— Казадор, ты дура, — фыркнул мне в спину Марбас. Я обернулась и снова встретилась с ним взглядом. — Ему можно было память потереть, а не устраивать суси-пуси.

— Пусть думает, что герой, — неожиданно для себя я снова улыбнулась. — Жалко тебе, что ли?

Заган открыл дверь крайней палаты в коридоре и пропустил меня вперёд. От увиденного я едва не снова не впала в ступор. Асмодей походил на большую неживую куклу: мертвенно бледный, он казался совершенно безжизненным. Аппаратура искусственной вентиляции лёгких исправно шипела, подавая воздух. Монитор состояния пациента отображал аномально низкие показатели для живого человека: сердце практически не билось, давление 30 на 15. Станиславский действительно находился на грани жизни и смерти.

Я осторожно приблизилась к библиотекарю и коснулась его руки. Холодная.

От локтя тянулась трубка к подвешенному на стойке пакету с донорской кровью. Марбас, взяв у Загана бутыль, подошёл к ящику с медицинскими принадлежностями, достал упаковку с одноразовым шприцем. Не долго думая, разорвал её зубами, откупорил бутыль и наполнил шприц чёрной демонической кровью.

— Твоя? — ассасин слизнул капнувшую ему на палец каплю и посмотрел на короля. Тот молча кивнул, на что падший усмехнулся. — Не хило. Такая кого хочешь поднимет из могилы. И не жалко же тебе…

— Велиал сказал, что Асмодей ему нужен, — Заган заставил меня жестом отойти от Станиславского, в дальний угол палаты, сам же встал по другую сторону от кровати, на которой лежал падший. — Я в их отношения не лезу — это бесполезно.

— Ну-с, — Марбас проигнорировав все правила безопасности пациента, вогнал иглу шприца прямо в верхнюю часть пакета с донорской кровью, предварительно закрывая подачу крови Асмодею, пережав пальцами трубку капельницы, — вздрогнем. Эй, Казадор! Хочешь фокус?

Я непонимающе уставилась на демона.

— Смотри.

Он нажал на поршень, заставляя чёрную кровь падшего ангела низвергнуться в алую человеческую. Потом произошло нечто невероятное: осев на дне, словно она тяжелее, резко колыхнулась и взбурлила, поглощая красную. Через мгновение, когда весь пакет оказался заполнен чёрной жижей, Марбас выпустил трубку и отбросил шприц, а потом, как по команде, они с Заганом схватили библиотекаря за плечи.

— Сейчас начнётся. Девчонка, не вздумай приближаться, — предупредил меня король, настороженно глядя на лежащего без каких-либо движений библиотекаря.

Прошло всего несколько секунд, как чёрная кровь устремилась к его руке. Мучительно долгих секунд, потому что я не понимала, чего ожидать, поэтому на всякий случай отступила буквально в самый угол, едва не упираясь спиной в стену. Тишина. Такая, словно весь мир разом пропал. Я смотрела на панель состояния пациента. Неожиданно ужасный писк аппаратуры разорвал это молчание. Остановка сердца. Король сорвал с Асмодея маску ИВЛ и зачем-то прижал его ещё сильнее к кровати.

Но ведь он…

— Он умирает! — Несмотря на все предостережения демонов, я сделала шаг вперёд, и тут меня отшвырнуло такой чудовищной магической волной, что я болезненно ударилась спиной о стену. Из лёгких разом исчез весь воздух, мне стало практически нечем дышать. Окна разлетелись на осколки, аппаратура весом не один десяток футов оказывается разбросанной, а некоторая даже уничтоженной и разбитой, словно смятой невидимой рукой. Но это длилось лишь миг, после чего я смогла вздохнуть, радуясь, что в мою сторону пришлось меньше всего магии и что мне ничего не сломало. Следующий удар волны пришёлся в потолок, когда Асмодей неожиданно выгнулся дугой, от чего лампы с громкими хлопками полопались и осыпались на пол.

— Нозоми!!! — услышала я голос Станиславского. Он резко сел на кровати, вытянул руку вперёд, и посмотрел куда-то невидящим взглядом, материализовав серебряный клинок.

— Лежать!!! — зарычал в ответ Заган, и с силой швырнул его обратно на подушку, наплевав на то, что библиотекаря только что прооперировали. Выбил у него из рук меч — тот со звоном упал на пол, но не исчез, продолжая лежать там. После отвесил звонкую пощёчину Асмодею, приводя его в чувство.

