Теперь Людочка, думая о своем будущем ребенке, которому надлежит расти без отца, часто плачет. Ей кажется, что жизнь ее не удалась, все в ней потеряно и никогда уже не выпадут в жизни этой треклятой светлые дни. Не будет их. А уж разных презентаций, демонстраций, конкурсов и прочее — тем более. Все это находится совсем в других весях, в иных измерениях, куда Людочке нет ходу. Чувствует она себя совершенно дряхлой старухой навроде Колькиной мамаши и, понимая это, понимая всю безнадежность своего положения, начинает плакать еще сильнее…

Мало кто знает, что в горах Адыгеи, в ручьях до сих пор находят золото, его промывают в примитивных грохотках, очищают, сушат, набивают золотым песком плотные полиэтиленовые мешочки — для продажи специально делают узкие, размером примерно с авторучку, кульки — и успешно торгуют. Золото всегда было товаром ходовым и вряд ли в наши дни потеряет свою ценность.

Каждый год в горы направляются золотоискатели. В одиночку, таясь от себе подобных — не дай Бог, если пристрянет кто или дорогу пересечет еще какой-нибудь любитель желтых невзрачных крупинок, поднятых со дна студенистых местных ручьев, — это плохо, очень плохо, золото не любит, когда к нему идет слишком много народа, пугается, любит людей одиноких. Так и таятся друг от друга золотоискатели, таскают в горы продукты в гигантских горбатых рюкзаках, инструмент, лопаты.

Впрочем, в «экспедиции» ходят не только любители драгоценного металла, ходят и другие любители, например оружия. В годы войны на здешних перевалах шли изнурительные бои, в заросших окопах осталось много оружия, его находят до сих пор — находят и отечественные, с сопревшими прикладами трехлинейки, и германские карабины, и «шмайссеры» с хорошим патроном, и «парабеллумы» с наганами, и столь популярные сегодня тяжелые командирские ТТ — оружие, уважаемое киллерами, находят даже горные пушки с целыми складами снарядов, аккуратно уложенных в деревянные ящики.

Ходят также сборщики шиповника, рябины, боярышника, других ягод, но эти высоко не забираются, им хватает товара внизу, в зарослях, широкой зеленой полосой обрамляющих подножия гор. Этим сбором занимаются в основном старухи, мальчишки и бомжи. Бомжи и ночуют там же, в горах, у костров, живут в пещерах либо в шалашах, на берегах ручьев, вниз спускаются лишь за тем, чтобы сдать добытое и купить ящик «фуфыриков» — крепчайшего тройного одеколона, который они предпочитают всяким другим заморским напиткам «мартини» и «камю». Над «камю» бомжи вообще надсмехаются и весело восклицают: «Камю на Руси жить хорошо?» Действительно, камю?

В октябре горы становятся красными, огнисто-яркими, светящимися, осенний свет их режет глаз, воздух делается стеклистым, по ночам от крутых морозцев начинают кряхтеть камни, приглушенный, с таинственной одышкой гомон золотоносных ручьев делается громким, возмущенным — неохота на зиму ложиться под лед, под снег.

В горах в эту пору много сладкой, тронутой первыми морозами рябины сладка она бывает, как мед, чай без сахара пить можно, старухи так и поступают — бросают в рот по рябиновой ягоде и пьют чай вприхлебку, с блюдца.

Как-то в горы пошли школьники изучать родную природу, как было записано у них по программе, а заодно полакомиться ягодами и домой набрать, благо, кроме рябины, водится в заповедных горах много и дикого винограда, и терна, и инжира, и разных южных орехов, начиная от «греческих», кончая фундуком.

Молодые люди — народ любознательный, изучая природу и лакомясь ее дарами, они поднимались все выше и выше, пока, наконец, не поднялись к одному из золотоносных ручьев — мрачному, бурчливому, с седым старым дном, одолели его по широкому осклизлому бревну, выскочили на тропку, двинулись по ней и через несколько минут остановились.

В центре полянки, у остатков холодного костра, держа в руке алюминиевую миску, лежал скелет, скалился отмытыми дождем зубами на ребят.

