- Что нам делать? Идти с тобой?

Держа на руках драгоценную ношу, стараясь прижать плотнее к себе и пытаясь закрыть своим телом, чтобы ветер так сильно не дул на нее, я задумался.

- Сидите здесь. Не ходите за мной, - повернулся и последовал к Джулии, которая ждала у дома, открыв дверь. Что я чувствовал в этот момент? Не знаю. Дом стоял с темными окнами, обычный, нелюдимый, замерший в ожидании. Шаг за порог и он поглотил двоих: парня и девушку в его руках.

Галерея была полутемная, несмотря на рябившую молочную белизну в окнах из-за метели. Шаги гулко отдавались в тишине. Спокойствие было везде: в спящих и умерших людях в стенах, в молчании, в дыхании и на лице Гвендолин.

Чем сильнее любовь, тем сильнее страхи.

Код галереи «756 868». Processing… Сигнал. Можно входить.

Тяжело открывать дверь, когда держишь в руках тело.

Вошел в темноту. Или тьма в меня? Я знал и чувствовал - Она рядом. Она с нами, как только мы появились. Комната была во мраке, как и тогда. Зеркала не было. Оно взорвалось мне в лицо, оставив напоминанием овал невыгоревших обоев, да вбитый гвоздь в стену. Я осторожно ступал по ковру, будто сейчас развернется геенна и утащит меня вместе с Гвен в один из кругов ада. Кто-то заботливо убрал осколки.

Подойдя к портрету, который снова был завешен, я остановился. Можно было положить Гвендолин на пол, но я боялся окончательно застудить ее, несмотря на обернутые два одеяла и свою куртку.

- Гвендолин? – вслух спросил, осипшим от страха голосом.

Ничего. Молчание.

- Гвендолин!

Крикнул я в пустоту, отчаянно вертя головой, чтобы увидеть призрака, ожидая, что вот-вот снова зазвонит телефон, заорет сигнализация, хлопнет дверь.

- Гвендолин! Где ты?

Я начал тонуть в панике. Почему ничего не срабатывало? Почему она не оживала? Я ошибся в своих суждениях? Глупо поверил в чьи-то сказки. Что же стало с тобой, Гидеон, что стало с человеком жестких суждений? На кой черт поверил в то, что эта глупая затея оправдает ожидания?

Я положил Гвендолин на пол у своих ног, дав зарок, что сейчас же подниму ее. Злость от тишины опаляла меня огненным дыханием. Рука потянулась к нежной ткани на портрете, сжимая в ярости и комкая в кулаке. Резко, с ненавистью, я сорвал ее в сторону. И внутри меня взорвался лед ужаса.

На портрете никого не было. Взглянул вниз и упал на колени к Гвендолин. Кровь! Слишком много крови! Она багровой лужей разрасталась, впитываясь в ковер.

Нет. Не так! Я судорожно сорвал одеяла с курткой с тела девушки, готовясь снова увидеть ту рану от пули. Но, как только показалась ткань ее больничной одежды, я понял, что на ней ни кровинки. Не веря глазам, провел рукой вдоль грудной впадины, ожидая, что мои пальцы тут же станут влажными и пунцовыми. Нет. Целая. Откуда тогда взялась кровь? Я перевел взгляд на ковер, а сухой ворс словно смеялся над моим безумием.

Движение в темноте. Ничего не было видно. Но там кто-то был. Осторожно, чтобы хищник не кинулся на нас, я поднял Гвендолин и прижал к себе, чтобы в любой момент закрыть ее своим телом, если будет такая необходимость. И вот движение стало отчетливее, и щупальца серого дыма, клубясь, потянулись к нам отовсюду, погружая в пепельную серость и гарный запах. Было тяжело дышать, как тогда в Манор Хаусе, резь и слезились глаза. И я кричал, как тогда. Звал ее. Мой горячий крик заполнил горло, резонируя от грудной клетки и тела девушки.

- ГВЕНДОЛИН!

Силуэт впереди. Я узнал бы его из миллиона, в любой толпе. Она откликнулась и шла ко мне. Гвендолин смотрела на меня и плакала. Она вся была в крови, а изо рта багровой струйкой немой крик. И белая рука с тонким запястьем, тысяча раз мною целованная, тянулась ко мне. И я тянулся к ней телом, держа ее в своих объятиях.

Не дробись. Пожалуйста. Стань целым.

Гвенни…

Выдох моего существа ее именем. Я уже протягивал руку в ответ и наши пальцы готовы были соприкоснуться, как кровавая рука ударила ее по запястью и оттолкнули от меня. Мужчина. Пол-лица не было. Он держал ее в своих ручищах.

Нет! Отпустите!

