- Я сама, - достав из сумки телефон, я начала искать в контактах номера. – Вам в какую сторону? Может, вам тоже заказать?

- За мной заедут. Не переживай, - он выглядел вполне нормальным. Но почему между нами чувствовалась какая-то тёплая неловкость? – Сильно замёрзла? Может, зайдём внутрь? Там всё-таки теплее. Не вздумай заболеть.

- Если я заболею, то от меня не будет ничего слышно целую неделю. Поэтому мне нельзя болеть. И вам не советую, - слушая гудки в телефоне, говорила я. – Вы, наверное, ужасно выглядите, когда болеете. Алло, здравствуйте….

Он выглядел уязвлённым немного. Ещё бы, я покусилась на его внешний вид. Но это случайно. Мне просто холодно. Я злая в такие моменты всегда. Мы зашли в лицей, чтобы подождать такси и не замёрзнуть.

- Тебе интересно, как я выгляжу, когда болею? – он улыбнулся уголками губ, но всё равно это была его садистская усмешка. Он знает, что прав, и улыбается, насмехается. Бесит, в общем.

- Да не очень. Просто вы так тщательно заботитесь о своём внешнем виде, что, наверное, во время болезни приходится скрывать очень много недостатков, поэтому и выглядите жутко, - я вглядывалась в его скулы, нос, глаза, лоб и брови, представляя сухость кожи от постоянного трения платком и полотенцем. – Насморк, наверное, вы просто ненавидите. Красный нос вам не к лицу.

- Скавронская, - раздражается, ещё бы. Я ведь оскорбила его снова. И как у него получается сдерживать свою злость? Завидую даже. – Следи за языком. Мы не одни.

- Вахтёрши – непредсказуемый народ, правда, - шепотом говорю, изучая свои пальцы, бледные и холодные. – Советую вам остерегаться их. А то набросятся на вас, и плакало ваше прекрасное личико под этими стражами ключей и бдительными охранниками порядка в коридорах.

- Ты только на внешность смотришь, что ли? – он попытался изогнуть бровь, но вышло криво. Поэтому я даже не улыбнулась, а просто смотрела на его густые брови.

- Что вижу, то и говорю, - я пожала плечами, снова возвращаясь к своим пальцам.

- И зачем тебе голова на плечах? – сокрушался практикант, словно я безысходно больной пациент.

- Чтобы смотреть. Глаза же на голове. И вообще что вас не устраивает? Я к вам не лезу. Вы чётко дали понять, за какую грань мне нельзя заходить. Я всего лишь следую вашим собственным словам. Чем вы недовольны? – холод, кажется, негативно на меня влияет. Я начинаю говорить то, что думаю, а не то, что выгоднее сказать. Не закончится это хорошим, чувствую спинным мозгом.

- Как же с тобой трудно, Скавронская.

- Никто не обещал, что будет легко. Вы не обещали, что будете паинькой, но предупреждали, что сволочь та ещё. Я не обещала, что будет легко, но предупредила о своих условиях. У меня хотя бы была идея, как нам сосуществовать без постоянной нервотрёпки, - из меня постепенно утекала энергия. Я чувствовала себя выжатым лимоном. Не могла понять, что больше меня утомляет: учёба, засидки допоздна или Егор.

- Что-то ты слишком много говоришь. Как себя чувствуешь? – он коснулся моих рук тыльной стороной ладони. – Зря ты так легко оделась. Как бы ни заболела.

- Ничего страшного. У меня часто холодные руки, так что это не показатель, - отмахнулась я безлико, прикрывая веки от усталости.

- Скавронская, если тебе станет плохо, - начал, было, он.

- Помолчи и перестань докучать своей заботой. Мне всего лишь нужно, чтобы ты посидел здесь, - слова проглатывались, и я ощущала, как срочно мне нужно принять горизонтальное положение. Наклонившись в сторону, поместила свою голову на плечо мужчины, чувствуя тепло, исходящее от его пальто. Ему хорошо, не холодно, а я мёрзну. Мужчина, тоже мне. – Просто посиди здесь, Егор.