Библиотекарь вскрикнул, застонав, схватился за грудь, закашлялся и, перемазав руку в крови, неожиданно чёрной, а не как раньше — человеческой, опустил голову и впал в состояние, близкое к беспамятству: глаза прикрыты, дышит часто и тяжело, руки периодически вздрагивают, а лицо искривляется от приступов боли.

— Поздравляю с возвращением в нашу дерьмовую реальность! — радостно воскликнул нависший над ним наёмник, приветственно помахивая рукой. — Как на той стороне? Правда, что встречают семьдесят девственниц и у каждой по семьдесят сексапильных служанок?

— Иди… — Асмодей едва не закашлялся снова. — Иди в жопу…

— Ну вот. Я теперь не знаю что и думать: то ли там так хорошо, что ты жадничаешь и не хочешь делиться, то ли ты меня в глубине душонки своей любишь и оберегаешь от смерти, — разочарованно протянул Марбас.

— Где Нозоми? — проигнорировал его Станиславский, едва поворачивая голову в сторону Загана.

— Здесь, с ней всё нормально. Отделалась ушибами, испугом и чем там ещё люди отделываются… — король кинул хмурый взгляд на меня через плечо. — Надеюсь, что угрызениями совести за свою недалёкость.

Я вновь приблизилась к библиотекарю. Казалось, что он смотрит мне в лицо, но это была лишь видимость — он оставался где-то в ином мире, в глубине своего сознания. Вымученно улыбнувшись, он поднял ладонь, я коснулась его пальцев.

— Я тут, Роберт, — прошептала я. — Я тут.

К горлу подступил ком. Я только сейчас осознала, что он действительно чуть было не умер. Поняла всю свою вину. Если бы я не ругалась с ним, не отталкивала, ничего бы этого не произошло. Я чуть не потеряла своего друга. Он променял свою бессмертную жизнь на какую-то глупую девчонку. А если бы Велиал не решил оставить его в живых? Если бы посчитал ненужным? Станиславский…

Нет. Роберт.

Роберт понимал, что я выживу, что я смогу сбежать, и принял жертву. Принял, потому что она была бы не напрасной. Я повела себя как недалёкая девчонка, истеричка и скандалистка: он живёт куда дольше меня на Земле и лучше меня понимает, что такое настоящая цена жизни. Они правы — мне пора перестать оценивать их поступки человеческими мерками. Для них люди действительно расходники. Какими бы мы не были великими и умными в своих глазах, мы — пыль. Кто-то утверждает что пыль звёздная, это звучит романтично, конечно, но на деле мы были просто грязью. Как правильно выразился Велиал — бактерии Люцифера.

— Не нужно плакать, Нозоми. — Его голос был слишком тихий и хриплый. — Всё хорошо.

— Да… — Я изо всех сил сдерживала слёзы, от чего начинала судорожно хватать воздух ртом. — Прости меня. Прости меня, пожалуйста.

— Надеюсь, это послужит тебе уроком, — отозвался на мои слова Заган.

Но фразу, адресованную мне, Асмодей принял в свой адрес:

— Да, конечно. Больше никогда не поеду… — снова улыбнулся он сквозь боль, судорожно сжимая мою руку. — В отпуск. Не просите. Кто бы знал… Что они такие… Травмоопасные… Эти ваши отпуски.

Я тихонько рассмеялась вместе с библиотекарем.

Боже, он жив. Спасибо. Спасибо.

*

После того, как Марбас вколол Асмодею оскикодон и поставил капельницу, библиотекарь уснул, а наёмник предложил пойти попить пива, потому что он «задолбался уже». По дороге он отправив сиделку смотреть за пациентом, пригрозив, что сдерёт с неё кожу живём, если тот помрёт. Но заметив мой испуганный взгляд, поспешил заверить, что это скорее для подстраховки, потому что сейчас у Асмодея сейчас переизбыток энергии для такого, если перефразировать, тщедушного создания, и что удивительно, как его вообще в клочья не порвало от восторга.

— Позвони Маргарет, — посоветовал Марбас и взял телефон у проходящего мимо хирурга. Тот, впрочем, не сопротивлялся. Я уже перестала этому удивляться.

Стоило мне набрать телефон тёти, как трубку на другом конце сняли — на первом же гудке. Маргарет явно нервничала и, видимо, всё это время держала сотовый в руках.