Эвелин и подумать не могла, что все это с ней происходит потому, что Нат увлекся другой женщиной – более молодой, более красивой и более желанной.

В каждом любовном треугольнике должны быть три пересекающиеся стороны. Нат был активной стороной, затеявшей все это дело, Барбара участвовала в треугольнике осознанно, а Эвелин – помимо своей воли. Она безропотно принимала оправдания, объяснения и отговорки Ната. На самом деле вопросы у нее были, но она боялась его ответов и потому никогда ни о чем не спрашивала.

Для возникновения треугольника нужны три взаимодополняющих элемента: любовь, власть и опасность. Неосторожная смесь этих элементов, как в химии, становится летучей и взрывоопасной.

Как и всякий участник любовного треугольника, Нат Баум поначалу не сомневался, что сможет играть в нем главную роль.

Как и все, Нат обожал любовь. Особенно ему нравилось быть любимым одновременно двумя женщинами. Простая арифметика: удвоение любви означает удвоенные мужские достоинства. Переходя из постели Барбары к жене, он получал дополнительный любовный заряд и в сексуальном плане испытывал нечто вроде перекрестного опыления. Любовь Барбары убеждала его в преданности Эвелин, а любовь Эвелин служила подтверждением чувства Барбары; в конечном итоге Нат начал любить самого себя. И эта любовь, любовь к самому себе, превосходила те чувства, которыми одаривали его две женщины. Любовь к самому себе, впервые в жизни, – вот та важнейшая награда, которую Нат получил от этого треугольника.

Как и все, Нат любил власть. Та власть, которую он имел на службе, – власть увольнять и штрафовать, хвалить и ругать, – давно уже ему опостылела. Ему нужна была иная власть. Абсолютная власть. Власть над двумя женщинами, которые будут за него сражаться, которые будут биться за право принадлежать ему, – вот единственно возможная в демократическом обществе арена для безраздельного господства.

Как и все, Нат не мог устоять перед опасностью действительной и вымышленной. Жажда власти неминуемо сопряжена с опасностью, а опасность – тот же наркотик. У нее есть главное отличительное свойство любого наркотика – для удовлетворения с каждым разом требуется все больше и больше. Так и привычка к власти растет и растет – до тех пор, пока удовлетворение не станет достигаться только увеличением дозы.

Как почти все, Нат очень мало – или почти ничего – не понимал в развитии любовного треугольника. Он знал одно: он возбужден, ему интересно жить, и происходит это впервые за долгое время. Он вновь чувствовал себя молодым и всемогущим. И он шел все дальше и дальше, добиваясь все большей любви, добиваясь все большей власти, увеличивая опасность и открывая новое и новое, пока наконец сам не попал во власть треугольника, которым, как ему казалось, руководит он.

Для Ната этот треугольник был произведением искусства, а сам он – его автором. Ему показалось весьма поэтичным пригласить жену и любовницу провести по очереди по неделе с ним на Багамах и притом не сделать ни дня перерыва. Его душа ликовала от сознания того, что в ту минуту, когда набирает высоту самолет с Барбарой на борту, другой самолет везет ему жену. Он не только чувствовал, что управляет нитями треугольника, – он чувствовал, что у него в руках сам воздух, в котором движутся эти самолеты.

Он от души забавлялся идеей сделать Барбаре предложение. В один из таких игривых моментов он заказал для нее канцелярские принадлежности с грифом: «Миссис Натан Баум». Он любил Барбару, и сделать ей предложение означало увеличить дозу опасности. Он также признавал, что предложение может стать для него петлей, из которой не выбраться, и поэтому, внутренне сопротивляясь непреодолимой силе, он не делал решительных шагов, пока однажды, повинуясь минутному настроению, не попросил Барбару стать его женой. Он сделал это в последнюю секунду, не оставив Барбаре времени на ответ. То обстоятельство, что у нее не было возможности ответить ему сразу, означало для него беспроигрышную игру. Так, в очередной раз он рискнул и снова выиграл.

