- Да уж, - он ухмыльнулся и встал, - давай работать, в голову она мне полезет. У тебя квалификации нет. И опыта работы.

Он смеялся, добродушно съезжал с этой темы, чтобы не показать мне, насколько абсурдным на самом деле привиделись ему мои слова. И я понимаю это. Скажем так, я рассчитывала на это.

- Ты помог мне как друг, - пауза, - дважды. Не заставляй меня чувствовать тебе обязанной так много.

- Идём, манипуляторша, - он потрепал меня по голове, - вечером поговорим.

И вечер настал. За всей нашей уборкой, за облагораживанием дома, за его обживанием не просто потемнело – уже спать пора. А мы с Ярославом только-только закончили вычищать ванную комнату на втором этаже. Осталось коридор привести в порядок, и тут можно ходить не в нашей уличной обуви.

- Ты справишься? Пойду мясом заниматься тогда, - я кивнула, и Ярослав опустился вниз.

Несколько секунд возня внизу прекратилась, они разговаривали, а потом возня усилилась: теперь уже и на кухне. Близнецы успели убрать гостиную и кухню со столовой. До кабинета не дошли руки, как и до спальни родителей. Зато все остальные помещения, включая прихожую, тамбур и коридоры отмыли от пыли и наших собственных натоптанных следов. Зима способствовала: никакой грязи, только снег.

Насколько я поняла, сейчас Пашка и Ярослав занимались ужином. Я домывала коридор на втором этаже, а Петька – ванную комнату на первом. Понемногу этот дом наполнялся уютом, теплом и человеческим общением. Как давно он не видел этих чудесных картин. Как давно не чувствовал таких прекрасных запахов, от которых сводит желудок. Как давно не слышал столько смеха. Телевизор разрывался, пока мы с Петькой сидели на диване, вытянув ноги на пуфы. Словно лежебоки. Ярослав нарезал салаты, а Пашка – жарил мясо на улице. Правда, лежали мы недолго. Не прошло и пяти минут, как Петька ускакал к брату, развлекать того, чтобы не замёрз, а я не могла просто лежать под обвинениями собственной совести.

Надо сказать, Ярослав хорошо управлялся с ножом. Резво и шустро. Словно всю жизнь им владел.

- Я люблю готовить, - он улыбнулся, заметив мой удивлённый взгляд. – Но и мясо покромсать тоже могу.

Намёк понят.

Я сглотнула и сдержанно улыбнулась. Помогать ему стругать капусту? Нет. Лучше возьму сваренные и остывающие уже яйца да картофель и буду чистить на «Оливье». Такой род занятий Ярославу пришёлся по душе.

- Я спрошу тебя ещё раз, - он не смотрел на меня, уставился лишь на капусту, которую сейчас сминал и перетирал всей ладонью со специями. – Ты точно хочешь знать, какие у меня проблемы?

- Вот когда ты так говоришь, - я со всей внимательностью сдирала кожицу с уже почищенного от скорлупы яйца, - то во мне полно сомнений. Говори уже, что за тайну ты скрываешь.

- Ох, Катерина, - он трагично тряхнул головой, - обратного пути ведь не будет.

- Это у меня с Егором обратного пути не будет, - иронизировать о таком – да, видать, я действительно глупая и смелая, раз бежала тогда в тыл врага за Леоновым и находилась бесстрашно на передовой, - а с тобой ещё не всё потеряно.

Он ни секунды не сомневался. Видимо, давно обдумал уже всё и только нуждался в моём ответе, чтобы я сама несла ответственность потом за свои слова.

- Помнишь, я говорил тебе о своих прошлых отношениях, - низ живота противно сводило резями. Чёрт, ты же подозревала, что речь пойдёт о чём-то таком, Кать. А теперь не хочешь это слушать?

Не «не хочу», а «неловко».

- Да, ты оказался не готов, - я кинула быстрый взгляд на него и тут же уставилась в кастрюлю с неочищенными варёными продуктами. – Помню.

- Помнишь, что это за отношения? – аккуратно, словно сапёр, Ярослав прощупывал мою память, почву нашей беседы, насколько я помню детали.

- Отношения, в которых ты растворяешься в человеке, но не теряешь при этом себя, - я не помнила многих вещей, но эти слова не смогла забыть. Во-первых, это касалось личной жизни Ярослава, которого я тогда не знала ещё. Во-вторых, это касалось моей личной жизни, которую я не могла нормально построить. Да и сейчас, судя по последним событиям, не могу.