Я прикрыла веки, растворяясь в блаженстве и спокойствии. Меня убаюкивало тёплое чёрное пальто. Парфюм кружил в вальсе вокруг, танцуя с прядями моих волос. А совсем рядом кто-то пристально смотрел на меня. Я жмурилась, не хотела видеть этот взгляд, и, в конце концов, просто стала не прятаться от него, а смирилась с ним и даже рассматривала внимательно. Рукам было тепло. И плечам. Вообще стало тепло. Я уже в машине, что ли? Водитель греет машину? Почему тогда ногам холодно? Может, сказать водителю, чтобы обогреватель направил вниз? А то я закоченею же, пока проедем по всем этим пробкам. Нужно согреть ноги сначала. Рука стала выбираться из тепла и ползла в сторону ноги, чтобы согреть и ступни.

- Эй, - мужчина рядом дёрнул меня за руку и вернул её в тепло. – Сиди и не двигайся.

Я открыла глаза. Прошло, наверное, несколько минут, но я задремала всё равно. Егор обнимал меня за плечи и прижимал к себе, чтобы я согрелась. Голова лежала у самой его шеи, а ладони грелись в его больших рукавах. Ноги, как я поняла, он не стал класть на свои колени. Это же дерзость. Хотя мне и было тепло, но неловкость переборола.

- Не стоило, - к голове приливала кровь, и меня снова бросало в жар. Но жар касался только головы, а не ног, к сожалению.

- Я же сказал сидеть и не двигаться.

- Если кто-то увидит, у вас будут проблемы, - тут же мозг лихорадочно заработал. Опасная ситуация же.

- Хех, значит, обо мне заботишься, а о себе – нет. Интересно, - он улыбнулся своей усмешкой. – С каких пор ты ценишь меня больше?

- Я не хочу приносить вам проблем. И ещё все эти слухи…. Если они подтвердятся, ничего хорошего не выйдет, - тараторила я, словно рассказывала правила по русскому языку, заученные, ещё в средней школе.

- Хорошо, что понимаешь. Поэтому впредь не будешь приходить ко мне в кабинет и делать то, что может принести вред, - поучает меня, как маленькую. Пользуется тем, что я слабая сейчас. Вот урод. Хороший, но урод.

- А если захочется? – вопрос вырвался сам собой, и я тут же покраснела. Один из немногих раз, когда мои щёки горят – когда у меня мёрзнут руки, и всё тело пробирает озноб. В общем, простуда на пороге совсем. Такая особенность организма воспринимать инфекцию и вредителя. Слабость, озноб – иногда и обмороки случались.

- Ну, если захочется, тогда посмотрим, - он выглядит подозрительно спокойно. Смотрит так в открытую. Пристально. Не едко. Он просто внимательно следил за мной. Странная ситуация.

- А если вам захочется? – ребячество. Какое же это ребячество. Ненавижу такое состояние, когда я слабая и ничего не могу сделать, чтобы прекратить это.

- Не захочется, не переживай.

- И всё-таки, - что за глупая наивность у меня тогда была? Даже вспоминать стыдно.

- Ну, если захочется, я тебе скажу. И тогда, - он провёл рукой по щеке, ушам и поглаживал сейчас волосы, - беги.

- Почему?

- Потому что если я тебя захочу, то, пока не получу, ты ничего не сможешь сделать, - скованность и страх. От него веяло очень странной, сомнительной опасностью, но она влекла. Я положила голову ему на плечо, около шеи, уткнувшись носом в кожу и вдыхая парфюм. – Это не шутка, Скавронская. Если я перестану следовать уставу учителя, если я захочу тебя, если я отброшу все предрассудки, то ты не сможешь мне сопротивляться. Пока я не получу своего, ты будешь рядом и испытывать не радость. Ты будешь страдать.

- Не буду. Я сильная. Я справлюсь, - бубню я привычные слова, чтобы хоть как-то поддерживать беседу. На большее я просто неспособна.

- Не справишься, Скавронская, не справишься. Все до тебя не справлялись, а они были…, - взвинчено продолжает он. Так вот, что его коробило. Теперь всё ясно.

- Егор, - хлопнув ладонью по его губам, начала я, - если ты будешь решать всё за других, то они уйдут.

- Знаешь, а ты мне в таком состоянии нравишься больше. Говоришь отличные вещи, - он усмехнулся и прижал меня за плечи к себе.

- Ты меня совсем не знаешь, - лепечу, словно в бреду, я.

Если бы не моё предпростудное состояние, мне бы никогда не пришлось говорить всего этого сумбура. На самом деле, я чувствую стыд за всё то, что наговорила. Я не услышала ни его ответа на свою последнюю реплику, ни каких-то фраз, которые и стала упоминать в диалоге. Моя красивая одежда всё-таки намокла. Фешенебельный вид утром – ужасный вид вечером. Что тут ещё сказать.