– Не хочу знать! – вырвалось у Йонге.
Он резко выбросил вперед руку, пытаясь остановить механика, Рудольф подался ему навстречу, и Йонге уперся всей пятерней в мокрую широкую грудь. Синхронизация лопнула и расплескалась горячей волной, тут же начиная подниматься от кончиков пальцев на ногах вверх. Стремительно, жарко, почти до кипения. Рудольф прикрыл глаза и безошибочно схватил его за плечи.
Влажная скользкая кожа под ладонью сама вела руку вниз – дальше и дальше. Йонге тоже наполовину прикрыл глаза, прислушался к грохоту пульса в ушах…
И понял, что грохот идет снаружи.
Мгновенно отдернувшись, Йонге распахнул глаза и оскалился. Губы у Рудольфа задрожали, но он все же взял себя в руки и вместо оскала натянуто улыбнулся.
– Вечно он приходит не вовремя, да?
– Да, – неохотно согласился Йонге.
Сайнжа наконец добился своего, и панель сдвинулась. Сайнжа выразительно оперся локтем на косяк. Из-за пара его шкура тут же сделалась блестящей словно лакированная. Яут довольно пошевелил клыками и втянул мокрый воздух.
– Что? – сквозь зубы процедил Йонге.
Даже говорить было трудно, когда возбуждение дергалось во всем теле. Пара было еще достаточно, чтобы скрывать безумный стояк, но чем дольше Сайнжа маячил в двери, тем быстрее сползала эта условная защита.
– Я принес вам замену одежды, – Сайнжа вынул руку из-за спины и встряхнул два легких одеяла. – Подозревал, что вы направились смывать грязь сражений. Но не подумали о том, что чистое должно быть в чистом.
– Страшно подумать, к чему этот аттракцион неслыханной щедрости, – с подозрением сказал Рудольф.
– И такая настойчивость, – недовольно поддержал Йонге. – Колотился-то так, будто у нас еще один гиперион под боком.
– Я почувствовал вашу неразделенную страсть, – пафосно сказал Сайнжа. – И решил прийти к вам на помощь, пока вы не совершили то, из-за чего потом в моей голове сидела бы ваша боль. Хотя я до сих пор не понимаю, почему дружеская любовь…
– Да не твое дело! – с досадой выпалил Рудольф. – Никогда не поймешь, потому что… А, Scheisse, чужой ты, вот и все!
– Я не пойму? – повторил Сайнжа. – Я все понимаю, умансоо! Я знаю, что ты хотел от него, – он ткнул пальцем в Йонге, – и что он согласился, потому что ты дорог ему как… как прямая ветвь! Это не в его правилах, но он согласился! А ты не уважаешь чужую отвагу!
– Не уважаю? – теперь в повторение сыграл Рудольф. Он растерянно оглянулся на Йонге и снова вперился взглядом в яута. – Ну уж нет, это ты загнул, рожа! Не пори херню! Ты не знаешь нас, ничего вообще не знаешь!
Сайнжа заклекотал. Рудольф сжал кулаки и шагнул к нему, но Сайнжа быстро поднял руку.
– Остановись. Теперь я слышу… чувствую. Глупые люди, кипящие чувства, ни сдержанности, ни уважения. Но я вижу, как ты горишь. Это так… странно. Так…
Клыки дергались, но яут больше не говорил. Он стремительно шагнул вперед, разгоняя пар, и толкнул Рудольфа в грудь основанием ладони.
– Здесь все горит. Сильнее, чем зов охоты, чем боевая ярость. Как вы это делаете?
Йонге понимал, что стоит и глупо улыбается, но поделать с этим ничего не мог. Попытки яута найти объяснение человеческим чувствам были настолько беспомощны, что сам Йонге начал испытывать к нему одно из этих чувств. Где-то в реестре глупых слов оно проходило под кличкой “умиление”.
– Это наша людская особенность, – уже нормальным голосом сказал Рудольф. – Одеяла-то зачем с собой потащил, промокло все.
Сайнжа недоуменно посмотрел на две мокрых тряпки, которые до сих пор сжимал в руке, и яростно заворчал.
– Все из-за этих странных чувств! – заявил он. – Они мутят разум и заставляют совершать странные поступки. Никто из народа науду и аттури не ведет себя так. Вы невероятно трусливы и при этом так тесно связаны, что я не могу спокойно на это смотреть.
