Ещё один человек, который подозревает меня. Отлично. Шедеврально. Просто восхитительно.

- Практикант, - я не хотела врать, ведь вместе с Пашкой кто-то ещё мог увидеть меня. Окон, выходящих во двор, с кухни, гостиной и спальни близнецов хватало.

- Это по истории который? – он уточнил, всё ещё легко глядя на меня. Не похоже, чтобы он сейчас допрашивал и вряд ли он что-то неподобающее видел. Мы же ничего не делали такого, чтобы меня в этом упрекнуть. После моего кивка продолжил: - Это не моё дело, но, Кать, ты смотри там, осторожнее.

- Ты прав, Паш, это не твоё дело, - я старалась говорить, как можно мягче, но проницательности моему братцу не занимать.

- Я подозревал, что ты что-то скрываешь, - он не смеялся и не показывал всем своим видом «ага, попалась!», но как раз это спокойствие его меня и напрягало. Нет, активная реакция, якобы прищучил меня за хвост, тоже напрягала, но она больше раздражала. А это спокойствие именно держало в лёгком страхе и в серьёзном напряжении. – Не хочешь ничего рассказать?

- Паш, я контролирую ситуацию, - я подняла на него взгляд и утвердительно кивнула с вполне ободряющим лицом.

- Последний раз, когда ты контролировала ситуацию, ты впала в жуткую депрессию, и я даже заговорить с тобой боялся об этом.

Он сказал это вслух, якобы мимоходом, но специально, чтобы я услышала. И я услышала. Даже поняла, о чём он. Из-за Егора мне не единожды приходилось быть вне себя от злости, ярости, разочарования или обиды. Так что не важно, что помнил Пашка, что именно, потому что он прав при любом раскладе.

- Я буду стараться, чтобы этого впредь не повторилось, - я улыбнулась, - и спасибо, что заботишься.

- Я твой брат, Кать. И надеюсь, что этого действительно больше не повторится, - он спустил ноги на пол, натянул шорты и покинул комнату, а я надеялась, что этот разговор так и останется между нами.

Поглядывая искоса на Петьку, в моей голове рождались мысли, что он мог что-то слышать. Или Варька за стеной с Олей. Или ещё кто-то. Говорить о Егоре в доме было слишком опасно, но так приятно. Потому что это немножечко, но мой Егор. Это меня он целует. Это за мной он идёт. Это меня он провожает и подвозит домой. Это меня он одевает. Это меня он делает счастливой, и я ему очень благодарна.

Сегодня предстояло зайти к Кравец и забрать спрятанные подарки. Как только дом начал повышать свою громкость и набирать обороты просыпающихся голов, я тут же известила Ксеню, что подойду, едва она проснётся. К моему удивлению, она не спала, как сказала, давно. Поэтому я, натянув быстро джинсы со свитером, запихнув в рот бутерброд, который мама готовила для завтрака, умчалась нахрен из этого галдящего курятника. И вовремя, потому что Оле-старшей стало скучно, и она захотела погулять. А лучшей компании, кроме близкой по возрасту Катерины, не существовало. Какая жалость, Оль, что у меня дела.

Ага, какая жалость.

На улице было несколько противно. Выпавший вчера снег, который так напоминал о словах Егора, не просто таял – он расплывался. Нет, дело не в отступивших к Новому году морозах. Пошёл дождь. Такой серьёзный, противный дождь, пока я собиралась. И как-то в домашнем шуме даже не услышала этого ливня. Не возвращаться же домой за зонтиком. Тем более, там ветер, а у меня есть капюшон. Вызов принят.

Короткими перебежками я таки-добралась до дома Ксени, который был и без того близко. Успела ли я намокнуть? О да, ещё как. Ливень усиливался, и мне только оставалось уповать, что подарочная упаковка в пакетах не разлезется от возможных попаданий этих громадных капель внутрь.

Меня встретила мама Ксени, сразу предложив позавтракать. С учётом блуждающего по моему желудку единственного бутерброда с сыром это предложение оказалось весьма заманчивым. Кравец утащила меня к себе в комнату, как только мы закончили трапезу и допили чай. Под предлогом ливня, кстати, ни она, ни её мама выпускать на улицу меня не хотели. Похоже, я здесь задержусь дольше, чем предполагала.

- Я вижу, что тебе не терпится мне что-то рассказать, - с лёгкой ухмылкой я сообщила Кравец, присаживаясь на диван.

