Комната была полностью обшита полированным орехом, роскошным и тёмным. Кровать была широка, велика и высока, а покрытые резьбой столбики толщиной напоминали стволы деревьев. Покрывала и портьеры из зелёного бархата, подушки, набитые нежнейшим пухом. Прикроватный столик был вырезан в виде цветка, на нём стоял серебряный канделябр на две свечи — высокие, из воска, а не сальные. Ещё в комнате был камин, мягкое кресло рядом с ним, с заботливо приставленной скамеечкой для ног. В комнате также был туалетный столик и скамеечка, на столике — тевинтерское зеркало с посеребрённым оборотом, а не из полированного металла. Вместительный гардероб, сделанный из благоухающего неваррского тутового дерева. На туалетном столике стоял небольшой ящик с походным письменным набором: пергамент, чернила, перья, сургуч и прочие нужные мелочи, всё с искусной отделкой. Широкие окна выходили в сад, и густой аромат мускусных роз и левкоя приветствовал подошедшую к окну Бронвин. Скаут подошёл поближе, принюхался, но тут же принялся отфыркиваться, а потом улёгся на пол в углу.
Бронвин чувствовала себя грязной после поездки и решила найти ванную комнату, чтобы хотя бы умыться и помыть руки перед ужином.
— Оставайся здесь, Скаут. Я вернусь через минуту.
Пока Бронвин искала нужную дверь, из покоев её спутников не донеслось ни звука. Она открыла её, и её рот вновь распахнулся от удивления. Она осторожно протянула руку и дотронулась до предметов, о которых рассказывал ей отец, когда вернулся из Орлея: расписной умывальник из фарфора, с кранами с холодной и горячей водой, подающейся от одного прикосновения. Стульчак, тоже из фарфора, позволяющий смыть отходы через медную трубу, лишь потянув за цепь. Прекрасная оловянная ванна, экстравагантно эмалированная малахитовым и лазурным цветом, с такими же кранами холодной и горячей воды. На полках, на расстоянии вытянутой руки, лежали мягкие и толстые полотенца, мыла и масла. На полу был постелен ковёр из овчины, тёплый и мягкий.
Бронвин никогда не видела такой ванной, и была потрясена, представив, сколько стоило купить все эти механизмы и установить трубы с котлом, чтобы всё заработало. Но это не помешало ей умыть лицо и руки, щедро используя предоставленное душистое мыло. Посмотревшись в небольшое зеркальце над ванной, она вновь принялась умывать лицо, испытывая неловкость от количества грязи, утекающей в канализацию. Она ещё раз ополоснула лицо и наконец-то смыла кровь, коркой покрывавшую её уши. Почему Морриган ей не сказала, что она разгуливает запачканная кровью порождений?
За стеной послышался шум, и когда Бронвин вышла, то обнаружила суетящихся рядом с ванной комнатой слуг, подкидывающих дрова в огонь под огромным бойлером. Как догадывалась Бронвин, вода для него поступала сверху, из стоявшей на крыше цистерны для сбора дождевой воды. Слуги поклонились ей, и один из них заверил, что: «к вечеру будет много горячей воды, миледи!»
Она не могла сопротивляться желанию посмотреть на личные покои банна Сеорлика, и увидела даже больше, чем ожидала. Пол не был каменным, он был из отполированного, инкрустированного дерева и покрытым шёлковыми коврами. Комната была заставлена мягкой и удобной мебелью в орлесианском стиле. Нельзя было даже подумать, чтобы сесть куда-либо в своей грязной кольчуге. Она поспешно вернулась в свою комнату, и тут пришли слуги с одеждой. Один нёс большую подушку и сложенную овчину.
— Для вашего пса, миледи, — объяснил слуга.
Бронвин подавила недоверчивый смешок. Дома у Скаута была своя подстилка, но чтобы подушка?
Потратив несколько секунд, чтобы направить их в нужные комнаты, Бронвин постучалась в дверь Морриган и чуть не подпрыгнула, когда та мгновенно её открыла. Молодая ведьма старалась выглядеть невозмутимой, но потерпела неудачу. Роскошная обстановка отведённой ей комнаты явно произвела на неё впечатление. Слуга принес её вещи, поклонился и ушёл.
Бронвин улыбнулась.
— Ты должна увидеть ванную. Всё обустроено по последней моде Орлея, и это потрясающе. Сенешаль прислал слуг наверх за несколькими платьями леди Розалинды. Я собираюсь выбрать одно к ужину. Не хочешь присоединиться? Это позволит сохранить твоё платье чистым для какого-либо другого важного события.
