Библиотекарь наспех пролистал страницы и неожиданно вытащил коричневое перо, которое невесть как оказалось внутри. Не помню, чтобы я использовала перья в качестве закладок. Станиславский некоторое время растерянно крутил его в пальцах, потом протянул мне, но я не взяла. Он пожал плечами, положил его обратно и захлопнул книгу.

Я пожала плечами на его слова:

— Господин Станиславский, это ваша книга, а не моя. Если Вы решите, что…

— Я уже решил, мисс Казадор! — неожиданно он решительно забросил одним махом в стоящий недалеко от машины пластиковый контейнер для мусора.

Трёхочковый! Он ведь даже не целился!

— Инцидент считается исчерпанным, мисс, — мужчина снова посмотрел на меня и улыбнулся, словно пытаясь подбодрить. — Не забивайте себе голову всякими глупостями и подобной мелочью, как третьесортная литература.

— На обложке было написано бестселлер.

— Клянусь, если вы не успокоитесь, я на крыле машины напишу «бестселлер»! — он театрально вскинул руки к небу, потом схватился за голову. — Своим упорством Вы сводите меня с ума, мисс. Если вам будет угодно, то считайте эту книгу подарком, с которым вы вправе делать всё что угодно.

— Даже сжечь? — спросила я скорее из любопытства.

Библиотекарь щёлкнул пальцами:

— Точно-точно. Сжечь! — он покопался в кармане брюк и достал оттуда бензиновую зажигалку, явно не дешёвую, что удивило меня ещё больше, ведь как все знали, библиотекарь не курил. — Вы это сделаете или я?

— Не занимайтесь глупостями, господин Станиславский, — я потянулась и взяла зажигалку. — Контейнер пластиковый, и миссис Дэвис будет не в восторге от того, что мы портим имущество школы, пусть даже сжигая ненавистную Вам, что вообще кажется мне невероятным, книгу.

— Вы плохо меня знаете, милая. Большую часть того, что нынче именуется бестселлерами, я не против был бы сжечь, честное слово, мне горько, что это считается достойной литературой. Книжный рынок обмельчал, видимо, нет больше Шекспиров в нашем отечестве.

— Мы в Америке, вы из Польши, а Шекспир жил в Англии, — поправила его я.

— Я говорю в масштабах всего мира, дитя.

Меня передёрнуло. Слово «дитя» он употреблял слишком часто, чтобы это было какой-то ошибкой в переводе, ведь английский родным ему не был. Тётя Маргарет не раз говорила, что не понимает, что человеку с такими рекомендательными письмами делать в школе, пусть даже это не провинциальная школа, частная, но всё же. Когда Станиславский так говорил, мне казалось, что он куда старше, чем выглядит, но это было исключительно игрой моего воображения. Скорее всего, это просто он относился ко мне, как к маленькому ребёнку.

И тем не менее, несмотря на все его странности, он был одним из тех, кто всегда находился на моей стороне. Что бы ни случилось, я могла прийти в библиотеку, выпить молча предложенный чай, он бы посоветовал книгу, которая бы подняла мне настроение. Мне даже не нужно ничего ему объяснять — он понимает меня без слов, будто бы читает мои мысли… Нет, будто бы знает меня куда лучше, чем кажется на первый взгляд.

— Простите, что отвлекла вас от телефонного разговора, — я прервала повисшее молчание.

— Что? А, этот… Признаться честно, если бы не вы, я бы уже от злости всю краску бы смыл с двери. Некоторые люди не понимают слово «нет». Да, кстати! — Станиславский хлопнул себя по лбу, словно что-то вспомнил. — У вас же сегодня день рождения! Я забывчивый кретин! Подождите минутку.

Библиотекарь принялся копаться в открытом багажнике.

— Я точно помню, что оставил её тут. Или в библиотеке? Может, в комнате… Нет, должна быть здесь, — доносилось до меня его бормотание. — Нашёл! Похоже, что в этот раз мои полёты в облаках пришлись к месту, а то бы вам пришлось ждать куда больше минуты.

— Почему нельзя считать наушники моим подарком на день рожденье? — попробовала отговорить его я, между тем уже жалея, что мы вообще встретились сегодня.

На свет показался футляр гитары.

— Ну хотя бы потому, что подарок был готов заранее. Тем более, вместе они должны смотреться куда лучше, — растерянно улыбаясь, он протянул его мне. — В общем, вот.