- Костя будет с нами праздновать, - улыбка вяло спала с моих губ. Благо, что Ксеня, счастливая, не заметила этого жеста. Что-то мне подсказывало, что я не должна об этом знать, потому что мне это совсем не нравится. – Его мама тоже хочет придти и познакомиться с моей.

Похоже на смотрины, правда? На современный лад.

- А потом мы пойдём гулять, - да ты просто сияешь от счастья, деточка. Мне надо было с собой очки захватить. Для сварки которые. – Хочешь с нами?

- Не то, чтобы я не хотела, - замялась я, даже не раздумывая над ответом, - но чувствовать себя третьей лишней на свидании совершенно не хочется.

- Кать, ты не будешь третьей лишней! – тут же запротестовала она. – Мы пригласим ещё Аньку и Лару.

- Да, и будет Костя на свидании с тобой и ещё с парой девочек, - с иронией и открытым недовольством заявила я, поджимая губы. – Он с тобой хочет встретить Новый год, а не с девочками.

Я надеюсь, по крайней мере, что он именно так всё чувствует. Хотя не уверена, что сама спокойно отношусь к этому. После тех слов…

- Интересно, а что он мне подарит? – лепетала, словно в веселящем бреду, Кравец, явно увлечённая своими мечтами.

Я знаю.

- …И что скажет при этом?

Я знаю.

- … Скажет ли он, что любит меня?

Я знаю.

Не заметила, как ладони сжались в кулаки, и я сама, словно напряглась слишком сильно. Не нравится мне это. Леонов, какого чёрта ты мне вообще это сказал?!

- Кать, ты в порядке?

- Да, - мой голос слишком груб, и теперь Кравец не отцепится. Она хуже пиявки лечебной. – Не спрашивай.

- Ты что-то от меня скрываешь? – о да, давай, поманипулируй тут ещё мною на почве дружбы!

- Нет, - моё бабское раздражённое бормотание ещё сильнее сводит грозовые тучи конкретно над моей головой.

- Я вижу, что ты недоговариваешь…

Ты даже не представляешь, насколько я тебе недоговариваю.

- Не хочешь рассказать? – она сменила настойчивость на аккуратное милое любопытство, но со мной этот фокус не пройдёт. С Ларой, Женькой, Абрамовой – да, но не со мной. Может, по этой причине мы подруги.

- Дело не в том, хочу или нет, - успокойся, Кать, не порти новогоднее настроение ни себе, ни ей.

Но она уже испортила настроение мне своим Костей! Костя то, Костя это. Бесит. Потому что это идиот влюбился в меня!

- Дело в том, а мучает ли меня то, что ты не знаешь, - я старалась быть рассудительной и не совсем обидеть её. – Нет, Ксень, меня не мучает то, что я знаю. Иначе бы мой рот просто не закрывался от обилия исторических фактов, так и рвущихся наружу.

Она не заметила моей иронии, но слегка обиделась. Ещё бы, я понимаю. Я знаю что-то, и меня это не тревожит. Значит, я не хочу ей рассказать, с ней поделиться. Значит, она мне не нужна как свободные уши. Постойте, но ведь так всегда было. Мне не нужны уши для жалоб или похвалы. Похвалу воспринимаю только от тех, кто выше меня по уровню развития в какой-либо сфере. И Кравец, прости, конечно, но ты подобным не отличаешься.

Да, высокомерно и даже слишком надменно, но можно я не буду напоминать, что твоя учёба, твой молодой человек – так или иначе, являются частично моей заслугой? Большей частью.

Подарки я забрала спустя пару часов, когда ливень прекратился, но вот-вот грозился пойти снова. Покупки в зубы и марш домой. Без перебежек спокойно дошла и вошла в квартиру. Меня даже не сразу заметили. Раздавать всем подарки я собиралась вечером, когда стол будет накрыт, а сейчас – помогать маме на кухне или не мешаться вообще, как это делали отец, близнецы и все Вишневские. Одна Варя толкалась на кухне с мамой, и немного препирались между собой. Это норма.

Я зашла в комнату к себе, где, к моей превеликой радости, никого не было. Наконец, можно посидеть за компьютером, поиграть в игрушки, полазить в интернете и никто не скажет: «Катя, делай уроки!». Так будет, конечно, недолго, но всё равно. Мой прекрасный заезд на прокаченной тачке прервал звонок.