Литмир - Электронная Библиотека

Обломки эти не могут не напоминать обломки, порожденные чернобыльской катастрофой. Этого хотят силы, уничтожившие СССР и коммунизм? И что же это тогда за силы?

Попытаемся ответить на этот вопрос без «умножения сущностей». То есть предполагая, что организаторы нового мира руководствуются в своих планах и проектах разумом, а не страстью. На первый взгляд, иначе и быть не может. Сильные мира сего сильны именно потому, что прагматичны, реалистичны. Они сильны потому, что лучше других понимают закономерности реального мира. Они, уловив тенденции быстрее других и понимая лучше других, чем эти тенденции чреваты, делают надлежащие выводы. Их выводы неумолимо логичны. Раз таковы тенденции, то делать надо то-то и то-то. Так скажут вам все специалисты, знакомые не понаслышке с сильными мира сего и потому справедливо презирающие все теории заговора, и впрямь страшно далекие от реальности.

Так-то оно так… но разве когда-либо кто-либо строил новый мир на основе преклонения перед реальностью и здорового прагматизма? Извините — так удерживали старый мир, спасая его от слишком быстрого обрушения.

Вспоминаются строки Беранже, французского поэта XIX столетия:

В новый мир по безвестным дорогам
Плыл безумец навстречу мечте,
И безумец висел на кресте,
И безумца назвали мы Богом!

Мечты, как мы знаем, бывают разными. В том числе и очень зловещими. Нацисты тоже плыли навстречу своей мечте — мечте о Черной весне, ликвидирующей творение злого и бездарного бога. Поэтому апология мечты как таковой, противопоставление благостности мечтаний злу ползучего рационализма и прагматизма категорически неприемлемы. Но цель любой аналитики — неспешное выявление природы явления, а не судорожная оценка качества оного. Поймем, в чем суть, — дадим оценку. Но сначала — это неспешное скрупулезное понимание, а потом — волевое действие.

Поэтому давайте для начала зафиксируем, что все новые миры создавали страсть и мечта. Затем оговорим, что эти «новые миры» могут быть созданы как высокой, благородной, возвышающей мечтой, порождающей такую же страсть, так и мечтой диаметрально противоположной. После этого установим, что всегда любые разнокачественные новые миры строили не разум и прагматизм, а разные по качеству мечтания и страсти. Они и только они! Установив это, иначе отнесемся к суждениям знатоков по поводу рациональности и прагматичности сильных мира сего, строящих новый («американский») мир бесстрастно и немечтательно. На основе «голого интереса», презирающего романтику с ее утопическими «задвигами». Убедимся в том, что эти суждения осведомленных людей противоречат реальному историческому опыту человечества. Убедившись в этом — откажемся от дешевых конспирологических построений с еще большей категоричностью. Почему? Потому, что антитеза — или мечта и страсть, отвергающие реальность во имя нового мира, или восхваляющий эту реальность «ползучий прагматизм» — от лукавого! Не или-или, а и-и! Только по такому принципу осуществлялись все исторические проекты. Все революции, действительно приносившие человечеству новые возможности Восхождения, менявшие облик мира, обогащавшие содержание человеческой жизни, привносившие в мир новые великие смыслы. Все, кто это делали, были и мечтателями, и прагматиками. Воистину это так. Об этом свидетельствует вся история человечества.

Итак, у меня есть все основания для того, чтобы опровергнуть тезис рационалистов и начать анализировать те страсти и мечтания, коими руководствуются сильные мира сего, осуществляя то, что Ницше называл переоценкой ценностей, и, переходя от подобной переоценки — к глобальной сокрушительной перестройке.

Но я не поддамся этому соблазну. И возьму за отправную точку «Его Величество Классовый Интерес».

1917 год. В России произошла Великая Октябрьская Социалистическая революция. Человечеству предъявлена великая новизна во всем — в идеологии и хозяйственной практике, культуре и социальной жизни. Россия поплыла по совсем-совсем безвестным дорогам навстречу мечте.