На деле яут использовал длинное и смутное выражение, нечто вроде “испуганное волнение молодняка перед первой встречей со Зверем”, но ассоциация сложилась однозначная. Сайнжа пребывал в полном душевном раздрае.
Бросив одеяла прямо на пол, яут резко развернулся, едва не вмазав дредлоками Рудольфу по лицу, и устремился прочь из санузла. Дверь за ним бесшумно закрылась, а в синхронизацию добавилось нервное злое подергивание.
– Обиделся, что ли? – удивился Рудольф.
– Вероятнее всего. Домываемся и по делам?
Рудольф неохотно пробурчал что-то вроде согласия.
Йонге убедился, что явление яута более-менее угомонило разбушевавшееся возбуждение и сунулся под струйный распылитель. Механик начал яростно плескаться, топчась обеими ногами в антибактериальном поддоне и, наконец, стукнул кулаком по стене. Йонге вынырнул из-под распылителя, стянул его со стены, отрегулировал и направил струю на Рудольфа.
– Все испортил, гадюка, – обреченно сказал напарник, смывая остатки пены. – Что, теперь нет смысла уговаривать? Scheisse, это просто нечестно! Я тут почти в любви признавался…
Йонге прищурился и в упор глянул на напарника.
– В смысле, я не это имел в виду, – быстро сказал Рудольф.
– Пугаешь ты меня, – протянул Йонге, почти угрожающе покачивая шлангом.
– Серьезно! – в голосе Рудольфа звучала почти паника. – Ты ж знаешь, я выразиться люблю… А, короче, забей.
Йонге постоял, чувствуя, как дергается уголок рта – то ли пытаясь выгнуться в улыбке, то ли в оскале. Рудольф сгреб губку-депилятор и накинулся на собственные подмышки с такой яростью, будто собирался выиграть титул “Мистер отполированное совершенство”.
Йонге все-таки ухмыльнулся.
– Че лыбу давишь? – гаркнул Рудольф. – Ты, Далине, как придурок выглядишь в такие моменты!
Йонге бросил шланг, сделал два стремительных шага и обхватил напарника за плечи.
– Не парься, – он легонько ткнул механика кулаком в ухо. – Все путем. Без проблем.
Несколько секунд протянулись в молчании, нанизанном на тонко позванивающий синхрон, а потом Рудольф глубоко вздохнул и хлопнул его по ладони, сжимавшей плечо.
– Да. Точно. Я уже в порядке.
Дверь душевой опять содрогнулась и сдвинулась. Напарники одновременно оглянулись.
– Полное дерьмо калипы эти ваши людские отношения! – рявкнул Сайнжа.
Вода непрерывно шумела, оттеняя его тяжелое дыхание.
– Подслушивать нехорошо, – наконец сказал Йонге, не зная, смеяться или негодовать.
Рудольф молча стащил со стены второй шланг и включил на полную мощность. Получив удар струей воды в морду, Сайнжа захлебнулся, выругался, закрылся рукой и подался назад.
Дверь закрылась.
Напарники еще помолчали, а потом Рудольф загоготал в голос. Йонге подхватил, едва не сгибаясь в три погибели. Рудольф уронил шланг, хлопнул себя по ляжкам, не переставая смеяться, а затем развернулся к Йонге и начал колотить того по плечу кулаком. Йонге не остался в долгу.
Устав смеяться, оба схватились друг за друга и замолчали, переводя дыхание.
– За дверью торчал, гад! – восхищенно сказал Йонге.
– Ага, – довольно сказал Рудольф. – Умора. Хотя малину он мне все-таки испортил.
– На троих – и я согласен, – быстро сказал Йонге. Быстрее, чем успел трезво взвесить мысль. Он постарался вообще не думать.
Одновременно с этим поток воды начал иссякать, сменившись теплым воздухом, дующим одновременно со всех сторон. “Фелиция” как бы намекала, что вода выдается по лимиту.
Рудольф помолчал, а потом медленно и неуверенно улыбнулся.
– Я знал, – он сделал шаг назад и расправил плечи. – Я просто знал, что ты, Далине, самая бессердечная скотина во всей обитаемой галактике. И в необитаемой – самый бессердечный из ничто, которое там не обитает!
Йонге опять не сдержал улыбку.
– Мне это страшно льстит.
