Яков Кедми: (он же Казаков Яков Иосифович) (р. 1947) — израильский разведчик и дипломат. Израильский государственный деятель, руководитель агентства «Натив» с 1992 по 1999 год. Родился в Москве, в 1969 году репатриировался (эмигрировал) в Израиль. Служил в армии в танковых войсках. Участвовал в Войне Судного дня в 1973 году. С 1977 года работал в «Натив». Сыграл важную роль в перенаправлении потока еврейских эмигрантов из СССР с США на Израиль в октябре 1989 года. С 1999 года на пенсии.
Шабтай Калманович (1947–2009): израильский и российский предприниматель, генеральный директор ОАО «Тишинка» (с 1994 года), владелец Дорогомиловского рынка, организатор российских гастролей звёзд мировой эстрады. Был убит, следствие считает его убийство заказным. Однако убийство раскрыто не было: в 2011 году следствие по делу было приостановлено, при этом, как сообщается, «не удалось обнаружить ни исполнителей, ни заказчиков, ни организаторов преступления»
Первоначально Калманович находился в прямом подчинении у Жардецкого. То есть, говоря на спецслужбистском языке, «работал по третьей линии».
В связи с готовившейся приватизацией Калманович сосредотачивал на зарубежных счетах средства, позволявшие «третьей линии» стать полноценным субъектом в игре под названием «приватизация». Совершенно очевидно, что полноценным субъектом, участвовавшим в подобной заранее(!) спланированной приватизационной игре, не могла быть вся «третья линия», то есть все сотрудники и агенты Третьего главного управления КГБ СССР. Таким субъектом могла стать только элита Третьего главного управления, объединенная какими-то идеями и какими-то взаимными обязательствами. То есть буквально то, что я назвал К-17/3.
Узнав о том, что Калманович, во-первых, занят далекоидущей аккумуляцией финансовых средств на зарубежных счетах, и, во-вторых, очень успешно осуществляет это задание, Бобков сдал Калмановича западным спецслужбам и, прежде всего, спецслужбам Израиля. Калманович хотел спастись от ареста, укрывшись в СССР. Но Бобков этому помешал.
Посадив Калмановича, Бобков затормозил накопление средств на счетах в зарубежных банках. То есть не позволил К-17/3 стать полноценным субъектом в готовившейся приватизационной игре.
Вскоре Бобков через свои связи в Израиле начал секретные переговоры, предлагая Калмановичу свободу в обмен на переход с «третьей линии» на «пятую». Калманович согласился. Бобков организовал кампанию за освобождение Калмановича. Калманович вышел из тюрьмы и, обладая эксклюзивной информацией, передал финансовые средства, находившиеся на иностранных счетах и принадлежавшие К-17/3, своим спасителям, то есть К-17/5. Свои недостойные действия Бобков интерпретировал как нечто абсолютно благопристойное. «Мол, «трешка» спалила своего агента, не могла его защитить. А я агента спас. И, естественно, имел за это причитающуюся мне компенсацию».
Разумеется, все эти шуры-муры носили элитно-подковерный характер и никак не вписывались в спецслужбистские инструктивные нормы. Но такое уже было время — время неформалов, власти К-17 и его неписанных правил.
Согласно версии Жардецкого, Бобков и нашего агента сдал иностранцам, и помешал партнеру по К-17 накапливать средства, необходимые для намеченной К-17 приватизационной игры, и попросту украл эти средства, обесточив партнера в самый важный момент — когда каждый номинальный доллар, находившейся на зарубежных счетах реально стоил в сто, а то и в тысячу раз больше. Как говорил впоследствии один олигарх, «тогда (то есть в пике приватизации за гроши) за тридцать миллионов долларов можно было купить пол-России».
Разумеется, такая деятельность Бобкова была несообразна любым неформально элитным нормам: масонским, мафиозным, кланово-спецслужбистским и так далее.