Не выдержав, ребята бросились назад — вот тебе и изучение дикой природы, вот тебе и сладкие дары горной адыгейской осени! И так неслись школьники вниз, объятые страхом, бледные, взмыленные, что остановились лишь далеко внизу, за несколько километров от полянки, где лежал страшный, со скалящимся бандитским черепом скелет.

В горы выехала следственная группа.

Возглавил «выездную» бригаду опытнейший прокурор Егор Алексеевич Горяйнов.

Первое открытие, которое сделала группа, подтвердило, что такая представительная бригада нужна — этот расклеванный дикими птицами, изгрызенный мышами, крысами, разными горными зверьками, съеденный червям человек был убит. Левая лопатка у него имела крупное страшноватое отверстие — след пули, та же пуля выкрошила и часть костей на грудной клетке.

После первого осмотра стало понятно — на этой полянке неведомый убийца уложил золотоискателя. Но кто он, этот золотоискатель? Документов-то нет, на котелке, который так и остался висеть на рогульке костра, фамилия не выгравирована, хотя, будь на то воля Егора Горяйнова, он выдал бы людям, уходящим в горы, на промысел, пластмассовые либо железные медальоны, как солдатам Великой Отечественной войны, и маркировал бы их посуду — ведь это же одиночки, а одиночка, отправляющийся в горы без напарника, — это самоубийца. Он здорово рискует.

То, что в горах втихую моют золото, Горяйнов знал, наткнулся на этот факт еще несколько лет назад, когда среди вещественных доказательств, фигурирующих в одном деле, увидел бутылку с ртутью. Большой, черного стекла «огнетушитель» из-под шампанского был под самую пробку заполнен ртутью. Горяйнов недоумевал: зачем в доме держать бутылку с опасной жидкостью? Потом один старик разъяснил ему, что ртуть используется для очистки золота — каждый добытчик драгметалла имеет такую бутылку. Но золотоискатели — это люди-тени, никто не видит их, не слышит, никто (правда, только на первый взгляд) не знает их в лицо. За годы прокурорской практики Горяйнов так ни разу и не столкнулся с золотоискателями. Не довелось.

И вот странная находка: «скелетированный труп», как было отмечено в следственных документах. Хоть и уходят золотоискатели в горы втихую, боясь сглаза, и все-таки получилось, что почти каждый отправлялся на промысел при свидетелях — обязательно кто-то что-то да видит. В частности, в селе Гузерип засекли, как в горы уходил один незнакомый золотоискатель: с собой нес инструмент, имел хороший запас продуктов. Был этот человек в возрасте, усталый, с тяжелой походкой, седой. Седой… может, это и был тот самый незнакомец — около трупа в траве следователи нашли выпавшие седые волосы. Горяйнов проверил всех, кто уходил мыть золото в горы, выяснил, кто вернулся, получилось, что все уже дома. Кроме одного старика. Старик этот жил в другом селе, а иногда по нескольку месяцев обретался у сына в городе. Фамилия его была Андрейченко. Родственников у старика, кроме сына, не было. Но сын пока находился в альпинистской экспедиции.

Впрочем, недаром говорят: на ловца и зверь бежит. Через некоторое время в Гузерипе появился сын.

По вещам, по посуде, по остаткам волос сын опознал своего отца Михаила Семеновича Андрейченко.

Вскоре сын Андрейченко исчез на несколько дней — ушел в горы, проверял места, где отец мыл золотой песок. Потом вернулся в Гузерип.

Горяйнов пробовал говорить с ним, но младший Андрейченко замыкался, темнел лицом, устало опускал жилистые крепкие руки.

— Если бы я узнал, кто это сделал… — голос у него начинал опасно звенеть, — я бы его задушил собственными руками. — И по-ребячьи шмыгал носом.

— Этого делать нельзя, — пробовал мягко убедить его Горяйнов, — это самосуд, а преступник должен ответить перед судом настоящим.

Андрейченко лишь отмалчивался. Он вообще был вещью в себе, младший Андрейченко, замкнутый, с угрюмым взглядом, посчитавший, что сможет в одиночку найти убийцу отца. Видимо, законы в семье Андрейченко были такие, они не верили властям, не верили в добро, не верили никому, кроме самих себя.