— Это гитара? — сквозь мягкий футляр я точно могла сказать, что не ошиблась. Более того, это была электрогитара, если судить по толщине грифа и весу. — Но у меня ведь есть… Не стоило.

— Стоило, — покачал головой Станиславский. — Вы ведь любите музыку. Пусть она вас радует. Не знаю, в рабочем ли она состоянии, — как-то туманно проговорил он. — Я совсем в этом не разбираюсь. Но надеюсь, что она ещё на что-то пригодна, даже учитывая характер её прошлого хозяина.

Я подозрительно покосилась на него.

— Можно открыть?

— Конечно, это же теперь ваша вещь. Можете делать с ней всё что угодно. И даже сжечь. Просто хочу пожелать вам счастья и… Просто хотелось, чтобы вы были счастливы, — последние слова библиотекарь произнёс шёпотом, отводя взгляд в сторону. Я не совсем понимала, о чём он пытается мне сказать, но на всякий случай кивнула.

Положив чехол на край багажника, я нашла язычок от застёжки. Зашуршала молния, и через секунду послышался мой восторженный вскрик.

— Он подарил тебе это? — Анна склонилась над лежащей на одном из столов, который ещё не был подготовлен к празднику, гитарой. — Бабушкина гитара? Оригинально, ничего не скажешь.

— Анна, ты знаешь, чья это подпись на ней? — я ткнула на замысловатые закорючки, сделанные золотым маркером по лаковой поверхности.

— Понятия не имею, но не нахожу подарок романтичным, — пожала плечами та. — Разве кто-то дарит девушкам гитары? И вообще, где букет роз и страстные признания в любви?

Стоящие рядом ученики младших классов, которым было в радость занять себя тем, что обмотаться с ног до головы гирляндами, швырять друг в друга конфетти и надувать шарики, весело захихикали. Надеюсь, что они не будут теперь тыкать в библиотекаря пальцами. Вообще, Мари, Эйша и Ван были довольно воспитанными, хоть и неугомонными, как все дети в их возрасте. Родители по семейным обстоятельствам привезли их немного раньше, чем начался учебный год.

— Вообще-то это гитара Ангуса Янга, — я ласково провела пальцами по поверхности музыкального инструмента. Подумать только, Станиславский в курсе моих музыкальных предпочтений. Мы никогда этого не обсуждали. Да и как он вообще её раздобыл и сколько заплатил? Наверняка желающих было предостаточно. Он определённо странный.

— Да хоть Элвиса Пресли, — рассмеялась сестра, понимая, что я рада столь неожиданному подарку. Несмотря на то, что в повседневной жизни меня не видно и не слышно, в глубине души я всегда восхищалась раскрепощённостью Янга. Он живёт в своё удовольствие, а все окружающие спокойно принимают его таким, какой он есть, словно демонстрация голой задницы забитому поклонниками стадиону вполне нормальное занятие, особенно для человека его лет. — Только не вздумай бить ею о стены. А то мы ещё не до конца восстановили кабинет химии после выходки Маркуса в прошлом году.

Анна помогала тёте Маргарет с делами по школе. Когда-нибудь всё старое имение перейдёт девушке в наследство, поэтому сестра была в курсе всего, что творится в этих стенах.

— Так, ладно. Налюбовались. Убирай своё банджо, а то мы выбьемся из графика.

Я нехотя послушалась её. На самом деле, мне хотелось унести гитару к себе в комнату и опробовать её в деле. Сомневаюсь, что у меня получилось бы хоть что-то отдалённо похожее на игру мэтра легендарной группы, но попытаться стоило. Да и не услышит ведь никто!

— Что за шум опять? Что вы там не поделили? — из кухни выглянула Маргарет. Она поцеловала меня в лоб. — С днём рождения, моя милая.

— Разглядываем подарок Нозоми, — объяснила Анна, кивая в сторону прислонённого к стене футляра.

— И кто же дарящий?

— Не догадаешься… Ай! — сестра не успела договорить, потому что я наступила ей на ногу. Надо же, какой эффективный способ замолчать это оказывается. Да и тёте о моих слишком дружественных отношениях с библиотекарем знать не обязательно. — Ты чего творишь? Я эти туфли вчера купила. Они стоили трёх месяцев моих карманных денег!