- Леонов, - снисходительно бормочу, кладя свою ладонь в варежке ему на грудь, - у тебя есть девушка, моя подруга, Ксения. Вот с ней шути и будь серьёзным, с ней заигрывай, а не со мной.

Это была провокация. Шуточная провокация. Я просто хотела остудить его пыл, посмеяться, сбросить повисшее над нами напряжение. А вместо этого получила вмятину. Такую, знаете, сочную вмятину.

На губах.

Он рывком поднялся и прикоснулся к губам. Губами. И ладонью сжал ту руку, что лежала у него на груди. А второй ладонью обхватил меня за шею и повалился назад. Я – вместе с ним. Когда упал, он уже не целовал меня и не рисковал. Выглядел довольным, улыбался, чем рьяно всколыхнул все мои принципы. Я разгоралась негодованием снова.

- Леонов, ты труп, - прошипела я, чуть ли не окунув своё лицо в снег. Костя всё ещё сжимал мою шею в объятьях и прижимал к себе, чтобы я не убежала или не вздумала его ударить.

- Да-да, - он ухмылялся и явно был собой доволен. Поиграть ему захотелось, ты смотри! – Скавронская, ты сейчас смущаешься, поэтому лучше для тебя, чтобы я не видел твоего лица.

- Насильник ты, Леонов! – злостно бубнила я, не обращая на его слова никакого внимания и всё пытаясь вырваться.

- Конечно-конечно, - нет, и как он смеет так со мной обращаться?! Ты не жилец, Леонов. Баста!

- Я убью тебя, слышишь? Дай вот только освобожусь, - и как ему удавалось меня сдерживать в такой-то позиции, будучи снизу, ума не приложу.

- Не сегодня, Скавронская, не сегодня.

Его лёгкая ирония и откровенное издевательство меня просто бесили. Но я не слишком вырывалась. Он прав. Я действительно смущена, поэтому и несу весь этот бред про убийство. Какая-то часть меня радовалась тому, что Костя вот так держит и не даёт вырываться, что он, даже будучи на стороне оппозиции, на самом деле, придерживается меня. Но это была маленькая часть меня, очень и очень маленькая.

- Зачем ты это сделал? – уже успокоившись, интересуюсь, всё так же возлегая на нем. Вернее, я не совсем на Косте лежала. Он скорее держал мою половину туловища, а вторая – на снегу.

- Глупый вопрос, Скавронская, очень глупый, - я дёрнулась. Он мне сейчас напомнил Егора. Когда-то уже слышала такое от него. Правда, он вряд ли издевался тогда надо мной, вряд ли мы были в таком положении, но определённо что-то было.

- Ты с Кравец встречаешься и изменяешь ей, - это слабо притянутый аргумент за уши, потому что поцелуй, как таковой, я не особо считала изменой. Или, может, потому что это не мой парень поцеловал другую девушку… А что, если бы Егор поцеловал Лену? В этом как-то ничего такого. Они же встречались. Да и после того, как я ушла тогда в день их годовщины, где гарантия, что между ними ничего не было?

- Это не твоего ума дела, - он легко стукнулся лбом о мой висок, чем вывел меня из собственных глубоких раздумий. – А ты не пушинка, однако.

Он засмеялся, отпустил меня и, чтобы не получить праведного гнева по лицу или по рукам, укатился на несколько метров. Колобок. Или это, блинчик, во! Закрученный с вишнями блинчик!

Пожалуй, только Леонов мог так непринуждённо закончить эту неловкую ситуацию с поцелуем и объятьями. Откуда у него вся эта мудрость, как вести себя с девушкой? Интересно, а с Кравец он тоже такой? Хотя, если вспомнить его попытки привлечь её, когда она увлеклась Егором… Стоп, почему он добивался Ксени, если она влюблена была в Егора?! Ты мог бросить её на этой почве! Чёрт, Леонов, ты опять что-то не договариваешь?

- Почему ты не бросил Кравец, пока она влюблена была в Егора? У вас же были трудности в отношениях как раз, - кому-то другому задать такое в лоб я бы не смогла. Но с Костей можно. Меня ведь это волнует, а значит, можно.

- А как иначе ты бы уделила мне внимание? – он усмехнулся, поднимая со снега шапку, но заметил мой искрящий от гнева взгляд и продолжил: - Шучу. Ты вела себя странно, не общалась почти ни с кем, а я не придумал ничего лучше, как вернуть тебя в социальную сферу.

