Ожидание её не исполнилось: Аврелий умолк.
— Аврелий, скажите еще что-нибудь! — произнесла она тихо, взяв его за руку, чтоб вывести из задумчивости, в которую он впал.
И Аврелий очнулся, вздохнул глубоко; мысли его растерялись, он не знал, что говорить.
И Евгения готова была повторить слова Аврелия, которые он говорил для её утешения.
Настал час похорон; утишенное отчаяние Евгении возобновилось с большею силою. Почти без чувств провожала она гроб отца своего на кладбище, и придерживаемая Аврелием, стояла подле могилы, обливаясь слезами; а он, бледный, обводил смутные взоры по памятникам, смотрел на церковь кладбища — и трепет пробегал по его членам.
— Аврелий, вы все дрожите! — произнесла тихо к нему Евгения.
Он не отвечал.
Священник прочитал уже последнюю молитву, провозгласил вечную память, бросил горсть земли в могилу; все последовали его примеру; могильщики принялись за работу; в эту минуту общих горьких слез, Поль шепнул на ухо Аврелию: Посмотри, друг мой, на эту незнакомую, задумчивую девушку, которая, в черном платье, стоит по ту сторону могилы и горько плачет, как будто в этой могиле погребено и её счастие.
Аврелий взглянул, и вдруг глухой, перерванный звук, подобный болезненному стону, вырвался из его груди. Он зашатался.
— Что с вами, Аврелий? — произнесла Евгения взглянув на него.
Что с тобой, друг мой? — вскричал Поль, удерживая его от падения.
— Лидия! — произнес наконец Аврелий мрачным, глухим голосом, обводя неподвижными очами обступивших его и вырываясь из рук Поля.
Громкое восклицание раздалось в толпе по другую сторону могилы.
— Братец, что это значит? чье имя произнес твои друг? — сказала Евгения тихо, взяв Поля за руку, и преклонив голову свою к плечу его.
— Лидия! — повторил Аврелий отчаянным голосом, и вдруг, вырвавшись из рук Поля, окинул взорами толпу присутствовавших, и бросился в след за девушкой в черной одежде, которую вели под руки в дом священника.
— Братец! — повторила Евгения слабым голосом, — и он понес ее на руках в карету.
Все с ужасом и недоумением торопились ехать; остался только Поль, чтоб узнать о своем друге.
Евгения, как заснувшее дитя, с крупными слезами на розовых щеках, лежала на руках своей матери. Анфиса Гурьевна сидела напротив их и нарушала печальное молчание во время пути аханьем и разговором самой с собой. На счет случившегося она придумала всевозможные заключения. Припоминала свои гадания про Аврелия, и догадалась, что Лидия есть та трефовая неизвестная дама, разлучница червонной, и всегда ложившаяся в голове марьяжного короля. Аврелий погиб в мнении Анфисы Гурьевны на веки; Лидия была в глазах её менее и ниже всего на свете.
— Статочное ли это дело! — восклицала она — выводить такой казус, при людях, да еще в каком месте!
Когда привезли Евгению, и она пришла в себя, слезы хлынули из её очей какое-то болезненное чувство, неизвестное прежде, овладело ею; слово: Лидия, отзывалось в её сердце и терзало его. Напрасно мать, Анфиса Гурьевна и Савелий Иванович утешали ее: она просила всех удалиться, оставить ее одну.
— Что с тобою, мой Ангел? — повторяла мать её.
— Соблазнитель!… Статочное ли дело, сводить с ума ребенка! шептала про себя Анфиса Гурьевна.
— Да полно же, племяннинька, голубок! — говорил Савелий Иванович. — Не век рваться да плакать; слезами не воротить; что ж делать! Бог даст ему царство небесное. Примером сказать про себя: я лишился отца по второму годку, да и тут не предавался отчаянию; а ты, племяннинька, уж невеста, на примете есть женишок….
— Оставьте меня, дядюшка! — вскричала Евгения, и рыдания её усилились.
— Ну, Бог с тобой! — продолжал Савелий Иванович, выходя из комнаты. — Я говорил, чтоб не возить ее на кладбище и оставить со мной дома! Валандайтесь теперь с ней!…
VII
Поль, оставшийся на кладбище, вбежал в дом Священника, и нашел, что сам он и жена его, стояли подле кровати, на которой лежала беспамятная девушка. Долго Поль смотрел на нее; забыл обратить внимание на положение Аврелия, который стоял на коленях, приложив уста к опущенной руке девушки, и повторял её имя, как будто вызывая ее из беспамятства.