- Ты осознаёшь, что это за материи? – он высыпал капусту с доски в глубокую алюминиевую миску и немигающим взглядом уставился на меня. Его руки, грязные и мокрые от капустного сока и специй, замерли вместе с ним.

- Объясни, чтобы я поняла тебя точно, - нет смысла лгать или казаться умнее. Он и так видит меня насквозь. Он и так знает, что я за человек. Он и так понимает, что, как и он сам, стремлюсь и не могу достичь таких отношений.

- Отношения между двумя абсолютно разными людьми возможны, если их объединяет какой-то интерес. Без общности ничего нет, ничего не бывает, - он взялся за лук. – Равно как и не бывает отношений без компромиссов.

- Ты о них говорил тогда, – не хочу смотреть на него, иначе вспоминаю слишком много деталей того разговора, - когда сказал, что я не могу идти за человеком?

- Не только, - он бросил луковицу в миску с холодной водой, - но этого тебе не хватает гораздо больше, чем всего остального.

- Мы ведь не меня обсуждаем, верно? – проницательный взгляд на него, и ответная улыбка.

- У неё был такой же взгляд, когда я что-то делал не так, - Ярослав отложил нож и упёрся ладонями в столешницу. – Она умела пристыдить меня, абсолютно не поднимая голоса. Я даже не помню, когда она кричала вообще.

- Ух ты, - представить, чтобы не кричать вообще никогда, было трудно.

- И я не повышал на неё голоса никогда, - он снова улыбался, ударившись в собственные воспоминания. – Не было необходимости. Кроткая и мягкая, спокойная и заботливая. Она очень похожа на мою мать – та такая же, воспитывала меня в такой же атмосфере.

- Тебе повезло, если ты рос в спокойном семейном очаге, - вспомнила собственные шумные деньки, когда этот шум создавали гости или собственные братья и сестра. Ни минуты покоя.

- Да, мне повезло, - он повторил мои слова, явно не вникая в их продолжение. Да и не требовалось: мы ведь о нём говорили, а не обо мне. – Я жалею, что тогда не решился…

И теперь мне стало не по себе. Казалось, будто кровь приливает к голове. Ко рту. К носу. Отовсюду. Стало дурно. От таких откровений, которые на меня сейчас сыплются, я могла задуматься только о собственных решениях, которые приняла недавно. И, возможно, пожалеть о них. Как жалел Ярослав.

- Мы могли бы сыграть свадьбу и жить вместе как новая ячейка общества, - он утих, с силой сжимая края столешницы пальцами. – Я побоялся, решил, что не всё у нас гладко, и отпустил её. Я не боролся за неё.

Ярослав давно не смотрел мне в глаза. Он вообще не замечал меня. Словно исповедовался самому себе или какому-то невидимому пастору. А меня душили эти знания. Меня умерщвлял подобный Ярослав, которого я видела.

Лучше бы он был спрятан и дальше.

Нет, не лучше. Хорошо, что ты увидела его, Кать. Это хорошо. И дело не в том, что теперь его уязвимое место достижимо для тебя. Он доверил тебе свою ахиллесову пяту. Он доверил тебе самого себя. Он доверил тебе самую слабую свою сторону. Он доверил тебе то, что ты всегда будешь видеть в нём. Он вложил в твою голову право на жалость, которой никогда не потерпит. Но предупреждал ведь, что обратного пути нет? Предупреждал. Теперь точно: обратного пути нет.

Плечи опущены. Спина сгорблена. Да, Ярослав этот и Ярослав-психотерапевт – будто два абсолютно разных человека. Близнецы внешне, но такие непохожие внутри. Возможно, я не догадывалась об этой личине болезненно утомлённого человека, который с каждым днём сшивает вручную собственную зияющую рану из сомнений и страхов. Но просто смотреть на это невыносимо.

Я подошла. Слишком близко как для своего врача. Слишком далеко как для друга. И одним жестом нарушила окончательную границу между нами. Всего одним.

Я держала его за руку своими выпачканными в варёном картофеле пальцами. Голова уткнулась в плечо, пряча глаза. Я тоже не могу смотреть на тебя. В голове до сих пор рыщет червяк сомнений ту, самую скрываемую от него, тайну. И облегчать ему поиски не намерена. Пусть трудится.