Справа движение – Ярослав первым подал признаки жизни и уже помогал подняться Оле. Его парфюм я чувствовала до сих пор, хотя он не так близко находился. Дело не в нём. Дело в том, что со мной. И кто со мной.

А со мной – Егор. Обнимает за плечи и закрывает от ударов.

- Егор Дмитрич? – голос Оли его отрезвляет. Они не одни. Нельзя вот так показывать близость. Нельзя выставлять её напоказ. Нельзя вот так просто обнимать за плечи свою ученицу, пусть и бывшую.

Он привстал на коленях и осмотрелся. Никакого головокружения. Он прекрасно понимал, где находится, что делал и что делать теперь. Эта ель, конечно, не укрытие, хилая да тонюсенькая, но лучше, чем ничего. Да и на территорию взрослого побоища те студентики не сунутся. А это были студенты, чуть старше нас с Олей, парни. Явно хитрющие заразы.

- Скавронская, живая? – ни доли заботы или обеспокоенности! Ну, что за человек?! Но его холодный голос меня мало волновал. В голове стучалась импульсами только одна мысль: Егор спас меня.

- Живая, - он протянул руку не так приветливо, как мог бы, - спасибо.

Я вложила руку в его ладонь. Сжал пальцами. Больно. Очень больно. И очень жарко. Меня обдало волной горячительной лавы. Он в кожаных перчатках. Холодные и мокрые, но отчего же мне так жарко? Я ведь без них. Вопреки жару, по телу пробежалась дрожь, и стукнули зубы. Он уставил взгляд прямо в глаза. Пристальный. Внимательный. Очень внимательный. Одним движение поднял с земли и позволил сесть, как и сам, на колени. Стоять за такой елью – слишком опасно. Несмотря на то, что мы на территории другого фронта, за нами следили. Враги наши, враги их, а ещё Оля и Ярослав. Каждое движение, казалось, не могло укрыться от них. Каждый взгляд. Каждая мысль. Похоже, у меня всё написано на лбу. Повезло, что почерк Абрамова не разоберёт. Зато это под силу Ярославу. И он смотрит на меня с осуждением. Не могу прочесть его мысли, хотя смотрю в глаза. И плевать, что в этот момент мою руку сжимает Егор и испепеляет взглядом моё лицо.

- О чём ты только думала? – и вот этот учительский тон, отчитывающий меня, словно первоклашку. С рывком отпускает мою руку: он раздражён моей безрассудностью. Можно подумать, сам только что не получал по ушам или по шее. Тоже мне, воспитатель нашёлся.

- На вас могли высыпать гору снега, - к нему подключается Ярослав с не менее ласковым тоном. – Простуды не избежали бы обе.

- Мы не видели, - не заступайся за нас обеих, Абрамова. Не пытайся понравиться Ярославу. И не строй ему глазки. Ты оправдываешься только из-за симпатии к нему. Дура, не сейчас. Они хотят нас пристыдить. А лично я не чувствую стыда. Тогда с чего бы мне…

- У тебя на лице ни грамма вины, - Егор с пренебрежением посмотрел на меня. Единственный взгляд, который он может себе позволить – такой. Без любых приятных чувств. Без мыслей. Только осуждение и садизм.

- Потому что я не чувствую вины, - ни за что, ни за один выстрел, ни за один поступок, ни за одну мысль. Но посметь ответить на его взгляд не могу. Он слишком тяжёлый. Я не выдержу. Могу сказать что-то лишнее при Оле. Или, чего хуже, сделать. Не стоит мой срыв такого фурора для сплетен.

- Ты хоть иногда соображалку включаешь? – его властный голос прорезает мои барабанные перепонки насквозь и вытекает кровью из ушей, словно инородное вещество. Организм отторгает его. От и до.

- Это не должно вас касаться, Егор Дмитрич, - я встаю на ноги и смотрю на противников. Кое-кто напрягся. Тот, к кому мы ближе всего: к правому флангу.

Сейчас игра превратилась в стабильную перестрелку. Видимо, устали ребятки лепить подряд в таком бешеном темпе снежки. Избавились от нас и сдулись. Слабаки.

Но тактика хороша.

У нас не хватит рабочей силы на такую. И она не сработает дважды. Нужно что-то ещё. Что-то очень цепкое, хваткое и невероятно действенное. Только что?

