— Ясно, — Чарли кивнул, переваривая полученную информацию. — Значит, ночевал в спальне Драко, говоришь? И как оно? — он похабно повел бровями и пихнул Гарри в бок.

— Чарли! — вспыхнул тот.

— Гарри! — передразнил его Уизли.

— Я тебе о серьезных вещах говорю, — насупился Гарри. — Он неуправляемый!

— Малфой? Я не сомневался, — живо отозвался Чарли.

— Дракон! — рыкнул Гарри, но его злость быстро улетучилась, когда он понял, что Чарли просто-напросто снова над ним смеется. — Ты мне это до старости припоминать будешь, да? — беззлобно спросил он.

— Конечно, — Чарли широко улыбнулся. — Еще и близнецам расскажу. Тогда тебе придется сменить внешность и уехать из страны.

Когда они отсмеялись, Гарри шумно вздохнул, почесал в затылке и спросил обреченно:

— Так что с драконом-то делать?

— Что-что, мне придется забрать его, Гарри. И передать в заповедник, где я работал.

— Но, — Гарри замялся. — Мы вроде как привыкли к нему. И хотелось бы быть уверенными, что ему дадут надлежащий уход, и все дела.

Чарли фыркнул:

— Даже если вдруг упустить, что это, в первую очередь, незаконно и чревато крайне неприятными последствиями… А мы ведь не cобираемся это упускать, так? — дождавшись, пока Гарри кивнет, Чарли удовлетворенно продолжил: — Вряд ли в Хогвартсе два бестолковых студента, которые окрестили его “карликовым драконом”, смогут лучше за ним проследить. Гарри, это не книззл и даже не гиппогриф. Это дракон, которого лучше поручить профессионалам.

— Да, я понимаю, — Гарри совсем сник, но снова кивнул, признавая правоту слов Чарли.

— К тому же, — продолжил тот, подумав пару минут, задумчиво глядя на Гарри, — помнится, ты до сих пор не определился со своим будущим. Так может, стоит подумать о карьере укротителя? И Сильвер рядом. Хотя, — осекся Чарли и добавил с плохо скрываемым сарказмом: — Вряд ли Малфою понравится ходить в своих туфлях из новой коллекции по драконьему навозу.

Гарри оставалось лишь удрученно кивнуть.

*

Элайн вела себя крайне странно. Обычно она не раздражала своим вниманием, и они могли спокойно молчать, находясь рядом. Маркус всегда это ценил в ней — умение не лезть с глупыми вопросами и комментариями, такие же скупые реплики, как и у него самого, спокойствие и взгляд свысока. Сегодня же Гранс словно решила отыграться за все это время. Она то и дело нервно дергалась, непрестанно поправляла волосы, пока Флинт в свойственной ему манере не пошутил, что надо бы провериться на наличие “мозгошмыгов”, неустанно оказывалась рядом с ним, куда бы он ни пошел, и постоянно разговаривала, умудряясь выдавать целые тирады на его невнятное мычание. Это утомляло и не давало ни минуты покоя, чтобы спокойно обдумать то, что до него пыталась донести Спиннет. Маркус не считал себя влюбленным идиотом, потому он не собирался тут же бежать в гриффиндорскую башню, чтобы увидеть Вуда. Недоверие, так старательно возведенное в крайнюю степень за эти дни, не было разрушено. Подозрения все еще не давали покоя и, хотя он отчаянно хотел верить, Флинту не хотелось выглядеть идиотом в играх гриффиндрцев. Что уж там говорить? Ни одному человеку не нравится выглядеть идиотом. И определенно точно, ни одному человеку не просто смириться с тем, что он на протяжении довольно длительного времени им и являлся. А если этот человек Маркус Флинт, признать это и вовсе было практически нереально. То, о чем говорила Спиннет, было так желанно его сердцем, что Маркус хотел принять это за правду. Но уязвленная гордость и самолюбие не позволяли так просто сделать это.

Однако если днем после злосчастного урока Травологии Маркусу совершенно не удавалось все обдумать, то ночью ему такая возможность представилась сполна. Он ворочался с бока на бок, то злясь на самого себя, то — уже привычно — на Вуда, то на Спиннет. Все аргументы говорили в пользу того, что Оливер действительно просто стал жертвой обстоятельств, а Маркус — слишком упертым мудаком, чтобы понять это. От этого осознания было слишком больно, ведь в таком случае выходило, что он сам виноват в их с Оливером размолвке. Нет, видит Мерлин, Вуд много приложил к этому, но он и пытался разобраться в происходящем.

