Андрэ в этот вечер долго не мог заснуть и все думал, думал. Даббе что-то напевал себе под нос.

Белый ловил себя на том, что подолгу смотрел на маленького темнокожего человека. Что было бы с ним, Андрэ, если бы Даббе не нашел его тогда?..

Вокруг хижины на натянутых, как веревки, лианах висит белье. Сохнет оно медленно. И то, лишь когда солнечные лучи падают на него прямо: воздух слишком влажен.

Хижина обжита. У ее обитателей уже ни в чем нет нужды. Белый вновь спит на своей походной койке. Над входом в хижину колышется сеть от москитов.

Но ничто уже не радует Андрэ. Скорее, скорее отсюда. Целых четыре дня живут они в этой хижине, и француз боится, что опоздает на пароход. Да и климат здесь для него пагубен: приступы малярии повторяются каждый вечер. Но пока не поднята лодка, они пленники леса. А вдвоем ее не поднять — нужна помощь.

Лес кругом безлюден. Андрэ внимательно изучает карту — до ближайшего селения двое суток пути! Языка лесных жителей они не знают, к тому же неизвестно еще, захотят ли те помочь. До Ована можно добраться только по реке; лесами не пройдешь; по обеим сторонам устья сплошные болота. Единственное, что остается — идти за помощью к лесным жителям.

Наутро Даббе собирается в путь.

— Смотри, чтобы спички не отсырели. И не потеряй листок с маршрутом! Береги компас, он у меня только один.

Африканец утвердительно кивает.

— Даббе ничего не терять. Даббе хорошо смотрит, очень хорошо.

— С бушами не разводи канители. Возвращайся скорее — пароход не будет ждать.

Даббе показывает на пальцах.

— Один день, два дня, три дня — Даббе опять здесь. И много-много буши. Теперь Даббе уходить.

Он надевает через плечо парусиновую сумку. В ней несколько голов табаку[82], спички, сигареты, провиант и листок с маршрутом. Потом он берет катану[83] и на секунду задерживается в нерешительности, словно вспоминая, не забыл ли чего еще.

Андрэ подходит к нему.

— Ну, счастливый путь!

И впервые подает негру руку. Даббе смущен. Неловко пожимает он руку белого.

— Даббе быстро идти, очень быстро.

Он удаляется и вскоре исчезает в темно-зеленой листве. Время от времени Андрэ слышит еще удары катаны. Потом все смолкает.

Долго стоит европеец в задумчивости. «Я никогда раньше не принимал негров всерьез: они казались мне большими детьми», — думает он. На строительстве железной дороги было занято много африканцев. Андрэ обращался с ними как вздумается: высмеивал их, ругал… Господин Мулен, французский инженер, мог позволить себе все, черные же работники должны были беспрекословно повиноваться его распоряжениям.

Андрэ давно живет в этой стране и не может не знать, как труден и опасен путь через сумрачные тропические леса к незнакомым лесным племенам. Даббе это тоже известно. И все-таки он сразу согласился идти… Невольно Андрэ вспоминает про абрикосы, которые спрятал от Даббе. Вчера он их выбросил: сладкий сок перебродил и стал несъедобным. Андрэ злится на себя. Потом резко поворачивается и идет к хижине. «Ах, стоит ли, право…» — пытается отогнать он назойливые мысли.

Пусто и одиноко в хижине. Теперь европейцу самому нужно готовить себе еду и заботиться о будничных мелочах. Но он слишком вял, чтобы заниматься всем этим. Открыв банку с мясными консервами, он ест их холодными. Потом вносит в хижину высохшее белье и аккуратно его складывает. За исключением отдельных мелочей, ему удалось спасти все свое имущество; теперь бы только поднять лодку, и можно плыть дальше. Но приходится ждать, ждать сложа руки, пока не вернется Даббе.

Андрэ нужно как следует выспаться: предыдущие дни отняли слишком много сил. Устало ложится он на походную койку, стоящую ножками в банках с керосином. Не мешало бы сначала вымыться и побриться, но как-то вдруг сразу он чувствует себя до крайности изнуренным. Даже табак не имеет вкуса — не докурив, он гасит сигарету. Голова болит и начинает гореть. Но он уже привык к этому. «Для жизни в тропиках это характерно», — успокаивает он себя.

