Не знаю, что меня так завело. С пол-оборота, считай. Но меня пронзала жгучая ярость по отношению ко всему этому карнавалу.
- Добрый вечер, я не помешаю? – до чего мило звучит мой голос. А в мыслях-то я хуже палача.
- Скавронская, - Егор, наконец, догнавший меня, ухватил легко за локоть и с улыбкой добавил: - Добрый вечер, Маргарита Павловна, Дмитрий Леонидович.
- О, Егор, собственной персоной, - с долей иронии заметил мужчина. – Мы уж с Марго думали, что ты так и не поздороваешься с нами ни разу за вечер.
- Что вы, - меньше лести, практикантишка, а то я утону в ней, - вечер только начинается.
- Кто эта юная особа? – вот вроде произнести эти слова можно с любой интонацией, но из уст Маргариты они звучали как-то игриво и любопытно. Женское любопытство, да-да.
- Катерина, - не дав ему возможности произнести то ли фамилию мою снова, то ли имя, ответила я, расслаблено улыбаясь, - Катерина Скавронская. Ученица Егора Дмитрича.
И сразу поставила всё на место. Рука, которой практикант стискивал мой локоть, опустилась. Медленно, конечно, но я прям каждым позвонком чувствовала его напряжение. Ещё бы, ведь они могли подумать, что угодно, не так ли, Егор? Ты же их любимчик был, они тебя помнят, ждут, пока ты подойдёшь и поздороваешься с ними, а тут – такой конфуз. Почему я чувствую себя так великолепно? Ощущение сделанной подлости и гадости должно вызывать лёгкую тошноту и отвращение к самому себе. Но, похоже, полярность изменилась. Или правила игры. Теперь я ощущала невероятное наслаждение от того положения, в которое загнала тебя своими словами.
Разумеется, преподаватели не хотели делать поспешных выводов. У них есть опыт работы с людьми, и они привыкли оставлять место для манёвра. Только вот я не собиралась как-то поддаваться Егору. Он позвал меня сюда, оставил одну, а потом пришлось с этой кляксой болтать, и она заикнулась, что ты обо мне на улице ничего не сказал. Ты, блять, не сказал этой шмаре, что привёл меня сюда! Да как…?!
Ах, точно. Я ведь пришла, когда тебе стало скучно. И как только пришла, оказалось, что скучно-то тебе и не было.
Ты снова меня провёл. И в этот раз я не останусь понаблюдать, как ты воркуешь со своей Леночкой.
Мы о чём-то беседовали с этой парой, и периодически Егор слегка касался моей руки, незаметно, почти безобидно. По телу раскатывались приятные трепещущие волны, и я улыбалась. Это корысть, жёсткая, беспросветная корысть, Егор. Чтобы эти милые люди не думали о том, какая я плохая, что я им не улыбаюсь. Но ты накосячил, серьёзно накосячил.
И спалился.
«Время позднее, да и мама беспокоиться начала, наверное. Мне пора». Я попрощалась так внезапно и быстро, что Егор, отошедший за нашими бокалами, чтобы выпить вчетвером за историю, науку и что-то там ещё, придя за столик, меня не увидел. Хах, забавно, да? Я ведь сказала, что хотела уйти.
Егор нагнал меня, когда официант помогал надеть пуховик. Кивок в его сторону, перехватил одежду и накинул мне её на плечи. Как галантно.
- Ты ушла, не предупредив меня.
Э, нет. Ты, мой дорогой, не имеешь права злиться, так что не надо тут корчить из себя обиженного. Я ушла, потому что захотела. И запомни, что я смогу уйти в любой момент. Ты меня держишь, потому что я позволяю этому случиться. И не дай Бог…
Но всё это творилось в моей голове и выражалось вместо слов, благодаря которым Егор бы понял, что не так, просто взглядом, алчным, гневным, очень сильным взглядом.
- Я что, должна отпрашиваться, чтобы уйти домой? – вызывающе бросила на повышенном тоне. Благо, здесь шумно, и кроме нас двоих и, пожалуй, проходящего мимо официант, никто не услышал. – В отличие от тебя, я лицеистка, и дома за меня переживают родители.
- Я пригласил тебя не для того, чтобы ты вот так уходила, - он с нажимом выделял каждое слово, глазами рассматривая, а не слышит нас кто-нибудь.
- Да ладно? – мой сарказм хлёстко ударил его по лицу, и Егор цепко схватил меня за запястье.
