— Это то, что надо! — бодро произнес Шуров, обливая бензином салон автобусика, тела Закладного и Дениски. Остатки выплеснули на крышу «тойоты». Затем бензин подожгли и стремглав, кинулись прочь — уж слишком жарко разгорелся тот страшный костер.

Прикубанский окружной прокурор Анатолий Леонидович Одейчук рассказывал мне, что, как установила экспертиза, когда сторожа подожгли машину, то девятилетний Дениска был еще жив.

Шуров и Ульянов уже порядочно отбежали, когда громыхнул взрыв: у «тойоты» рванул бензобак.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно прокричал на бегу Шуров, — от вонючек этих, от коммерсантов, одни ошметки теперь останутся, так что будь, парень, спокоен, нас никто не найдет!

Он ошибался, Сергей Шуров. Несмотря на сильный взрыв, от «тойоты» даже номерной знак не оторвался. По нему оперативники определили, кому принадлежит машина, и уже ранним утром милицейский офицер стоял у дверей квартиры Закладного. У жены Закладного узнали, что муж вчера вечером уехал охранять дом на улице Калинина, 60. А там ниточка была уже совсем короткая — она очень быстро вывела на Шурова с Ульяновым.

Надо отдать должное — те чутьем обладали волчьим, мигом поняли, что запахло жареным, и спешно засобирались в дорогу. Они решили раствориться в Чечне, тем более что у одного из них в Ичкерии были крепкие завязки. Уйти Шуров и Ульянов не успели — милицейская группа взяла их в кольцо.

Обложенные, они попробовали прорваться с боем — открыли стрельбу из охотничьих ружей, но не тут-то было — оперативники видели и не такое и вообще по этой части имели опыт куда больший, чем Шуров с Ульяновым, кольцо сжали и убийц повязали. Чечня недополучила двух аскеров — впрочем, аскеров весьма сомнительных: такие люди продаются кому угодно и когда угодно, всякие боевые действия их интересуют только одним — возможностью затеряться в неразберихе да вволю пограбить беззащитных жителей. И воевать они не умеют, хорошо воюют лишь тогда, когда сами вооружены до зубов, а против них выступают люди с перочинными ножиками.

Матерящихся, сопротивляющихся убийц затолкали в «воронок» и увезли в Краснодар, в следственный изолятор.

И Шуров, и Ульянов были осуждены — получили срок по соответствующей статье. Не согласившись с приговором, подали кассационную жалобу, и получили смягчение, но в дело вмешалась прокуратура: убийцы не достойны жалости, у них нет никаких прав на так называемые смягчающие обстоятельства, — и загудели бывшие сторожа в места не столь отдаленные: один на семнадцать лет, другой — на пятнадцать. И справедливо.

Вернутся они оттуда нескоро.

В Адыгее, в Майкопе, живет прекрасный, очень дотошный юрист, знающий свое дело, как, наверное, сапер знает разминирование дорог и мостов, следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры Андрей Фатин. Впрочем, сейчас он уже переместился из следователей в прокуроры отдела это работа хоть и беспокойная, но нет в ней тех бесконечных поездок, напряжения, что имеется в следовательских буднях, она не требует чемоданной жизни, а чемоданная жизнь, как известно, разрушает семью, изматывает, старит, она вообще только для молодого человека… Но не в этом суть.

На счету Андрея Фатина расследование немалого числа «крутых», как ныне принято говорить, дел.

Одно из таких дел — о банде Болдырева — Тонких, дело это так и проходило под двумя фамилиями и было настолько тяжелым и необычным, что расследование его заняло целых 64 тома.

Болдырев Сергей Алексеевич, 1954 года рождения, Тонких Виктор Николаевич, 1958 года рождения, сидели вместе в одном лагере. Тонких — за покушение на убийство, Болдырев — за изнасилование, там они подружились и, выйдя на волю, решили следовать по жизни дальше вдвоем. Только вдвоем.

Поклялись на крови: порезав руку одному из клянущихся, потом другому, по нескольку капель крови выдавили в стакан с водкой, разделили на двоих, поровну, закусили вкусной венгерской колбасой, купленной в торговой палатке…

— Ну что, надо бы первым делом пополнить наши кошельки, — сказал Тонких Болдыреву, — а то без «мани-мани» жизнь совсем скучная.