Дернулся вперед, чтобы отбить, и почувствовал, как тело Гвендолин начало сползать с колен. Не мог. Я не мог. Нас нельзя было разъединять.

- Она наша. Она виновата. Из-за нее! Мы здесь из-за нее…

Этот шепот был сильнее крика, страшнее взведенного на тебя курка. Шепот был всюду.

- Отдайте ее.

«Прочь!» - шептал дым.

Нет. Слышите? - Нет.

И вот уже женщина в чепце с раздробленной головой нависла надо мной, закрывая Гвендолин. Глаза стеклянные, слепые, но смотрели в душу, читали мои мысли. Я крепче прижал к себе теплое тело, готовясь, что его отберут.

- Уходи, – ее слово летело камнем в лицо. Треск огня и падающих балок.

- Никогда, - липкий холодный пот склеил меня с одеждой. Но я все еще дышал и противоречил теням. – Я не уйду! Она дождется меня…

Женщина в чепце, словно зверь, запрокинула голову в вое и воспламенилась. Я видел, как горело ее платье, огненными клочьями отрываясь от нее, как багровела и волдырилась кожа, лопаясь и разрываясь бумагой. Костер плоти и крика опалил мне лицо. Зажмурился и отвернулся. Стиснул тело Гвендолин, пряча в себе, укрывая собой. Чувствовал, что ожоги остаются на тыльной стороне рук.

И сквозь вопль призраков я услышал свое имя. Это Гвендолин звала меня. Щурясь от жара, я поднял голову. Все горело и я стоял в центре пожара. Она вырывалась в нескольких шагах от меня из рук других людей и тянулась ко мне.

Я выкинул руку вперед, стараясь дотянуться пальцами. Осталось чуть-чуть. Всего один рывок. И я его сделал. Не отпуская тело, ворвался в огонь с колен, зная, что сейчас упаду. Но сделал. Схватил ее руку и в тоже время держал в объятиях.

Глушащий взрыв волной пронесся во время моего падения. Я летел вперед, на Гвендолин, все еще хватаясь за руку ее призрака. Неуклюже ударился лбом об пол, выставив левую руку в локте, чтобы не раздавить под собой Гвен. И все-таки упал на нее. Что-то мелкое летело и крошилось на меня сверху.

Темнота…

Чья-то рука трясла меня за плечо.

- Гидеон! Мать твою! Очнись, – голос Рафаэля ворвался в мое сознание.

Я разлепил глаза и увидел его колени в синих джинсах.

- Гидеон! Ты в порядке? Поднимайся! – руки перестали трясти меня и теперь, просунувшись под подмышки, поднимали меня на колени. В ушах звон и заложенность. Я моргал, словно пьяный. Мое тело мне не подчинялось и, благодаря брату, я сидел, откинувшись к стене и некрасиво разбросав ноги. Рафаэль возле меня допытывался ответа. У меня на языке все еще чувствовался вкус гари. Но, я смотрел только на неподвижное тело Гвендолин, возле которого суетилась Лесли.

- Как она? Лесли, как она?

В ее глазах читался испуг, она качала в ответ головой, но не кидалась к телу подруги. Значит, Лесли не знала.

Очнись, милая, очнись.

Друзья начали говорить все разом.

- Что случилось, Гидеон?

- Давайте уйдем отсюда…

- Нужно перенести тело Гвен. Можно ко мне в спальню.

- Гидеон, ты в порядке? Ты сам идти можешь?

Последние слова произнёс брат, тревожно вглядываясь в меня. Я кивнул в ответ, хотя не был уверен в своей дееспособности. Рафаэль поднялся с колен, подошел к Гвендолин и взял ее на руки. И снова я увидел ее голые ноги. И снова подул ветер, и холод прорвался в эту комнату, где только что было пламя. Флешбэк был настолько ярок и реален, что я потерялся в происходящем. Они снова отнимали ее. Опять…

- Гидеон, пойдем, пойдем, - это был нежный и заботливый голос Лесли, мягкие, теплые девичьи руки. Ее белые кудряшки и серо-голубые беспокойные глаза. И я вернулся.

- Спасибо, - прошептал ей. Но, кажется, она не поняла, за что благодарю. Лесли со всей женской заботой, которая таилась в ней, помогла мне подняться, придерживая и подставляя свое хрупкое, немного костлявое плечо с лучистыми, четкими ключицами. Мое тело не чувствовало боли. Лишь онемение и слабость. Странно, я думал, что сгорел. Но ожогов не ощущал. По полу снова было мелкое крошево стекла – выбило окна в комнате и теперь пронзительная стужа острым снегом влетала в комнату, заливая молочным светом полумрак и трепя занавески на ветру, так похожие на женское ночное платье, вздымающееся от порывов, когда уносили Гвендолин.