- Аккуратнее, Скавронская, - ух, ты будешь мне угрожать? Да после твоего поступка мне даже дуло у виска – не аргумент.
- Если тебе так скучно тут, надо было уйти, а не писать мне, - процедила сквозь зубы я, выплёвывая каждое слово ему в лицо, которое и без того рядом. Он, наверное, даже мои выдохи чувствовал на губах.
- Ты обиделась? – он пытался говорить спокойнее, потому что на мои конвульсивные жесты оборачивались люди. Ещё бы, так раскочегарить меня!
Но нет, я не собиралась успокаиваться. Ты допустил ошибку, Егор, и теперь поплатишься за неё.
- Чтобы обижаться на тебя, - угомонить свой голос оказалось трудно, а свести до шёпота – ещё труднее, - нужно иметь мотивы. А мы друг другу никто, значит, и мотивов у меня нет.
Эти слова ещё жёстче ударили по нему, и, пока он решал, как реагировать, я выдернула свою руку и, так и не застегнувшись, направилась к выходу. Завернусь в шарф и натяну шапку на улице – не замёрзну. Тут и без того - жара.
Егор шёл следом, словно провожал, но молча и без лишних слов. Он, хрен знает, о чём думал и что делал. Меня смутило, что вышел из кафе вместе со мной и не похоже, чтобы хотел туда быстро вернуться. Как мило с его стороны посадить меня на такси, потому что маршрутки вряд ли уже ходят.
Егор плёлся позади и испепелял мою спину взглядом. Думаете, я заметила или прочувствовала? Как бы не так. Я ослеплена собственной желчью и яростью к этому вечеру. Нет, ну, надо же было так испортить мне предновогодние дни! Я в бешенстве, практикантишка!
- Отвяжись.
Это означало «иди в кафе, иначе - заболеешь», но звучало немного не так, да? Разумеется, меня вывело его поведение из себя, но это не значило, что я смогу вот так запросто пожелать ему простудиться.
- Что это была за истерика только что?
Прошло где-то минут пять, как он решил обсудить моё выступление? Ах, простите, но на бис я выступать не буду.
- Это не истерика, - коротко отвечаю и оглядываюсь в поисках скучающих без дела таксистов.
- Да ладно? – бьёт меня моим же оружием, кобелина.
- Представь себе, - я подошла к одной из машин и открыла дверь, чтобы поговорить с водителем.
- Ты никуда не поедешь, - он перехватил мою руку и развернул к себе. С силой. С нажимом. С уверенностью. – Пока мы не поговорим.
- Я хочу домой, - сквозь зубы выдавливаю из себя, отмечая непосредственную близость к Егору.
- Я сказал, ты никуда не поедешь, пока я не закончу разговор, - его интонация чуть снизилась в голосе, но звучало до мурашек властно.
Нужно признать, что мне это понравилось, его сила, которая сквозила из всего: из касания, из взгляда, из слов и интонации. А ещё мне хотелось стать слабой и прекратить это. Парировать ему в таком диалоге, когда он что-то хочет, я долго не могу. Что-то подсказывало мне, что пора сдаться и просто позволить ему решать за себя. Действительно. Наверное, я так бы и поступила, но ведь правда, мы никто друг другу. У нас нет обозначенных отношений, поэтому вести себя так, как сейчас, по факту он не имеет права.
- Отвези меня домой.
Моя пылкость угасла в тот момент, когда холод пробрался под свитер. Я всё ещё была не укутанной в шарф и даже молнию пуховика не до конца застегнула. Легко вздрогнула и сдалась под его напором. Да, можете называть меня слабой, но лучше я буду слабой и здоровой, чем строить из себя мнимую гордость, о которой, уверена, потом пожалею. И не только из-за нагрянувшей простуды под Новый год.
Егор ничего не ответил и никаким характерным взглядом даже не одарил меня. Просто вместо запястья взял за ладонь и вывел на хорошо утоптанный и освещенный фонарём тротуар. Он взял шарф из моих рук и начал оборачивать вокруг шеи. В два, нет, в три раза. Разгладил его для красоты и удобства, заправил на груди, не пренебрегая касаться её, пусть и через одежду. Пальцы опустились к собачке и с каждым миллиметром, когда он застёгивал молнию, я хотела поднять свой опущенный взгляд выше. На него.
Что это за акт заботы?