- В лицей меня родители направили, да и я тут почти весь девятый класс провёл на дополнительных, - и как ему удаётся так непринуждённо вести беседу под таким взглядом? Ксюша, наверное, сквозь стенку хочет пройти – настолько жмётся к ней, скрываясь за моей спиной от практиканта. – В университет собираюсь наш, на экономический.

- А чем увлекаешься? – наверное, со стороны это должно выглядеть, как беседа милого нового преподавателя, который искренне хочет подружиться со своими подопечными из-за небольшой разницы в возрасте, но не выглядит так.

- Танцами и музыкой. На гитаре играю.

- Ладно, кто у вас тут хорошо учится? Называй по очереди людей. Когда дойдёшь до троечников, остановись, - практикант поднялся со стула и прошёлся к своему креслу, готовясь к чему-то очень жаркому.

- Абрамова Оля, - Ксеня развернулась к старосте и умоляюще смотрела на него, шепча одними губами, чтобы он не называл её имени вообще. Но это не скрылось от взгляда коршуна в учительском кресле, однако он смолчал.

- Значит, ты отличница, - злопамятно усмехнулся практикант Ольке. – Как думаешь, ты больше умная или красивая?

Она покраснела от растерянности и смущения одновременно. Класс не знал, как реагировать на это: вроде смешно, а вроде это же Абрамова – красивая и умная, списывать даёт, активистка. А практикант сидел себе, как ни в чём не бывало, словно созданная напряжённая атмосфера, катаклизм, явно не его рук дело. Среди всеобщего шёпота и гула я услышала протяжной стон подруги, которая вот-вот была на грани срыва. И, воспользовавшись суматохой и спиной Жени, которая надёжно скрывала все мои поползновения головой, бросила «перестань паниковать», чтобы хоть как-то вразумить истеричную натуру.

- Ладно, не смущайся. Красоту вижу, а ум – нет пока. Продемонстрируешь позже. Хочешь что-то рассказать о себе? – вот так вот взял и своим беспардонным унижением отбил у Ольки всё желание к себе. Может, это была его цель изначально? Если у него закрутится роман с ученицей, да «в стенах нашего уважаемого лицея» (так говорила заместитель директора по воспитательной части), то не миновать беды ни практиканту, ни ученице, ни Светлане, ни университету, ни лицею. Всё-таки престижное учебное заведение, и скандал любой, даже самый маломальский, отразится на репутации очень скверно. – Нет? Тогда следующий.

- Сазонова Женя.

- А, так ты тоже отличница? – с лёгкой улыбкой (ещё тогда я не знала, что это та сама садистская улыбка) поинтересовался он. – Ну, расскажи о себе что-нибудь, что будет интересно услышать всем.

- Ну, я, похоже, единственная в своём роде, которая умудрилась заработать ваше плохое расположение к себе вполне безобидным вопросом, - она не улыбалась, говорила чуть с опаской, но её ответ позабавил практиканта. В ту секунду я и поняла, насколько он садист. «Он очень садист».

- Знаешь, а ты мне нравишься, - судя по трясущимся рукам отличницы, она ожидала чего угодно, но не этого. – Ну, что, Женя, доклад можешь не делать, а передай его тому, кого Леонов назовёт после тебя.

- Острова Лариса, - Костя с молчаливым извинением глядел на скромную, зажатую Лару, которая так восхитилась наружностью практиканта и разочаровалась в характере, что встать она так и не удосужилась.

- Острова, поднимайся. Ты меня боишься, что ли? – нет, ну, каков наглец! Говорить такое в лицо девушке, которая и глаз на него поднять не смеет. – Ладно, сиди. Я с тихонями не общаюсь. Женя, она всегда такая?

Сазонова чуть дёрнулась, когда практикант назвал её по имени, словно выделил из всех в классе, и всё равно кивнула, не смея раскрыть рта. Комок в горле и за Лару, которую подставила с докладом, и за Костю, который не смог соврать, и за себя, что своей серьёзной натурой привлекла новичка. Костя назвал фамилию Ксени, и мягко, очень мягко опустилась её ладонь с моего плеча. И вместе с этой ладонью я ощутила, как увядает надежда подруги, что практикант её не узнает. Но судя по его всё той же садистской улыбочке, он узнал, вспомнил, как она просила старосту о чём-то, догадался о сути её просьбы и произнёс:

- Кравец, к доске.