Разборка была неминуема. Самое разумное было провести ее на третейском суде К-17. Но участники К-17 жили не по нормам средневековых тамплиеров, сицилийской мафии и т. п. Они жили по принципу, согласно которому предъявы бывают обоснованными и необоснованными. Если требующий суда пострадавший (в данном случае — К-17/3) может сделать своему противнику «больно», то он выдвигает обоснованную «предъяву». И она будет рассмотрена в суде. Если же пострадавший просто ноет и жалуется, то его предъява необоснованна. А сам он — никакой не пострадавший, а выбывший из игры «коллективный пенсионер».
Жардецкий стал обосновывать свою «предъяву», то есть искать внутри ельцинской системы тех, кто а) был расположен к нему, Жардецкому, и б) располагал и своими мотивами для наезда на Бобкова, и возможностью осуществить подобный наезд.
Человеком, отвечавшим этим требованиям, был контр-адмирал Захаров — заместитель Коржакова, руководителя Службы безопасности Президента. Расстреляв из танков парламент, Ельцин уже к зиме 1993 года оказался под влиянием силовиков. А на кого еще было опереться в условиях прущей изо всех дыр вопиющей нелегитимности? Тут-то и началось превращение надежного охранника Саши Коржакова в могущественного лидера ельцинских опричников, «особо приближенного к царю Александра Васильевича».
Коржакову, чтобы закрепиться в роли нового Малюты Скуратова, нужен был боярин-злоумышленник. На эту роль вполне подходил Лужков. Компра на Лужкова состояла в том, что этот «московский морж» заигрывал с врагами Ельцина, засевшими в Доме Советов; хотел стать сначала их премьер-министром, а потом — «хозяином земли Русской». Компра обрастала подробностями. Тут и готовый присягнуть Лужкову Отари Квантришвили с его братками-спортсменами. И Гусинский с Израилем… Ну, а где Гусинский — там и Бобков.
Короче, было решено Лужкова как следует проучить.
И сделать это, долбанув по Гусинскому. Бобкову было заявлено о сплочении антибобковских, антигусинских патриотических спецслужбистов. Патриотические спецслужбисты собирались, многозначительно жали друг другу руки, слушали патриотическую музыку. На фуршетах обменивались краткими, но ёмкими репликами.
Потом в «Российской газете» вышла статья «Падает снег». В ней содержались слабо завуалированные угрозы в адрес «банды Лужкова-Гусинского».
Потом бойцы Захарова (то есть Коржакова) положили лицом в снег охрану Гусинского, то есть подчиненную Бобкову спецслужбу группы «Мост». Поводом было то, что охранники Гусинского двигались в машине на повышенной скорости по правительственной трассе и отказались остановиться по требованию Службы безопасности Президента. Охранников догнали у офиса группы «Мост», положили лицом в снег.
В офисе у Гусинского навели шорох. Когда Гусинский обратился к подконтрольному ему главе московской ФСБ Евгению Севастьянову, приехали московские фээсбэшники. Их уже не просто в снег положили… Им сказали: «Дёрнетесь — откроем огонь на поражение!» Фээсбэшники отвалили. Севастьянов был немедленно уволен. Гусинский убежал в Лондон. Коржаков в один день превратился из периферийной фигуры в руководителя крупного элитного клана.
Коржаков, Александр Васильевич: сотрудник государственной безопасности СССР, начальник охраны Бориса Ельцина (впоследствии руководитель Службы безопасности президента Российской Федерации), депутат Государственной думы (1997–2011). Генерал-лейтенант запаса. Автор книг «Борис Ельцин: от рассвета до заката» и «Борис Ельцин: от заката до рассвета. Послесловие»[1]. Кандидат экономических наук.
К-17/3, организовав такое доказательство своей дееспособности, имел право потребовать от системы, частью которой являлось, полноценного разбирательства всех тех затей, которые устроили коллеги из К-17/5 и лично Ф. Д. Бобков. Теперь-то предъява К-17/3 должна была быть признана обоснованной и подлежащей рассмотрению! Она и впрямь была признана таковой — со всеми вытекающими последствиями.