Вместо карты и компаса — «Капитал» Карла Маркса. У руля — капитан, который постоянно говорит команде: «мы движемся в те Края, которые воспевали наши великие якобинские предшественники!»

Итак, строители новой России воспевают якобинских предшественников, утвердивших в Европе принципы великой и всеобъемлющей Нормы («норрр-мальной жизни!», «норррмального человека!»), а Европа лицезреет чудовищное, неслыханное безумие, неопровержимо свидетельствующее о том, что принцип Нормы, провозглашенный просветителями и утвержденный якобинцами, — не работает. Что дальнейшее следование этому принципу может кончиться только уничтожением человечества. При этом никакого другого принципа не может выдвинуть никто, кроме сошедшей с ума России — полуразрушенной, истерзанной, нищей. Эта Россия лепечет что-то новое на абсолютно чужом для нее марксистском идеологическом языке. А все остальные — или молчат, потупившись, или начинают вторить России. Что должны делать в этих условиях холодные, умные, хищные, властные, безмерно богатые люди, чувствующие, что у них почва уходит из-под ног? Что они должны делать, напарываясь после этого на чудовищный кризис 1929 года?

Читать Маркса — это первое. Не могут они не начать читать этого опасного мыслителя. А также его очень эксцентричных русских последователей.

И второе. Чувствуя, как эта почва уходит у них из-под ног, они должны нащупывать другую почву, не так ли? Или нащупывать ее — или рушиться в бездну. А поскольку господствующий буржуазный класс настроен не суицидально, и у него явно нет желания рушиться в бездну, то он начинает нащупывать новую почву.

Памятуя при этом, что «новое — это хорошо забытое старое».

Итак, класс начинает читать Маркса и Ленина. Но мало прочесть! Надо разобраться в написанном. Властный инстинкт показывает представителям продвинутой верхушки этого класса, что сами как следует разобраться они не смогут. Что это потребует помощи интеллектуалов высшего класса. И что эти интеллектуалы не окажут помощи, если с ними не будут построены совершенно новые отношения. Надо торопиться! С каждым месяцем всё большее количество таких интеллектуалов перебегает в лагерь большевиков! Уже в двадцатые годы отборные интеллектуалы, не оскоромившиеся большевизмом, были введены в элитные закрытые структуры в качестве полноценных партнеров господствующего буржуазного класса.

Кризис 1929 года… Буржуазный класс понимает: «Надо торопиться!» Маркс и Ленин уже прочитаны достаточно внимательно, хотя о полноценном интеллектуальном реагировании на вызов марксизма-ленинизма говорить еще рано. «Еще бы пять-шесть лет!» — говорят исследователи, кооптированные в закрытые элитные структуры правящего класса. «Вы с ума сошли!» — отвечают им представители буржуазной элиты. «Если мы не начнем реализовывать полноценную антисоветскую антикоммунистическую стратегию немедленно, мы потеряем власть в течение этих самых пяти-шести лет! Не тяните! Не вдавайтесь в детали! Не шлифуйте осуществленные наработки! Предложите что-то в виде первого, пусть и грубого, приближения. Мы не можем ограничиваться силовым противодействием большевикам. Да, мы их сажаем и будем сажать. Мы их убиваем и будем убивать. Но этого мало! Они говорят об объективных тенденциях, в силу которых наша власть вскоре рухнет! Они лгут? Или говорят правду?»

Представители интеллектуального класса, кооптированные в закрытые элитные буржуазные структуры отвечают: «Большевики говорят правду. Объективные исторические закономерности выявлены Марксом и Лениным с гениальной прозорливостью. Эти закономерности существуют. Еще несколько шагов на историческом пути, по которому много тысячелетий движется многострадальное человечество — и…»

«И что?» — с холодным бешенством спрашивают буржуазные, особо умные и сильные, господа.

«И вы окажетесь не у дел, — отвечают интеллектуалы, — Вас ждет участь ваших предшественников. Те тоже сажали в тюрьмы представителей вашего класса, убивали их… И даже жгли на кострах. Вы, надеюсь, понимаете, что этого недостаточно для сдерживания объективных исторических тенденций?»

66
{"b":"577472","o":1}