Отозвав Священника в другой покой, Поль просил его рассказать: кто такая эта девушка в черном платье, и каким образом очутилась она на кладбище?
— Ах! Сударь, — сказал Священник, — этот ангел доброты и кротости живет у меня более уже полугода, по странному случаю. Видите ли, вовремя нашествия французов, я оставался здесь. Чего мне, думаю, бояться их? ищут смерти человеческой, придут ли искать в гробах костей человеческих? — «День отмщения, — гласит Иеремия, — отмстит врагам нашим и пожрет их меч Господень!» — В одно утро, сотворив молитву, я вышел из дома своего, чтоб взглянуть на пожарище; вдруг, вижу сидит на могиле эта девушка и горько плачет. Я подошёл к ней, благословил ее, позвал к себе в дом и утешил скорбь её о потере отца и матери, словами священного писания: «аще бо веруешь яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершие во Иисусе приведет!» — а как сама спаслась она от гибели и очутилась здесь, того не помнит; говорит только, что какой-то добрый человек защитил ее от французов и был при смерти отца её и матери, но он скрылся не известно куда. У отца её было поместье в Смоленской губернии, но по болезни, она не могла ехать туда до сей поры…. И она такая жалостливая! Как привезут на кладбище покойника, она и плачет над могилой, как по своем родном. А теперь, Бог весть, что приключилось! Господин офицер, родной её, или жених, как узнал ее, да назвал по имени, а она так и грохнулась было оземь: вообразись ей, что покойная родительница зовет ее к себе в могилу…
— Кажется приходит в себя, — сказала тихо вошедшая жена Священника. — Тс, тише! как он жалок! Слышите, как он зовёт ее?
— Не братец ли, сударь, это ваш? Как он любит бедную барышню!… — продолжала жена Священника, обратясь к Полю.
— Это тот, который спас ее от французов и вынес из пожара — отвечал Поль.
— Не уж-ли! — вскричала добрая женщина. — Ах ты моя радость! А она так грустила по нем — думала, что и он погиб вместе с её родителями! Тс, постойте, постойте! я прислушаюсь….
— Лидия, узнаете ли вы меня? — раздался голос Аврелия. — Помните ли вы того, которому поручил вас умирающий отец ваш; который оторвал вас от праха матери и вынес беспамятную из Москвы, чтоб спасти от огня и чудовищ; но оставил вас, сам не зная где, увлеченный собственным беспамятством; помните ли вы его Лидия?…
— Тс! слышите ли? она что-то говорит, — прошептала жена Священника. — Ничего не слышно! чу!
— Лидия, вы не забыли меня! Повторите же еще раз слова ваши…. Я искал вас; но я думал, что вы были сновидение!… Какое страшное время прошло для меня с тех пор!… Не удивляйтесь же словам моим!… Я встретил вас, я вижу вас, — я боюсь, чтоб снова не потерять вас!… Во мне замирает сердце, стынет душа от боязни!… Я уже думал видеть вас только за гробом и искал своей могилы посреди битв…. И я вижу вас, я слышу слова ваши, и вы помните, что отец ваш завещал мне ваше спокойствие! О, пусть кто-нибудь скажет мне, что я живу!… Пусть кто-нибудь уверит меня, что это блаженство, не острое железо, которым снова судьба поразила меня без пощады!… Не верю, не верю вот… вот она исчезает снова…. Темнота стелется передо мною…. Лидия, Лидия!…
И в след за сими словами раздался пронзительный вопль Лидии.
Поль, Священник и жена его вбежали с ужасом в комнату.
Аврелий лежал на полу; из перевязанной руки его, сквозь зашнурованный рукав, струилась кровь из открывшейся раны.
Бледная, безгласная Лидия, стояла перед ним на коленах, сложив руки, как дева умоляющая о спасении.
VIII
Не много дней прошло; но отец Аврелия, уведомленный Полем об опасном положении сына, въезжал уже в Москву, которая, чрез полгода после нашествия Французов, возрождалась из своего пепла.
