Он походил на сумасшедшего, хотя сумасшедшим не был. На улицу подышать, размяться — он выходил теперь только вечером либо ночью. Питался чаем и хлебом. Денег на это требовалось немного. Тех сбережений, что находились у него на книжке, — хватало.

Хотя ходить в сберкассу, выстаивать очередь у окошечка, а потом толкаться в магазине было для него огромной мукой — Анатолий Служак боялся, что его арестуют и жизнь тогда закончится. Он умрет…

Но нет, Служака никто не арестовывал, он продолжал жить своей странной жизнью. Из комнаты некоторое время тянуло сладкой вонью, потом вонь эта исчезла. Владимира Служака никто не искал. Все дело в том, что пропавших ищут только в тех случаях, когда об этом заявляют родственники.

А из родственников у Владимира Служака остались только брат Анатолий, который сам на себя навлекать подозрение ни за что не станет, да многочисленные жены с детьми, давным-давно потерявшие след незадачливого отца семейства.

Время продолжало свой неторопливый отсчет. Сидящий у себя на кухне Служак не знал ничего о том, что происходило в стране — ни о перестройке, ни о борьбе демократов с коммунистами, ни о том, что Советский Союз распался и вместо него уже Россия продолжила плавание по океану времени правда, с обрубленными мачтами и укороченным корпусом, — все это прошло мимо него.

Служак редко, очень редко выходил из дома. Он боялся. Боялся все того же, что однажды на пороге его жилья появятся люди в милицейской форме.

Но они не появлялись.

Прошло еще одиннадцать месяцев.

В доме, где жил Анатолий Служак, понадобилось сделать ремонт. Собственно, и не ремонт это был вовсе: просто сгнили водопроводные и прочие трубы и их потребовалось заменить. Трубы стали тянуть снизу, с первого этажа. Дошли до квартиры Служака, а там — замок. Подождали день, подождали другой — Служака нету. Стали тянуть трубы сверху, также подводить к квартире Служака. Подвели — и вновь остановились: мешал замок.

Тут на пороге возникла соседка:

— Вы знаете, — сказала она водопроводчикам, — Анатолий Васильевич Служак — шофер-дальнобойщик, он может долго отсутствовать — месяц, два, три…

Водопроводчики переглянулись: такие долгие паузы в работе, за которую им решили выдать зарплату — причем сразу за несколько месяцев, в их планы никак не входили, и они решили вскрыть квартиру… Взять понятых, как это положено в таких случаях, и вскрыть. При свидетелях быстро произвести все монтажные работы, и вновь закрыть… Хозяин приедет из рейса, а ему ни о чем не надо будет беспокоиться, у него все уже сделано и не надо ни у кого стоять над душой, ожидать, когда подойдет очередь…

Едва они занялись тем, что затеяли, как дверь квартиры распахнулась, на пороге появился бледный, как мел, Анатолий Васильевич Служак и заявил твердым голосом:

— Я иду в милицию!

Водопроводчики напряглись, если не сказать больше. Они ведь нарушили закон и совершают теперь нечто противоправное — вскрывают дверь в квартиру этого человека. Пусть даже при свидетелях… Пусть даже при представителе жилищно-эксплуатационной конторы…

— Не надо, не надо никакой милиции! — запричитал бригадир водопроводчиков. — Мы все тебе сделаем, дверь подправим, зашпаклюем, подкрасим… Не надо милиции!

— Нет. Я иду в милицию, — твердо заявил Анатолий Служак и раздвинул строй водопроводчиков своим исхудалым, измученным телом… Но в милицию он не пошел, пошел к соседке, у которой имелся телефон, от нее уже позвонил в милицию. Он даже не знал, где находится их отделение: был там давным-давно, когда прописывался в квартиру.

