Разборку осуществили, чем-то поделились, конфликт худо-бедно сгладили. Осадочек остался, конечно. Но, чай, не дети. Гусинский поболтался в Лондоне и вернулся назад. Лужкова никто не тронул. Бобкова — тоже.

К 1996 году давление международного контекста на внутрироссийскую ситуацию превратило К-17/5 в некое очень своеобразное ответвление Демпартии США и либеральных масонских лож, так называемого «Великого Востока» («Великий Восток» Франции, «Великий Восток» Италии). Впрочем, в России был свой «Великий Восток», но лишь в качестве совсем декоративной структуры. Реальную же функциональную роль нашего «Великого Востока» (а также отделения Демпартии США) взял на себя — повторяю, очень неоднозначным, весьма причудливым образом — именно К-17/5. Оформились отношения между Бобковым и потянувшимся к Демпартии Маркусом Вольфом. Оформились отношения между Гусинским и ориентировавшимся на Демпартию Бронфманом. Сплелась целая сеть подобных отношений, и впрямь обеспечивавшая — очень кривым и своеобразным образом — ту функциональную роль К-17/5, которую я только что описал.

Что же касается К-17/3, то он ушел вправо. Сплелась сеть отношений К-17/3 с Республиканской партией США, с так называемыми Национальными масонскими ложами (Национальная ложа Франции, Национальная ложа Италии и так далее). В России, кстати, существовала и своя декоративная Национальная ложа. Но я здесь обсуждаю не декорации, а реальную (но очень искаженную, повторяю в который раз) функционально-ролевую специфику. Итак, К-17/3 обзавелся и этой ролевой спецификой, и определенными коммуникациями в еще более правой среде (Ватикан, примыкающие к нему ордена, дееспособные крайне правые структуры и так далее).

Конечно же — и в этом неснимаемая наша специфика, недоучет которой чреват серьезнейшими ошибками, — и К-17/5, и К, — 17/3 сохранили спецслужбистскую всеядность, готовность играть одновременно на совершенно разных идеолого-политических территориях. Но в первом приближении, грубость коего не отменяет необходимости его обсуждать, две подсистемы К-17 стали вести себя так, как будто бы у них появилась чуть ли не идеологическая идентичность («я, блин, русский и патриот, а ты, блин, еврей и либерал»). Это было отчетливо видно по примыкавшим к К-17/3 и к К-17/5 привилегированным бизнесменам. Называть их — в их тогдашнем статусе — олигархами, было бы неправильно. Олигархами они стали только после 1996 года.

Борис Березовский был стопроцентным детищем Коржакова и вел себя сообразно нормам К-17/3. Он подчеркивал свою глубокую православную религиозность, разыгрывая эту карту против Гусинского. Он был системным врагом Гусинского, Лужкова и прочих злых сил. Именно на этом он сделал свою карьеру бизнесмена и царедворца.

Владимир Гусинский, напротив, вел себя сообразно нормам К-17/5. Он не только демонстрировал свою предельную близость к Лужкову (на самом деле этой близостью и не пахло), не только демонстративно опекал Бобкова (уже разочаровавшегося в Гусинском и строившем реальное взаимодействие с замом Гусинского Сергеем Зверевым и его будущей женой Натальей Миронюк). Гусинский, вернувшись из Лондона в Москву, не только не пошел на поклон к начальнику ельцинской Службы безопасности Александру Коржакову и его соратнику директору ФСБ Михаилу Барсукову. Он демонстративно воевал с этими консервативными предтечами «путинского чекизма». Он даже завел в своем кабинете аквариум с двумя небольшими удавами, назвав одного из удавов Сашей, а другого — Мишей. Это было манифестацией крайней ненависти Гусинского и его лагеря к Коржакову и Барсукову. Те отвечали Гусинскому такой же сосредоточенной ненавистью.

Однажды я спросил одного своего знакомого:

— А зачем Бобков, располагая массой возможностей, пошел работать к Гусинскому, да еще и сделал Гусинского президентом Российского еврейского конгресса (РЕК), вице-президентом Всемирного еврейского конгресса (ВЕК)? Ведь Бобков не мог не понимать, что это влечет за собой достаточно серьезные издержки!

— Да плевал он на эти издержки, — ответил мне знакомый. — Да и так ли они на самом деле велики? Коль скоро речь идет не о широких спецслужбистских кругах, а о спецслужбистской элите.

Я ответил:

— Когда широкие круги начинают слишком негативно относиться к кому бы то ни было, то и элита задумывается.

— Согласен, — ответил мне знакомый. И добавил:

— Так в чем же суть твоего вопроса?

Знакомый мой был из привилегированной партийной семьи. Он плавал в спецслужбистских кругах, как рыба в воде. Не боялся думать на темы, подобные той, которую я ему предложил. И не осторожничал сверх меры, понимая, что я не буду нарушать жанр и жертвовать очень важной для меня доверительностью. К сожалению, этот знакомый умер от тяжелого заболевания. Затем от этого же заболевания умерла его жена. Впрочем, на момент нашего разговора знакомый был еще абсолютно здоров.

— Так что ты имеешь в виду? — повторил он, видя, что я не тороплюсь ему отвечать. Я и впрямь не торопился, думая, как бы точнее сформулировать свой вопрос.

— Бобков получил санкцию на трудоустройство у Гусинского? — спросил я.

— Разумеется, — ответил мне собеседник.

— У кого? Ведь не у Бакатина же! И не у Степашина, и не у Баранникова, Галушко, Барсукова (я называл лиц, последовательно занимавших главный кабинет на Лубянке).

— При чем здесь эти пешки? — не задумываясь, ответил мне мой знакомый.

— Так у кого же получал санкцию Бобков? И существовал ли авторитетный для Бобкова коллективный разум, способный дать такую санкцию? Существовал ли он? И, главное, существует ли до сих пор?

— Да, — ответил мне мой знакомый. — Такой авторитетный для Бобкова коллективный разум существовал и существует.

— И что же это за разум? — спросил я.

Знакомый ответил апофатически:

— Это не шефы Лубянки, не президенты РФ. Не иноземцы из спецслужб и не иноземцы вообще. Это местный коллективный разум. Еще могу сказать, что это никоим образом не масоны. Точка.

Мой знакомый в точности описал то, что я называю К-17, а Илья Григорьевич Эренбург когда-то назвал «Трестом Д. Е.»[31] (Д. Е. — это сокращенное «Даешь Европу!», у Эренбурга есть литературное произведение с таким названием).

Конфликтуя и преодолевая конфликты, К-17/5 и К-17/3 сохраняли единство по основным позициям. Они были едины по вопросу о десоветизации-декоммунизации, хотя для К-17/3 великодержавность сталинского СССР была некоей умеренной компенсацией за инородческое коммунистическое безумие, а для К-17/5 великодержавный сталинский СССР был квинтэссенцией коммунистического безумия. Так выглядел усредненный идеологический портрет этих двух антисоветско-антикоммунистических подсистем, входивших в К-17. Но поскольку обе подсистемы были спецслужбистскими, усредненный идеологический портрет не до конца схватывает суть различий между этими двумя подсистемами. Ибо в числе прихваченного этими подсистемами контингента могли оказаться слагаемые с любым идеологическим содержанием.