В шесть часов вечера в двери повернулся ключ. Эвелин аккуратно расправила халат поверх ночной рубашки. От усталости она была не в себе и не знала, что сказать, хотя репетировала диалог всю ночь и весь день. Она вышла в гостиную.

– Господи, – сказал Нат, кидая на диван номер «Пост». – Ну и вид у тебя. – Он подошел к бару и смешал себе виски с содовой. – Хочешь выпить?

– Где ты был? – спросила Эвелин.

Он держался как ни в чем не бывало, аккуратно срезая себе корочку лимона для коктейля.

– Да так, погулял маленько, – сказал Нат, – мы ребята такие, сама знаешь. – Он подмигнул ей.

– Тебе нужен развод? – спросила Эвелин, желая скорее покончить с этим. Желая услышать это из его собственных уст.

– Мы вчера немного выпили. Знаешь, как это бывает. – Нат устроился на диване, снял ботинки и, как всегда, закинул ноги на стеклянный журнальный столик. Эвелин почудилось, что сейчас он раскроет газету и углубится в изучение биржевых сводок.

– Мы? – спросила она.

– Мы с Барбарой, – ответил он.

– Она твоя любовница. – Фраза прозвучала утвердительно.

– Но ведь у всех есть любовницы, разве не так? – спросил Нат. – То есть у всех, кто может себе это позволить.

– Это тебе не «кадиллак», который ты идешь и покупаешь, – сказала Эвелин.

Нат пожал плечами, не отрицая, но и не соглашаясь с ней.

– Что ты собираешься делать?

Эвелин нужен был хоть какой-нибудь ответ. Ей нужна была ясность. Самым невыносимым в этом ряду невыносимых событий было сдерживаемое волнение и яростное противостояние, наполнившие комнату.

– Что я собираюсь делать? – спросил Нат сам себя. Он как будто поразмыслил минуту, затем взглянул на Эвелин, впервые встретившись с ней взглядом, и лицо его было совершенно непроницаемым. Он ответил: – Ничего. Я ничего не собираюсь делать.

Когда сестра проводила Эвелин в кабинет доктора Леона Эмстера, медицинская карта Эвелин уже лежала у врача на столе. Это был большой квадратный мужчина в больших квадратных очках. И хотя Эвелин, Нат и Джой вот уже четырнадцать лет пользовались его услугами, у Эвелин до сих пор не было уверенности, что он узнает ее.

– Бессонница. Я не сплю, – сказала Эвелин.

Это была правда. Правдой было и то, что настоящая причина коренилась в Нате. Но не станете же вы обращаться к терапевту за лекарством от супружеской неверности.

– И как давно вы не спите?

– Две недели, – ответила Эвелин.

Уже две недели, как ей позвонила Барбара Розер. Две недели постоянной неуверенности, придет Нат ночевать или нет. Теперь, когда тайное стало для Эвелин явным и роман разворачивался в открытую, Нат использовал это обстоятельство как карт-бланш и пропадал где угодно и когда угодно. Хуже нет, чем неопределенность.

– Еще какие-нибудь симптомы? – спросил доктор. – Какие-нибудь отклонения в пищеварении? Тошнота? Необычные кровотечения? Нерегулярный цикл?

– Ничего такого нет.

– Ну, давайте вас посмотрим.

Он прослушал ей сердце, измерил давление и температуру. Он осмотрел ее грудь и прощупал живот. Он посмотрел ее уши – несколько лет назад он лечил ее от воспаления среднего уха. Сестра взяла у нее кровь из пальца и дала ей эмалированный лоток для мочи. Простейшие анализы делались прямо здесь, в офисе доктора Эмстера.

– Сколько вам лет? – Он заглянул в карту. – Сорок шесть?

Эвелин кивнула.

– Насколько я могу судить, здоровье у вас отменное.

– Но я не сплю. Я измучилась.

– Вы хотите принимать снотворное? – Доктор Эмстер привык, что больные часто идут на всевозможные ухищрения, чтобы заполучить рецепт на барбитураты. Но миссис Баум не собиралась идти на ухищрения.

Эвелин не знала, как произнести «да». Поэтому она сказала:

– Нет.

– Я не люблю их прописывать. По понятным причинам, – ответил врач. – Скажите-ка мне еще вот какую вещь: менструации у вас регулярные?

– Как по часам. – Эвелин задумалась. – Может, чуть меньше, чем обычно.