Они нападали на нас с Олей, потому что мы были впереди всех? Или потому что мы самые сильные? Или потому что хотели отомстить за меткие попадания? Или из-за меня? От правильного ответа зависит то, какую именно тактику они выбрали. Просто запугивание или подобие блицкрига.

Кстати, а кто у них главный? Тот, кто кричал стрелять в нас? Или Костя? Или те придурки, которые хотели нас с Абрамовой в снеге утопить? Нужно наблюдать, пока наши способны держать оборону. Не знаю, сколько это протянется, но проигрывать не собираюсь никому. Я не я, если проиграю.

- Что скажешь, Оль? – делая вид, словно не замечаю двоих мужчин, с осуждением бросающих на меня немые взгляды, посмотрела в сторону противников. – Есть идеи, как свергнуть этих упырей?

- Кроме диверсии, - она с намёком усмехнулась, - нет.

- Дважды не сработает против Кравец, - я усмехнулась в ответ. – Они с Леоновым до сих пор не могут мне простить этого разгрома.

- Это было дерзко, - Олька стрельнула глазами на Егора. – Правда, Егор Дмитрич.

- Ты в деле, - это был не вопрос. Это утверждение. Ты с нами, Ярослав, и не смотри на меня так лениво. Тебе действительно не пятьдесят четыре. – Ты уже вмешался в игру. Тебя так просто не отпустят. Наше с Олей спасение, считай, билет в один конец.

- Да, спасибо, - она улыбнулась. Очаровательно. Положила глаз на него, действительно. – Вы ведь Ярослав?

Моя внутренняя Катерина едко ухмыльнулась. Абрамова, как всегда. И куда теперь делась её хвалёная компания, с которой она справляла Новый год? Ночь в разгаре. Я на адреналине. Хочется пить, правда. И руки остыли совсем. Мне бы тёплые варежки. Или руки Егора – он ведь тёплый наверняка.

- Да, - он сдержанно улыбнулся и перевёл на меня взгляд. – Поживём – увидим.

Он сомневался из-за практикантишки. Помню, между ними какие-то странные натянутые отношения. То ли потому, что Ярослав – брат Ани, которая терпеть не могла Егора. То ли потому, что Ярослав терпеть не мог Егора из-за его отношения к женщинам. Не знаю.

- И что придумала маленькая почемучка? – Егор, молчавший до этих пор, наблюдавший за игрой, бросил на меня быстрый взгляд и снова впился глазами в центр вражеского лагеря.

- Это я должна спросить, - выпрямилась и расправила плечи, с достоинством глядя в его глаза, - вы ведь не просто так смотрите за игрой. Наверняка у вас есть уже тактика. Например, блицкриг. И вам наверняка известен центр противника, куда стоит ударить.

- Похоже, ты всё-таки изредка вспоминаешь, что голова всё-таки на плечах, а не в заднице, - он ухмыльнулся садистски и с особым подобострастием скользнул по моему лицу.

- Обойдёмся без ваших ремарок, - я вымучено улыбнулась, насильно искривляя лицо в противном выражении. – По существу.

- По существу, Скавронская, - он стал серьёзнее и нахмурился, - надо поговорить отдельно.

Я даже не успела задать вопроса, кому это надо, ему или мне. И если мне, то не надо ничего. Я прекрасно обхожусь и без таких разговоров. Последний закончился очень провокационно. Лишь бы этот придурок не вздумал его продолжить. Тут рядом Абрамова и ещё с десяток любопытных знакомых глаз.

- Идём, - Ярослав взял Олю под локоть и увёл, пока бы её любопытный нос не перестал слышать даже обрывки фраз нашего диалога.

Если только не будем говорить на повышенных тонах.

А это, как получится, дорогая.

- О чём поговорить надо? И кому это надо? – теперь я могла говорить фамильярно и без оглядки.

- Следи за языком, Скавронская. Пусть я не твой практикант, но я всё же старше, - он укоризненно смерил её взглядом, даже будучи ниже по росту из-за того, что сидел на снегу.

- Пять лет – не особо решают проблему обращений, - съязвила и скривила лицо, спрятав взгляд в руках. Начала лепить снежки. Не смотри в глаза этому человеку: обратит в камень тебя.

- В чём дело, Скавронская? – его рука дёрнулась, словно он хотел коснуться моего запястья. Ждёт. Смотрит. Не сводит глаз. Я чувствую твой взгляд каждой клеточкой своего тела. Мне становится душно и жарко. Ты разжигаешь меня. Горячительный напиток. Собственный. От тебя у меня густеет кровь, Егор.