Тут уже можно возвращаться к тому эпизоду, о котором я рассказала сначала. Про то, как Ксеня впервые в жизни получила тройку, про то, как я вступила в диалог с практикантом, чтобы отомстить за неё и выполнить своё обещание, и про то, что в тот момент практикант изменился в лице, услышав ту самую фразу, которой Кравец отшила его прошлой ночью в клубе «КС». Ну, а теперь вернёмся уже к нормальному ходу событий.

- Леонов, Скавронская тоже отличница? – медленно издевается надо мной, прожигает взглядом моё лицо, отчего мне становится дурственно. А Костя, заложник обстоятельств, утвердительно отвечает, от чего улыбка на лице практиканта расползается ещё шире. Если бы я не знала его мотивов, то этот жест можно было бы принять за добротный знак флирта. Кстати, когда он улыбался, то выглядел безобиднее. Вот парадокс ведь! – Тогда «два» тебе, Скавронская. За дружбу надо платить.

- Вы у меня ничего не спрашивали по своему предмету. Не имеете права ставить мне двойку тогда, - что-то подсказывало мне, что первый урок права даром не прошёл для меня.

- А я тебе не за знания поставил, - с наслаждением этот педантичный ублюдок выводил двойку в журнале напротив моей фамилии: я даже видела движение его ручки(!), - а за поведение.

Похоже, он был доволен собой сейчас. Каждое слово произносил с таким теплом, с такой заботой, что моё негодование только росло. Ксеня сзади просит успокоиться, чтобы замять эту историю побыстрее? Да какой там! Катерина в ярости и будет крушить и ломать до тех пор, пока не выгорит запал.

- Можешь пойти и обрадовать куратора своей двойкой по поведению. А затем покарауль дверь снаружи, чтобы никто не напал на ваш одиннадцатый-в, до звонка, - спокойным тембром произнёс практикант и с ожиданием каких-то моих действий в упор смотрел, пристально и не моргая. – Ты поняла, что я сказал? Ты корнями в этот стул вросла? За дверь, Скавронская.

- Хорошо, что нет, - шепнула я так, чтобы Ксеня слышала, и, быстро сунув телефон в карман кардигана, покинула аудиторию.

Впервые меня, Катерину Скавронскую, выгнали из класса за плохое поведение. Не подождать, пока другие напишут контрольную. Не выйти, чтобы не подсказывать Кравец. Не выйти, чтобы подышать свежим воздухом, когда на мне лица нет. Не выйти, чтобы позвать кого-то. Нет, это было то самое «за дверь», когда говорят плохому ученику, не прилежному, непослушному и трудно управляемому. Разве ты такая, Катерина? Вот скажи мне, то есть себе, ты действительно такая непослушная? Как давно ты стала трудным подростком? Тебе ведь восемнадцать будет. В кого ты превратилась?

Ладно, хватит с меня моих собственных нравоучений на материнский лад. Ведь главное для прогульщика – не попасться. А нашими коридорами любит прогуливаться то замдиректора по учебной части, то замдиректора по воспитательной части, то сам директор. Если честно, для меня сейчас опасен любой человек, который имеет прямое отношение к учительской. Поэтому я двинулась, как и было мне приказано, к куратору.

Елена Александровна, будучи преподавателем математики (и курса алгебры, и геометрии), сейчас сидела в учительской, разговаривая с другими преподавателями, которые у нас не вели. Вызвав её на минуту из кабинета, поделилась с ней историей, произошедшей на уроке, не преминув случаем исказить образ практиканта до садистского. Конечно, я сказала, что получила двойку ни за что, а ещё сказала про то, каким образом он издевался над Ксюшей, которая едва ли не расплакалась. Не то, чтобы я была доносчиком,… просто меня с этим человеком ничего не связывает, чтобы чувствовать обязательства, помыкая которыми меня можно уличить в доносе. Вот честно, я не чувствую себя противно или как-то лицемерно. Пожалуй, я вступила в такую серьёзную перепалку с кем-то ранга «учитель» только из интереса, чем это может кончиться. Само собой, и обещание Ксене, желание отстоять её честь тоже играли роль, но не такую, как банальное любопытство, так схожее на детское «а что будет, если…?».