– Скудные кровотечения? – уточнил врач.

Эвелин кивнула:

– Пожалуй.

Доктор Эмстер улыбнулся. Чем она его так обрадовала?

– Скудные кровотечения, – пробормотал он. – Конечно, это не научно, но вероятнее всего, что это предклимакс.

– Предклимакс? – Эвелин никогда не слыхала такого слова.

– Это означает, по всей видимости, что ваш организм готовится к переменам. Это совершенно нормальный процесс, беспокоиться тут не о чем. У многих женщин бывают эти симптомы: тошнота, утомляемость, периоды бессонницы. – Доктор Эмстер опять заулыбался. У его пациентов не может быть симптомов, которым он не дал бы объяснения. Он любит решать их проблемы. За этим он и сидит здесь.

Миссис Баум расплакалась.

«Ну вот, еще один симптом, – подумал доктор, довольный тем, что чутье его не обмануло. – Плаксивость». Он молча достал из коробки у себя на столе бумажную салфетку и протянул ее Эвелин.

Старуха. Климакс. Ей никогда это не приходило прежде в голову. Ведь она совсем еще молодая. Всего сорок шесть лет. Ведь это слишком рано для климакса.

– Ну-ну, не плачьте. Здесь не о чем плакать. Вы только подумайте: ведь вас больше не будут беспокоить эти ежемесячные неприятности.

«Ну вот вам и еще один симптом – депрессия, – подумал доктор Эмстер. – Скорее всего, это тоже результат большой гормональной перестройки всего организма. Как странно, что многих женщин это вообще беспокоит. Одна из сотен загадок медицины», – решил он.

Он выписал Эвелин элавил.

– Это поможет вам, – сказал он, – преодолеть этот трудный, но совершенно нормальный период в жизни.

Эвелин отправилась в аптеку. Пока она ждала лекарства, она вдруг поняла, что ей нравятся ее ежемесячные неприятности. Они дают ей чувство здоровья и внутренней физической полноценности. Они нравятся ей, и она принимает их с радостью. Они напоминают ей о том, что она женщина. И она не хочет, чтобы кто-то или что-то отнимали их у нее. Будь то время. Или возраст. Или доктор Эмстер.

Аптекарь протянул Эвелин маленький круглый пузырек с таблетками. Расплачиваясь в кассе, Эвелин машинально прихватила пачку тампексов. Хорошо знакомая голубая коробка действовала как-то успокаивающе. Это было куда лучше, чем увещевания доктора Эмстера, движимого добрыми побуждениями и жестокой реальностью. Эта коробка давала ей уверенность, что все еще будет хорошо.

Но Эвелин ошиблась.

Элавил не помогал. Нат вел себя еще более вызывающе, он был еще обаятельнее и еще неуязвимее, чем всегда. Эвелин пыталась противостоять ему, припереть его к стенке, заставить принять решение. Но ничто не действовало. Если у него и была прореха в броне, какое-нибудь слабое место, то Эвелин не знала, где оно. Она не могла раскусить его, а он продолжал изо дня в день разрушать ее – своим обаянием, своей злобой, своим безразличием.

Май скользнул в июнь, а июнь – в июль. Нат сообщил Эвелин, что Четвертое июля он проведет в Амагансетте. Он также сообщил ей, что она не приглашена.

Эвелин сидела на кровати – на их кровати – и смотрела, как он складывает вещи.

Плавки. Полосатый пляжный халат. Белые льняные брюки. Лосьон для загара.

– А мне что прикажешь делать?

– Да что хочешь. Мы ведь современная семья.

– Нат…

Темно-синий блайзер. Рубашка в голубую полоску. Белье.

– Нат, я собираюсь обратиться к психиатру. – Эвелин уже давно об этом подумывала. С ее стороны это был шаг отчаяния. Она не была даже уверена, достанет ли у нее сил сходить на прием. Она надеялась, что, может, до Ната все-таки дойдет, насколько все серьезно. И что он довел ее до точки.

– Всем нам следовало бы иметь своего психиатра.

– И даже тебе? – осторожно спросила Эвелин. – Может быть, нам пойти вместе?

– Мне?

Кашмирский свитер. Пестрый галстук. Теннисные шорты.

– Я не собираюсь платить, чтобы мне полоскали мозги. Я сам настолько интересен, что они должны были бы платить мне за это. Как ты думаешь, не прославить ли мне какого-нибудь доктора?