Когда Маркус понял, что заснуть ему вряд ли удастся, он поднялся с кровати и, порывшись в нижнем ящике своей тумбочки, извлек оттуда кулон, подаренный ему Оливером почти три месяца назад на день рождения. Ребристый квоффл невесомо лежал на ладони, постепенно нагреваясь от ее тепла. Маркус во всех деталях помнил, как Вуд нелепо вручал его, как мялся и отводил глаза. Помнил собственную радость, теплоту, разрастающуюся в груди, и неловкость — тоже. Сейчас воспоминание вызывало грустную улыбку, от него сосало под ложечкой и ныло под ребрами. Но, несмотря на это, Маркус ни за что бы не поменял эти воспоминания с Оливером на сотню других, которые были бы не так болезненны.

Ему не нужно было принимать решение, как поступить. Подсознательно он не сомневался, что поверит словам Алисии. Даже если они окажутся ложью, он не мог упустить возможности приобрести еще с десяток счастливых воспоминаний.

*

Сидя на кровати, Оливер потер виски, прогоняя навязчивые мысли и пытаясь успокоить боль в голове. Резко поднявшись, так что та закружилась, он схватился за столбик кровати, удерживая равновесие и ожидая, пока пол перестанет качаться под ногами. Минни, неожиданно появившаяся этим утром в спальне, сидела на подушке, слишком тихо для своего обычного воодушевления, и, поблескивая глазками, наблюдала за ним.

— Я ненадолго, — почему-то посчитал нужным отчитаться Оливер, хотя, Мерлина ради, это же было животное.

Он словно воспользовался Маховиком времени, переместившись на полгода назад, к тому моменту, когда они с Роджером посетили эту грязную забегаловку. Возможно, прийти сюда было не лучшей идеей, но он уже застыл изваянием на пороге, изучая позабытую обстановку, которая, впрочем, совсем не изменилась. На этот раз он отправился не к свободному столику, а сразу к барной стойке, подсвеченной неестественным зеленоватым светом. Заняв место на высоком ободранном стуле, он хрипло попросил, обращаясь к бармену.

— Чего-нибудь покрепче.

Тот взял одну из бутылок, налил и резким, даже нетерпеливым движением отправил стакан по столешнице в его сторону, так что Оливер едва успел поймать его.

— Огневиски? — спросил тот.

— Что-то не так? — бармен смерил его недружелюбным взглядом.

— Да нет, — Оливер втянул тяжелый запах и непроизвольно скривился. — Пойдет, — опрокинув в себя содержимое стакана, он едва не закашлялся.

Налив очередной стакан, бармен тут же потерял к нему всякий интерес, отошел на пару шагов и принялся протирать стойку влажной тряпкой. Было очевидно, что бедолага устал от многочисленных рассказов и жалоб подвыпивших клиентов, которые считали своим долгом поделиться всеми тайнами и проблемами с человеком за стойкой, словно на исповеди, потому он и изображал кипучую деятельность, хотя чары, к примеру, еще никто не отменял. Но Оливер и не собирался с ним откровенничать.

Возвращаясь к своим мыслям, он плавно повернул голову, уже чувствуя легкое опьянение, и наткнулся взглядом на распечатанную пачку сигарет, лежащую на стойке. Видимо, кто-то забыл. Оливер потянулся, взял ее в руки и задумчиво пересчитал оставшиеся сигареты, монотонно постукивая по гладкой поверхности барной стойки. Ему нужно было чем-то занять нервно подрагивающие руки. Он устал от всего этого дерьма. Хотелось просто забыться в алкоголе, чем он с успехом и занимался, осушая один за другим стаканы с огневиски. Когда он опомнился, заведение почти опустело. Пошатываясь, он поднялся, кинул деньги на стойку и, засунув руки с зажатой в пальцах сигаретной пачкой в карманы куртки, вышел на улицу.

Оливер шел, пьяно заплетаясь в ногах, по заснеженной тихой улице, с трудом пытаясь понять, сколько сейчас времени. Возвращаться в Хогвартс в таком виде казалось неблагоразумной идеей, поэтому он завертел головой, выискивая взглядом открытые лавки, где можно было бы убить время. Он уже совсем окоченел от холода, когда наконец приметил небольшую покосившуюся дверь со странной завлекательной надписью: “Разбуди, и добро пожаловать”. Оливер легко толкнул ее ладонью, впуская в мрачное помещение прохладный утренний воздух. В этой лавке обнаружился субъект, выглядящий полубезумным, и Оливер все косился на него, обходя тесное помещение и рассматривая заваленные разными побрякушками полки, пока не застыл у странного украшения, раздумывая, куда его можно было прицепить. Кольцо было слишком узким, чтобы надеть его на палец. Или оно было рассчитано на ребенка? Что-то подсказывало Вуду, что вряд ли.