Поскольку он любил Барбару, то, делая ей предложение, он действительно верил, что женится на ней; и тем не менее, когда спустя три часа прибыл самолет с Эвелин, он был по-настоящему рад встрече с ней.

Неделя с женой – это совсем не то, что неделя с любовницей. Нат и Эвелин воспользовались всеми удобствами, которыми располагал их роскошный дом. На одномоторной авиетке они слетали на соседний безымянный островок с ослепительно белыми пляжами, где загорали, плавали под водой и уничтожали приготовленный поваром завтрак. Они порядком выпили розового вина и на обратном пути клевали носом.

На лодке они плавали на близлежащие песчаные отмели, где удили редкую большеглазую сельдь. Это было великолепное развлечение, и Эвелин была разочарована, когда ей сказали, что рыба несъедобна и на ужин им подадут нечто другое, но не сельдь, выловленную ими.

Они катались на водных лыжах, плавали, ныряли с аквалангами и катались на бело-голубой прогулочной яхте. Один вечер они провели в Нассау за рулеткой и выиграли тысячу сто долларов.

Нат парился в сауне, а Эвелин расслаблялась в большой мраморной ванне, очарованная краном с ароматическим маслом. Такую роскошь могли себе позволить только кинозвезды и богатые наследницы. Каждый вечер Нат и Эвелин облачались в вечерние туалеты и ужинали за изысканным полированным столом. Пищу им готовил повар-туземец, настоящий виртуоз в кулинарии, а за столом прислуживал по всем правилам этикета дворецкий в белых перчатках, который умел налить вина, не обронив ни капли.

Однажды среди бела дня они предались любви на пляже перед домом, и каждую ночь делали это в спальне.

Ни малейшего следа не осталось от той женщины, которая спала в этой постели неделю назад.

Ни малейшего следа Барбары Розер не было в безмятежной жизни Эвелин Баум, пока та не позвонила ей, чтобы сообщить, что Нат хочет развестись. Не дав ей продолжить, Эвелин повесила трубку, но голос настойчиво звучал у нее внутри.

Эвелин задавала себе вопрос, сколько же времени длится роман Ната с этой женщиной; ей вдруг стало непонятно, почему она ни разу, ни единого разу не сказала ему ничего о своих подозрениях, которые она всякий раз поспешно подавляла; а больше всего ее интересовало, как она выглядит – эта Барбара Розер, сколько ей лет, где она покупает вещи, при каких обстоятельствах познакомилась с Натом и кто из них кого соблазнил.

Эвелин решила не ложиться до прихода Ната. Она должна все выяснить. Она изольет на него свой гнев, свои обвинения, свои угрозы. Когда наступило утро, а Ната все не было, Эвелин металась между гневом, с которым она едва могла справиться, и – помимо ее воли – беспокойством, не случилось ли с ним чего-нибудь. То обстоятельство, что он не пришел домой ночевать, было для нее равносильно пощечине. Его отсутствие, такое жестокое в своей нарочитости, подавило и уничтожило Эвелин и в конечном счете заставило ее даже сомневаться, был ли в действительности этот телефонный звонок или, может, это чья-то шутка, а может, она плохо расслышала.

Когда на следующее утро, в десять часов, раздался звук ключей, отпирающих дверь, у Эвелин сверкнула надежда, что это, наконец, Нат. Но нет, это был не он, а горничная, Лидия. На какую-то долю секунды у Эвелин мелькнуло желание смять постель со стороны Ната. Ей не хотелось, чтобы горничная знала, что ее муж не ночевал дома.

Она подавила это желание, чувствуя унижение и фальшь. Лидия и без того привыкла к несмятым простыням со стороны Ната, и даже если у нее и были свои соображения на этот счет, она ни разу не обмолвилась ни словом. То были ночи, когда Нат, если ему верить, находился в Филадельфии, Бостоне или Чикаго. Теперь Эвелин понимала, что на самом деле он проводил их у Барбары Розер.

В тот день Эвелин не стала одеваться. Ей не хотелось никуда выходить. Она ненавидела себя за это, но боялась пропустить звонок Ната. Она не знала, когда его ждать, но ей хотелось быть дома, когда он явится.