Вскоре к Служаку приехала целая бригада — эксперты, следователи из милиции, представитель прокуратуры Сучков Александр Михайлович. Служака допросили. Потом открыли дверь в комнату, где лежал его родной брат Владимир Служак. Вернее, то, что от него осталось. Открывали дверь, честно говоря, не без некоей внутренней дрожи, хотя все, кто приехал на квартиру к Служаку, были людьми бывалыми. Очень уж страшной была эта история: человек прожил четыре года одиннадцать месяцев в одной квартире с трупом, совсем рядом…

Сучков вспомнил, что нечто подобное произошло в годы войны в блокадном Питере: там одна женщина держала за печкой труп умершей сестры. Сестра мумифицировалась… Но женщина та преследовала конкретную цель — ей надо было выжить: она получала на сестру продуктовые карточки…

Тот питерский случай попал в историю криминалистики. Но о том, что произошло у Анатолия Служака в его квартире на улице Мира, наверное, не только история криминалистики ничего не знала… Это было нечто особое, пугающее фактом собственного существования в списке разных «ужастиков».

Труп Владимира Служака превратился в мумию, по которой невозможно было определить, Служак это или кто-то еще. На фотоснимках, которые Сучков получил в ходе следствия, Владимир выглядел этаким бравым, уверенным в себе молодцом, с густой шевелюрой и открытым взглядом, — чувствовалось, человек этот полон жизни, надежд, планов, желаний, он очень старался выглядеть на фотокарточке получше, и это у него получилось, — и совсем не был похож этот Служак на мумию.

А мумия лежала в комнате с оскаленными зубами, с глазницами, затянутыми плесенью, с паутиной, мертво приклеившейся к его рукам. Паркет под трупом был черным — «отошли трупные воды», как было сказано в следственных документах… Узнать, от чего погиб этот человек, было уже невозможно. Хотя нож, завернутый в газету «Сельская жизнь», валялся тут же, рядом. Пришлось делать фотосовмещение черепа со снимком, который Сучкову удалось добыть, производить следственные эксперименты. Группу крови, например, определяли по кости, и это очень сложная «молекулярная процедура» — надо отпилить кусочек кости и произвести несколько десятков анализов. Отпилить, конечно, легко, а вот анализы… Их делать не только сложно, но и очень дорого. Но все же пришлось делать: того требовали юридические формальности.

Самого убийцу решили пока не арестовывать — он никуда не собирался исчезать. Но потом все-таки арестовали из совершенно бытовых соображений: беднягу надо было немного подкормить, он совсем дошел до ручки на своих харчах. Анатолия Служака качало, его могло сбить с ног даже обычное движение воздуха, так он ослаб.

Следствие хоть и не было сложным, но все же доставило Сучкову немало хлопот — с одной стороны, по части технической, с другой — играл свою роль временной фактор: детали преступления (когда преступление раскрывается по свежим следам) совершенно утратили свои обличительные функции. Они обезличились.

Все характеристики, которые Сучков получил на убитого, были отрицательными. Характеристики же убийцы, были, напротив, только положительными. Вот какой казус «имел место быть». Случай, очень редкий в юридической практике.

Да и вообще вся эта история…

Приговор, вынесенный судом, был довольно мягким: Анатолий Служак за убийство брата получил три года, которые он благополучно и отсидел. Когда же вышел на волю, то появился у Сучкова.

— Александр Михайлович, вы у меня правительственную награду, медаль «За трудовые заслуги» при аресте изымали?

— Изымал.

— Верните ее мне!

Раньше осужденных лишали правительственных наград — Верховный Совет СССР по этой части принял немало постановлений. Но все это осталось в прошлом: Верховного Совета нет, СССР тоже нет, никаких постановлений насчет того, чтобы Служака лишить законной награды, не было, и Сучков вернул ему медаль. Благо хранилась она в сейфе краевой прокуратуры.

Вот такая история произошла в славном городе Ставрополе.

Кто такой Сашка Грохоткин? Наверное, во всей Астраханской области нет человека, который бы знал его биографию лучше, чем старший помощник прокурора области Вера Сергеевна Армянинова. И что только ни делала Вера Сергеевна, чтобы наставить Сашку на путь истинный, — ничего не получилось, Сашка оказался тем человеком, которого исправить уже невозможно. Везде он успел побывать — и в детприемнике, и в психиатричке, в милиции его вообще каждый сержант знает, пробовали определить в детдом, так директор дома в ужасе замахал руками: «Свят, свят, свят! Только не в детдом! Он всех наших детишек превратит в бандитов!» Директор детского дома был прав.