Секунду назад я готова была ему снести голову, а сейчас чувствую благодарное тепло. Что ты за человек, Леонов? Ты же хренов манипулятор, который прикрывается добрыми намерениями. Я уже сомневаюсь, что знаю тебя. И вообще, знала ли когда-то? Тебе ведь удавалось даже чувства свои ко мне от меня же скрыть!

- Может, так ещё кто-то в меня влюблён, а я тупо не замечаю? – вслух бросила, глядя себе под ноги.

- Расслабься, Кать, - он легко обнял меня за плечо, направляясь к тротуару, а оттуда – ко мне домой. – Я же тебя ни к чему не призываю и не перекладываю ответственность.

- Вот именно, - поддакиваю ещё из забвения, - чувства твои, значит, ты и несёшь за них ответственность. Ты управляешь ими.

- Верно говоришь, - он потряс меня за плечи – видит, похоже, когда я мыслями не тут. – И не переживай. Я Ксюше говорить ничего не стану. Она моя девушка, ты права, и твоя подруга.

- Ты настолько лицемер, что сможешь притворяться, что ничего нет и не было сегодня? – я спокойна, не совсем расслаблена, но говорю вполне ясно.

- Ну, до вчера же притворялся и весьма успешно – даже ты не поняла, - он хохотнул и сжал моё плечо, - а сегодня ничего и не было. Так, случайность.

- Ага, случайность, - я поджала губы и скептически уставилась на него.

- Будешь умничать – будет и не случайность, - его глаза опасно блеснули, а на губах заиграла злорадная усмешка. А потом Леонов засмеялся, и его рука немного подрагивала в такт его смеху на моём плече.

Он провёл меня до дома и запустил в подъезд. Для чая слишком поздно. Оказалось, что мы гуляли едва ли не полтора часа. Мама уже переживать стала. Я ведь на полчасика отпросилась, с Костей поболтать. А тут – на тебе. Как бы она не начала сватать меня за него. А потом не растрепать это Ксениной маме. А потом будет херня, отвечаю. Большая, скандальная, с кучей недоразумений, словно на разных языках рассказываемая, херня.

Остаток вечера я провела в хорошем расположении духа – всей семьёй мы как-то случайно собрались в гостиной и смотрели телевизор. Надо подумать, когда такое в последний раз было-то? Когда никто из нас не занят ничем таким важным и может, а главное, хочет, посидеть с семьёй перед экраном. Или дело всё в том, что сейчас шла новогодняя комедия?

Воскресенье, уже 30 (!) число, началось с ароматов завтрака и безжалостной работы духовки. Мама начинала куховарить. Мама начинала создавать шедевры на новогодний стол. Мама начинала творить.

- Мама просила не совать свой нос в те дела, с которыми вы, юная леди, не хотите мне помогать!

Ну, вот так как-то всё и было. А ещё сегодня причаливали Вишневские. И мне желательно быть дома, чтобы они не разрушили мою вчера устроенную экосистему в комнате. Не ступит нога врага на мою территорию. Или вступит и выйдет моментально! No pasarán! Враг не пройдёт!

В прошлый раз мне их хватило. Пришлось паркет менять из-за того, что их большая Олечка на роликах разъезжала. Видите ли, на улице она боится кататься, боится упасть, поэтому тренируется дома. Ей бегать надо, а не на роликах кататься. Пусть дают ей в зубы коляску с младшей Олей и отправляют в парк гулять. Ей полезно много ходить, а малой – много дышать. И нет, я не жестокая, я справедливая. Сами отъели себе задницы, а потом удивляются, почему за двадцати двух летней кобылой никто не ухаживает. Ещё бы. И ладно лишний жир и её, кхем, плавные линии фигуры, но ведь она и не следит за собой. Ни здорового питания, ни масок для лица, для волос. Ни даже приличного маникюра! Однажды она вышла на улицу с грязными патлами вместо волос и даже не додумалась их в какой-то хвост или гульку заплести! Нет, ну, вы видели такое?

Зато старшая дочь, первенец, у Вишневских – красавица. Елизавета. И как первенец сорвала себе очень много лавров. Замуж вышла, родила и теперь сбагрила эту Олечку-младшую на родителей, а сама с мужем увлеклась работой. Можно сказать, что я вполне законно приписываю мелкую Олю именно родителям – они похожи на семью, хоть и жрут, как свиньи. Однако я бы не отдала им своего ребёнка, если не хочу, чтобы тот был похож на копилку для денег – такую же пузатую. Уж простите за неполиткорректность в адрес полных людей. Родственников, увы, не выбирают.