Морриган немного помолчала, а затем пожала плечами.
— Забавно, я полагаю. Тогда сначала давай взглянем на эту «ванну».
Ужин был роскошным, и они трое, облачённые в одолженные слегка великоватые наряды, засиделись за ним допоздна. Скаут играл с мясной костью перед камином: он уже наведался в кладовую, как доложили Бронвин. Сенешаль извинился за скромную пищу: орлесианский повар банна отправился в путешествие по северу вместе с господином. Лишь малое количество слуг осталось в поместье, чтобы содержать его до возвращения банна и прислуживать гостям, чей путь пролегал через него.
После того, как они уединились в маленькой гостиной, Алистер заметил:
— Человек, знающий, что он любит.
Морриган погладила красный бархат своего платья, любуясь игрой света на складках юбки.
— И имеющий на то деньги. В любом случае, нам это на руку.
— Даже не верится, что мы на войне, — согласилась Бронвин. — Тут даже нет охраны, только слуги. Рюрик сообщил, что когда банн со своей леди уезжал в Денерим, то забрал с собой большую часть своих людей. Остальных отправил с капитаном на юг, в армию. Сыновья Сеорлика сейчас в Вольной Марке, — она усмехнулась своим спутникам. — Учатся. Это обычная отговорка тех, кто хочет уберечь своих отпрысков от позора или опасности. Не слишком достойно восхищения.
— Но и сказать, что он никак не способствует нашей победе в войне, тоже нельзя, — усмехнулся Алистер. — Он предоставил нам невиданную доселе роскошь. Я, по крайней мере, такого раньше не видел. Думаю, Хайеверский замок ещё роскошней.
— Ха! — Бронвин покачала головой. — У моего отца есть и другие расходы, кроме собственного удовольствия. Нам бы пришлось бурить туннели сквозь каменные стены десять футов толщиной, чтобы проложить трубы, как у банна Сеорлика. Давайте наслаждаться, пока можем. Я, например, не могу дождаться, когда смогу вымыть голову.
*
От намыленного и ошеломленного Скаута пахло таволгой. Затем Бронвин залезла в горячую ванну. Отмытые волосы пахли яблоневым цветом, она закуталась в халат из шелковой парчи и села у камина. Служанки привели в порядок её спутанные волосы, обломанные ногти были подстрижены, а на кровати ждала чистая ночная рубашка из тонкого льна. Бронвин не помнила, чтобы её так баловали даже в детстве. Это было приятно, но заставляло чувствовать себя виноватой. Как она может наслаждаться, когда солдаты в Остагаре перебиваются кашей и чёрствым хлебом? Когда Дункан превратился в прах? Когда её родители мертвы, а их убийца ходит безнаказанным?
Она вздохнула и отпустила слуг. Сидя за туалетным столиком, она достала из нижнего ящика лист пергамента и начала писать Фергюсу.
«Мой лорд брат — или глупый старина Фергюс, как тебе больше понравится».
Она решила, что он должен знать всё: и изложила в письме события последних двух дней. Письмо она не отправит, пока не закончит с Кругом, чтобы сообщить действительно важные новости, но размышления о дневных приключениях позволит ей приводить разум в порядок.
«Я понимаю, почему у отца округлялись глаза при упоминаниях о банне Сеорлике. Насколько же избалован роскошью этот человек! Моя спальня может похвастаться невообразимым комфортом, но и она меркнет по сравнению с ванной комнатой…»
Пока она подробно описывала недавние события, её волосы высохли, и она аккуратно заплела их на ночь. Было уже темно: луна зашла, и мерцающий огонёк свечи плыл перед её усталыми глазами. Скаут уже свернулся калачиком и дремал на своей нелепой подушке. Улегшись на свою широкую кровать, Бронвин обнаружила, что она так мягка, как ей и хотелось.
Вокруг была Тень. Бронвин была здесь раньше и, без сомнения, окажется снова.
Порождения рычали, визжали и вздорили посреди огромного пепелища. Бронвин, одетая лишь в тонкую белую сорочку, шла босиком меж них, но они её не замечали. Они были такие же, как она, она была такой же, как они, они были одним целым. Нечистый запах проникал в её плоть и распространялся по венам. В примитивной кузне скрюченная фигура ковала клинок. Это был человек — вернее это существо было когда-то человеком, — с пустыми глазами и белёсым лицом в пятнах гнили. Его движения были вялыми и неопрятными, он скоро перестанет быть полезным, и будет просто куском мяса. Его это не заботило. Разум уже давно оставил его.