Андрэ все лежит и лежит. Солнце уже заходит за мрачный лес. Сеть от москитов слегка колышется. Вниз по реке пробегает легкий ветерок, теплое вечернее дуновение тропического леса. «Дыхание смерти» — называют его здесь, потому что он несет с собой лихорадку. День гаснет, и в хижину закрадывается ночь.

Француз мечется в горячке на скрипучей койке. Он бредит… С оглушительным треском падает на него исполинское дерево, воздев к небу тысячи черных рук — сучьев. Дрожа от страха и обливаясь потом, он пробует увернуться. Но к ногам будто привязаны тяжелые свинцовые гири. Во сне он слышит свой крик, но не в силах проснуться… И снова дерево… Сухой треск — и оно с грохотом валится на землю, увлекая за собой остальные деревья. Голые, острые сучья глубоко впиваются в топкий, чавкающий ил. Тяжелые сапоги вязнут… Внезапно резкий запах плесени одурманивает лихорадочно возбужденный мозг. Он валится с ног, из последних сил пробует встать и бежать дальше. И снова его настигает шум падающего дерева. Теперь уже не уйти: узловатые ветви хватают его за руки и ноги, и твердый, как железо, сук кинжалом вонзается в тело. Душераздирающий вопль проносится по хижине, прорезая тишину ночи.

Со стоном Андрэ просыпается. Его руки инстинктивно ощупывают липкое, потное тело в поисках зияющей раны — настолько еще сильно действие кошмарного сна. Лишь постепенно возвращается он к действительности. Ему хочется встать и выйти из душной хижины на свежий ночной воздух. Но тело словно режут изнутри острые ножи. Глубоко вздохнув, он откидывается обратно на койку.

Чтобы сбить температуру, Андрэ глотает большую дозу хинина. Но боль не проходит — тело страшно ломит. Наконец он засыпает, возвращаясь к кошмарным видениям.

Жар не спадает и на другой день. Еда вызывает отвращение — его рвет. Головная боль и жжение во всем теле заставляют Андрэ снова лечь. Лобные пазухи словно сдавило клещами, череп того и гляди лопнет.

Андрэ еще не знает, что неподалеку от хижины, в болотах, обитают желтовато-белые комары и что миллионы их затем и поднялись вверх по реке, чтобы попить крови белого человека; что редкие, глухие деревни в низовьях реки почти обезлюдели и жители в смертельном страхе перед злыми болотными духами, покинув землисто-желтые трупы своих односельчан, бежали на холмы в глубь страны; он не знает, что над всеми селениями атлантического побережья подняты желтые флаги, предупреждающие о страшной опасности. Если бы больной все это знал, мужество окончательно покинуло бы его. А так он, в минуты облегчения, снова видит сияющее солнце и слышит плеск волн о лесные берега — одним словом, живет. Его пожелтевшие глаза подолгу задерживаются на сундуках и ящиках: с этим богатством связано его будущее.

Почему-то падающее дерево все-таки пощадило его. Не для того же, чтобы потом он погиб здесь от болезни! Нет, Андрэ верит, что судьба к нему благосклонна; она непременно приведет его домой, во Францию. Дома его ждет Рашель! Наконец-то они поженятся. Разве может малярия задержать его здесь?! Ни в коем случае! Он знает, что такое малярия с первых дней пребывания в Африке. Как часто она трепала его и все-таки не смогла расшатать его железный организм… Когда температура падает и в голове немного проясняется, Андрэ вновь набирается мужества.

И снова заходит солнце, заходит снаружи и заходит внутри хижины. Подобно тому, как луна управляет приливами и отливами, приводя в движение огромные массы воды, так и солнце непрерывно заряжает нас своей энергией. Утром под его яркими лучами мы пробуждаемся к новой жизни; поднимается солнце — поднимается и наша жизнедеятельность; опускается оно — и мы погружаемся в ночной сон.

Больной боится вечера, запускающего в хижину свои темные щупальца, вечера, по следам которого идет черная тропическая ночь с проливными дождями. Андрэ не спит. Он чувствует гнилостный запах умирающих, но вечно вновь возрождающихся растений, слышит шорох крыльев летучих мышей, крик вечно бодрствующего павлина и тонкое пение комаров — сейчас они небольшими тучками вьются над кустами, но скоро роем окружат его, будут пить его кровь и разносить лихорадку другим…