки уха. Это постыдное, но такое возбуждающее подчинение. Кому? И почему от этого так сладко? Оливер дрожит, подаваясь навстречу, чувствуя кожей шеи, как губы неизвестного искусителя изгибаются в понимающую усмешку. Он поворачивает голову, подставляясь прямо под ласкающие прикосновения. Волны удовольствия щекочут тело, когда он чувствует изучающие пальцы у себя на лице: уверенные, не слишком осторожные, даже нельзя сказать, что ласковые. Вот они дотрагиваются до лба, касаются носа, губ, заставляя окончательно отбросить мысли о правильности происходящего.
Оливер судорожно выдыхает, распахивает глаза, пытаясь рассмотреть своего персонального мучителя. Тот словно скрыт дымкой. Только глаза — тёмные, глубокие, затягивающие внутрь опасные омуты. И он видит, безошибочно угадывает там сумасшедшую звериную нежность пополам с желанием.
*
Овсянка мерзко прилипала к ложке и тянулась за ней тонкой ниткой, словно сопли горного тролля. Маркус отодвинул от себя тарелку с кашей и поморщился от отвращения. Он огляделся по сторонам и передернул плечами, заметив неподалеку от себя Нотта, уплетающего «полезный завтрак» за обе щеки. Жуть какая. Маркус уверенно потянулся за ветчиной и, выискивая глазами Эл, стал сооружать себе огромный многоэтажный сандвич. В этот момент мимо слизеринского стола прошел Снейп и отвесил нелицеприятный комментарий насчет внешнего вида Маркуса:
