Я вся горю с этой его злости. Темперамент у историка – тот ещё фрукт. Его чистить надо по-особому. Это тебе не мандаринка. Это кокос настоящий. Слишком много геморроя. Поэтому я угрозы его всерьёз не воспринимала. Он же считает себя учителем – не может поднять руку на ученицу. Зато может лапать её, прижимать к двери – домогаться, считай что.

- Кто она? – присаживаясь на первую парту рядом с окном, произнесла я, заставляя пыл практиканта утихомириться. На его вопросительный взгляд, когда второй окурок полетел вниз, я продолжила: - Кого я вам напомнила? Вы ведь не меня видели перед собой.

- Тебя это не касается, - выражение лица изменилось. Болезненная тема? Опять есть то, чего мне знать не стоит? Даже странно, что он не попытался отнекиваться или врать.

- Вы мне чуть кожу не обожгли на шее своим дыханием. И на запястьях могут синяки появиться, - обиженно бросала я свои доказательства-оправдания. Хотя это было вовсе не моё дело, лезть в его жизнь. Но я же девушка, взрослая почти, тем более после пережитого только что – как я могла игнорировать свой интерес к Егору? Было бы крайне странно.

- И что? – интонация изменилась. Не хочет говорить. Не смотрит на меня даже. Кать, куда ты лезешь, а?

- Ваши руки наверняка изучали её тело, так что меня это уже касается, - я говорила то, чего не хотела. На его месте мне было бы неприятно слышать такое. Почему я лезу не в своё дело? Любопытство меня погубит когда-нибудь. Лишь бы не разозлился. Может, из меня дурной психолог, но я хочу поговорить об этом с ним.

- Какие ты мне тут подробности рассказываешь, - ёрничает и пытается отвязаться. Даже улыбочку садистскую нацепил. Пытается отвадить, чтобы я не лезла. А я хочу лезть. Хочу узнать, что случилось. Пусть даже не я, но что такого заставило его сорваться. Что со мной не так? Мне кажется, ответ в нём – причина его издевательств, причина такого отношения, причина всего. Виновата не я, а его голова. В голове кто-то сидит, и отрывается на меня, наверное, потому что у нас есть что-то общее.

- Уберите свою садистскую улыбку – у меня руки чешутся что-то запустить в вас, - немного раздражённо и сдержанно. Я должна подавить в себе этот интерес. Должна быть беспристрастной. Узнать причину и остаться бесцветной, как вода. На мне это не должно отразиться. Он мне никто. У меня не должно быть никаких мотивов знать о нём личную информацию.

- Не советую, - не глядя, отвечает. – Откуда у тебя такие познания, Скавронская? «Мои руки изучают чьё-то тело» - это не должно волновать ни твой язык, ни твои мысли. Где, с кем, когда. Иначе у меня сложится мнение, что ты знаешь об интимной близости больше, чем я думаю.

- Вас это так удивляет, будто я тёмной магией занимаюсь, ей-богу, - тсс, Катя, спокойно. Не переборщи, а то ведь, правда, не контролируешь себя. Ещё взбредёт ему там что-то в голову. Опасно же. – А вообще вас это не касается.

- Я твоё тело и в одежде изучил, - невзначай бросает, словно о погоде говорит. Мне становится немного дурно. Встаю и подхожу к открытому окну, рядом с сидящим практикантом, который не смотрит на меня, а уставился на город.

- И как оно вам? – главное, не засмеяться сейчас. Нужно сохранить серьёзную мину, а то мне смешно и неловко одновременно.

- Так, - резко и грубо говорит, укоризненно глядя в глаза, - если я с тобой общаюсь спокойно, это не значит, что ты можешь задавать мне такие вопросы. Ты слишком фривольно ведёшь себя. Я учитель, а ты ученица. И как бы ты ни старалась, не сотрёшь эту грань. Поэтому веди себя соответствующе.

- Перестаньте отвечать по уставу учителя. Вы придумываете себе проблемы, которых нет, и усложняете себе жизнь. Зачем, спрашивается, - да, я недовольна. И не смотрите на меня так, Егор Дмитрич. Я вполне адекватна и не пьяна. Вы ведёте себя, как идиот, и пытаетесь тут передо мной рисоваться. Я никого не просила об этом.

- Скавронская, молоко на губах вытри, - с презрением, брр. – Распоясалась чересчур. Учить меня вздумала. Ты даже полное среднее не окончила, а уже рот раскрываешь на тех, кто старше. Это я на тебя так дурно влияю?

Ага, конечно. Ты. Человек с огромным самолюбием, высокомерием, уровнем развития и словарным запасом. О да, ты действительно на меня плохо влияешь. По-другому и не скажешь. Ты ведь такой «фи» необразованный, а я такая «ня» обаятельная.

- Не думаю. Мы изначально были похожи, - говорю, стараясь переубедить в этом саму себя. Мне нужен повод не ругаться. Мне нужна спокойная жизнь и спокойные пары по истории. – Помнишь, спрашивал в самом начале, как нам быть? Я думаю, что мы слишком похожи (он отвлёкся от пейзажа и украдкой посматривал на меня). Мы можем иметь деловые отношения, но беседа у нас не клеится, потому что мы как соперники.

- И как же тебе эта умная мысль в голову пришла? – ещё шутить успевает, практикантишка несносный. Смолчу ради своего будущего спокойствия. Так уж и быть.

- Быстро. Когда вы меня прижали к стене…

- Я не спрашивал, когда она пришла тебе в голову, - резко оборвал. Злится или смущается? Вот так забава. Теперь понимаю, почему смущать других так весело. Только это не моя привычка, а этого урода. Садист ненормальный.

- Так вот, - деловито продолжаю я, не обращая на маленький нюанс нашего диалога никакого внимания. – Единственный путь для нас – быть равными. Поскольку мы похожи, можно вести исключительно деловые отношения. В крайнем случае, товарищеские. Что думаете?

- Ты не закончила свою мысль. Выгоду для тебя я вижу, а вот мне какая выгода от тебя? – он не улыбается. Серьёзен, что ли? Или снова подловить пытается? Садист.

- Егор Дмитрич, вам нравится надо мной издеваться? – шаг назад, конечно, еврейский ход немного, но пока что сильнее козыря у меня нет в рукаве.

- Ты похожа на питомца, Скавронская, - доставая третью сигарету, с улыбкой говорит практикант и колким взглядом проходится по моему телу и лицу.

- То есть, на вас? – не захотели по-хорошему, будет по-плохому. Уж я-то найду на вас управу.

- Довольно, - жестом приказывает замолчать, - ты мне покурить не даёшь нормально. Достаёшь разговорами своими. Если тебе не нравится, что я над тобой издеваюсь, так бы и сказала. Я бы перестал.

- Правда, что ли? – перевела вопросительный взгляд на него. Сомневаюсь я что-то. Такой садюга и так просто бросит свою игрушку? Да ни в жизни. Но надежда умирает последней.

- Нет, конечно. Просто твоя просьба прекратить была бы забавной, - опять эта садистская улыбка, которая меня бесит. Сука, так и ударить бы тебя. Да к лицу противно прикасаться – всё такое идеальное, аж тошно.

А недавно хотела чувствовать его лицо везде.

- Да ладно тебе. Хочешь деловых отношений – идёт. Только учти, что лояльнее к тебе я не стану.

- Хорошо. Сегодня мне просто ответить нормально не дали даже, - звучит, как оправдание. Жалкая я какая-то.

- Я видел, - что? Видел и промолчал? Ну, и как это называется?

- Нет, ты всё-таки сука, - эти слова срываются с языка прежде, чем я успею осознать, что мне стоит держать рот на замке теперь.

- Так, Скавронская, - раздражается и выдыхает сигаретный дым мне прямо в лицо. Неужели хотел схватить меня за больные запястья и что-то внушать снова? Хотя я и так знаю, что он хочет сказать. – Если мы партнёры или «товарищи», как ты говорила, то оскорблять меня вот так ты не имеешь права.

- Это вам за то, что тройку мне поставили. Товарищами мы стали после неё.

- Значит, и я могу сказать, как ты себя вела всё это время? – с лёгкой усмешкой заявляет и нагло пялится на моё тело.

- Нет. Я больше не буду, - прикрываясь плащом, твержу я. Румянец бы появился на щеках, но не сегодня и не у меня.

- Вот и отлично, что ты сама понимаешь, как вела себя, - улыбается. – Обсудим правила общения или по ходу разберёмся? До звонка пять минут осталось.

- В лицее – нормальное общение, безо всяких оскорблений…

- Нет, совсем без оскорблений я не могу. Это часть моей жизни, часть меня, Скавронская. Вот представь себя без головы, - ткнул в меня пальцем. – Вот и я не могу.