Это простительно для новичка. Но я-то не новичок! И что такое СМИшные «каталы», знаю досконально. Тебя приглашают на «Эхо Москвы» с приторной интеллигентной любезностью, и в конце передачи сообщают слушателям, что у тебя выиграла Новодворская или, пуще того, какой-нибудь Доброхотов. На следующий день, будучи взятыми с поличным (несуразное число проголосовавших, явно сбитый счетчик, низкопробные мошеннические фокусы и т. п.), перед тобой демонстративно извиняются. Толку-то? А телевизионный монтаж, при котором всё так искромсают, что сам себя не узнаешь? А начальство, бдительно отслеживающее эфир?

Еще один важный принцип — «не ждать никакой объективности от либерального канала» (а «Пятый канал» на тот момент был именно либеральным), коль скоро речь идет об истории России вообще, а о советской — в особенности.

Немаловажную роль играет и принцип «недоверия к шоу»: всегда помни, что такое шоу. Помни, что «шоу мает гоу». Помни: всё то, что для тебя является любимым, дорогим, невероятно важным, для шоу имеет ровно ту же цену, что и вовремя показанный голый зад. Помни, что создатель шоу всегда готов «спалить» тебя ради успеха своего шоу. И так далее.

Исходя из вышеизложенных заповедей, я должен был вежливо отказаться от любезного предложения совершенно мне не знакомых людей. Так почему же я этого не сделал?

Первая причина была в том, что мне мои собеседники (а точнее, собеседницы) просто понравились. То есть именно просто и именно понравились. В них было что-то, выгодно отличавшее их от среднестатистических self made TV-women. Была в них и заинтересованность в деле и, прошу прощения, просто нормальная интеллигентность — штука, на современном телевидении исключительно редкая.

Вторая причина была в том, что одна из собеседниц, явно являвшаяся главной, — Наталья Петровна Никонова — сказала резко, страстно и неслащаво: «Я за вами слежу много лет. В вас есть подлинность. Я один из главных в стране специалистов по шоу и я твердо знаю, что для успеха шоу нужна подлинность». Меня это поразило в самое сердце. Нет, не то, что во мне есть подлинность — на похвалы я перестал покупаться лет этак двадцать назад. А то, что шоу нужна подлинность.

Фильм Вайды «Всё на продажу»? И да, и нет. Потому что у Вайды каждый оставался, что называется, при своих. Ольбрыхский в свое удовольствие публично скакал на замечательной лошадке. А Вайда делал кино — конечно же, на продажу. В том, что мне предлагалось, такой исход был исключен. Либо шоу должно было «скушать» меня со всей этой моей подлинностью, либо я должен был разобраться с этим самым шоу, как повар с картошкой.

А поскольку всё содержание нашей эпохи именно в этом — шоу победит подлинность или подлинность оседлает шоу? — то предложение Никоновой, сам ее подход били в десятку.

И, тем не менее… Если бы всё сводилось к этим двум причинам, я бы отказался. Но была еще и третья причина, побудившая меня согласиться на то, что вполне могло обернуться вульгарным и позорнейшим лохотроном.

Шел 2010 год. Вторая перестройка была уже фактически подготовлена. К этому времени я написал и издал книгу «Исав и Иаков», посвященную этой теме. Но, как говорил герой Чехова: «Всё равно, как ни пиши, а без персидского порошка не обойтись». В новой исторической ситуации «персидским порошком» не могли быть никакие, даже самые рискованные, грязные игры. Наступало время массовых действий. В предложении Никоновой был какой-то донельзя смутный, но шанс на обретение массового ресурса, позволяющего противодействовать перестройке-2.

В 1991 году я дал клятву: «Если это повторится, то улице, ломающей страну, будет противодействовать другая улица».

«Другая улица»? К 2010-му ее не было и в помине. И шанс на ее появление был фактически равен нулю. Но побеждает тот, кто борется до конца. В предложении Никоновой было что-то, намекавшее на какую-то возможность этой борьбы. Намек исходил отнюдь не от Никоновой, для которой уличные действа, да и вся реальная политика были и остаются чем-то сомнительным и никакого отношения к ней лично не имеющим.

Намек — причем, очень смутный — был в самом моем выходе на ТВ, выходе регулярном (5 раз в неделю) и остром. «А ну как, — думал я тогда, — это обернется чем-то подлинно политическим? А раз так, то я смогу оказать на политику решающее воздействие в самый трудный момент». Я понимал, что шансов у меня на это практически нет. Что между передачей на «Пятом канале» и уличной политикой — почти непреодолимая дистанция, но… «Других-то шансов нет вообще, — говорил я себе, — а тут… Тут всё же как-никак телевидение».

Три приведенных выше соображения (очевидная порядочность вышедших на меня людей, парадоксальность концепции «шоу-подлинность» и близость сверхострого политического сезона) привели к тому, что я не стал категорически отказываться от сделанного мне предложения, чем донельзя изумил и огорчил всех своих ближайших соратников, увидевших в этом моем согласии на пробы что-то детское, романтическое и т. п.

Пробы начались. И начались они при резко отрицательном отношении ко всей этой затее моих ближайших друзей и сотрудников.

В ходе работы у меня исчезли последние сомнения в том, что обращение Никоновой ко мне было продиктовано не собственно телевизионными (успех затеваемого проекта), а какими-либо иными соображениями. Я лучше узнал Никонову и понял, как много для нее значит по-настоящему успешный телевизионный проект вообще и особенно — в ее тогдашней ситуации.

Которая состояла в следующем. Наталья Никонова, будучи заместителем Константина Эрнста на «Первом канале», вела себя избыточно независимо. И оказалась втянутой в воронку длительного и для нее безмерно унизительного конфликта. Будучи человеком очень резким и наделенным обостренным чувством собственного достоинства, она в итоге не просто ушла от Эрнста на «Пятый канал», но и прихватила с собой 130 человек из состава сотрудников «Первого канала».

После этого отмщение Никоновой стало для Эрнста делом чести. Тем самым Никонова обзавелась не просто сильным, а сверхсильным врагом. Роднянский же, к которому Никонова ушла на «Пятый канал», был человеком изначально не очень сильным (долго работавшим на Украине, плохо вписанным в российскую элиту и так далее). Генеральным директором на «Пятый канал» Роднянский пришел, считая, что у него есть «ход наверх» через близкого к нему человека, каковым на момент прихода Роднянского на «Пятый канал» являлся Михаил Лесин. И действительно, Михаил Лесин был весьма могущественной фигурой и на телерынке, и в Кремле. Но не успел Роднянский прийти на «Пятый канал», как Лесин потерял и свои позиции на телерынке, и часть своего влияния в Кремле.