— И серая, пресная, как вареный картон — ни тебе песен, ни тебе радости в душе, — согласился Болдырев. — Я и сам об этом думаю. Надо провести очень эффективную операцию.

— Какую?

— Да взять, например, кассу на заводе. Или в сельскохозяйственной академии, в Краснодаре, народу там, сотрудников и студентов, полным-полно, денег привозят несколько мешков. Один раз возьмем и на всю жизнь будем обеспечены этими самыми… «мани-мани».

— Дельная мысль!

— Нужно оружие! Без оружия нам не только мешок — сто рублей не взять.

— У меня кое-что есть… Припасено не нами, да нам досталось. — Тонких красноречиво помотал рукою в воздухе.

— Ну! — удивился Болдырев.

— Ага! Обрез малокалиберной винтовки.

— Обрез не пистолет Макарова, конечно, но на безрыбье и рак рыба.

— У меня тоже есть оружие. И оно не хуже пистолета с обрезом, — сказал Болдырев и взял с обеденного стола кухонный с черным лезвием нож, показал напарнику: — Вот оно, это оружие!

— Ты чего, Сереж? — всполошилась жена Болдырева Валя Краснихина, лицо было коричневым от пятен — Валя была беременна. — А?

— Да ничего, успокойся. Мы тут с Витюхой одно дело обкашливаем. Добавил недовольным тоном: — Не все же нам в нищете ходить!

Валя обрадовано прижала руки к щекам:

— Ой, как хочется разбогатеть! А то надоело считать каждую копейку!

Когда Болдырев с Тонких покидали тюремную зону, довольные, со справками об освобождении на руках, Тонких получил то, что на профессиональном воровском языке называется наводкой — верные сведения о том, что на благословенной кубанской земле живет богатая женщина по фамилии Малахова, бриллиантов у нее видимо-невидимо — еще от деда, который едва ли не царским генералом был, остались да от родственников, от отца, что, придя с войны, не мануфактуру с собой привез и не ржавый трофейный «опель», а коробку с радостно посверкивающими камушками.

В общем, наводка была точной, богатство Малаховой пора было экспроприировать.

Обрез на это первое дело не взяли — взяли лишь ножи да веревку.

Самой Малаховой в квартире не оказалось, там находился ее сын с девятнадцатилетней девчонкой: то ли к занятиям вместе готовились, то ли еще чем занимались…

Первым делом связали их, чтобы не брыкались или, еще хуже, не вздумали убегать. Мальчишку пытали, жестоко, зло: кололи ножом, прижигали тело огнем — требовали, чтобы открыл тайну: где находятся бриллианты?

Мальчишка тайну не открыл, он и слыхом не слыхивал, что у матери есть какие-то драгоценности.

— Где тайник? — подступал к нему Болдырев с ножом, острием поддергивал подбородок несчастного парня вверх. — Говори, не то сейчас глотку, как распоследнему козлу перед октябрьскими праздниками, располосую. Ну!

А что мог сказать ему юный Малахов? Ничего.

Болдырев убил его. Ножом. То, как он работал ножом, вызывало у Виктора Тонких восхищение. Болдырев был профессионалом: бил безошибочно, в уязвимое место, нож у него никогда не спотыкался о кость, потом вращал крепко зажатой в руке рукоятью, будто циркулем, — лезвие ножа вырезало все, что попадалось, оставляло огромную рану, затем Болдырев ставил итоговую точку перерезал жертве горло. Как киллеры ставят последнюю точку — делают контрольный выстрел жертве в голову, так и Болдырев ставил последнюю точку — ни одна из его жертв не выжила.

Он потом довольно цинично и открыто заявил следователю Фатину:

— Самый надежный способ убийства — перерезать человеку горло. Это наверняка.

Девчонку (ее фамилия Солодухина) тоже убили — свидетелей Болдырев не оставлял никогда.

Бриллианты не нашли — «наводка» оказалась ложной, в доме Малаховой их вообще никогда не было. Взяли какую-то не самую лучшую бижутерию, несколько «цацек» из золота и серебра, немного денег, и все. И вот что показательно все это было испачкано кровью.