Но я всего лишь следовала за своим проводником. Точнее, мне показалось, что я последовала за ним. Но споткнулась, начала падать, пытаясь ухватиться за руку мистера Джорджа, и полетела носом в дверь,которая от моей скорости со скрипом отворилась и я попала в подвал. Вот только мистера Джорджа там не оказалось. Как и хронографа. Зато там присутствовали совершенно другие люди, одетые в чулки и сюртуки, с восторгом наблюдающие за кипящими пробирками.
Они с удивлением повернулись на звук вломившегося в их лабораторию тела и теперь шокировано разглядывали меня с ног до головы. И я прекрасно понимала их. Даже в черном классическом платье до колен, я, наверное, выглядела еще более оголенной, чем в наше время в бикини. Не считая, конечно, еще того факта, что я “влетела” в тайное масонское ложе, в центр алхимической лаборатории, как к себе домой. А они ведь впервые меня видели! Да еще и “голую”!
Со вздохом, я откинулась к стене и в отчаянии скатилась вниз, закрыв лицо руками.
Ведь все, что мне оставалось, это ждать обратного прыжка.
Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79015130.png
========== День первый. Гидеон. Начало петли. ==========
Сонет 90
(Перевод С.Я. Маршака)
Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.
Уильям Шекспир
Меня медленно сжигало изнутри. После бессонной ночи, проведенной в окружении старых листов, переданных мне Полом, кучи тайн и загадок, в диссонансе со своими разумом, долгом и чувствами, где в центре всего этого хаоса была Гвендолин, я был просто обязан снова поговорить с ней.
После суаре, на следующий день граф зачем-то рассказал Гвен о нашем с ним разговоре, который прошел в одну из первых встреч два года назад. Именно он дал идею о том, чтобы я влюбил в себя Рубин, дабы успешно манипулировать девушкой на благо тайной ложи. Я так и слышал тягучий напевный голос графа: «…запомни ,мой дорогой мальчик, влюбленная девушка покорна и безвольна. Она вдвойне полезней будет тебе в делах, чем просто belle petite amie. А то эти женщины, знаешь ли, порой натворят таких дел, что мужчине даже в беспамятстве не придет в голову…»
Боже! Мне тогда эта мысль показалось здравой. Да и Шарлотта не особо была бунтаркой. С Шарлоттой в этом плане было легко, но скучно. Как выразилась мадам Д’Юрфе, «нет ничего скучнее пустой идеальности». Это точно. Шарлотта была идеальна в манерах и общении, но самовлюбленна и зла на язык, что порой казалось огромная безупречная хрустальная ваза в нашем балет-классе ( которую я, кстати, случайно разбил) была более милой и душевной, чем она.
«Два идеальных человека». Кажется, так назвал нас дядя Фальк однажды. Игра на скрипке, клавесине, фехтование, отплясывание мазурки, поло, учеба на отлично - ходячий пример для всех и невозможность быть, как все… Все шло, как заезженная пластинка. Мы с Шарлоттой - два невольника судьбы, которым уготовано мотание в истории, вместо того, чтобы нормально строить жизнь, как все люди.
И тут появилась она. Черт! Если бы две недели назад меня спросили про любовь с первого взгляда, я бы цинично пошутил на эту тему. А теперь путешественник во времени влюбился с первого взгляда - две аномалии сразу. Хотя нет, не с первого. Узнав, что Шарлотта не будет моей спутницей, а ею станет Гвендолин, совершенно неподготовленная, казавшаяся мне посредственностью, я был зол на всех – вся подготовка коту под хвост. И стал с усердием влюблять в себя Гвен, чтобы «управлять и манипулировать», не заметив, что сам влюбляюсь в нее больше и больше.
Я сделал глоток кофе. Сейчас я сидел в одном из кабинетов хранителей. После провальной попытки поговорить с Гвен, мне срочно нужно было уединиться. Сначала я хотел побежать за ней и элапсировать вслед в 1956, чтобы там закончить начатое, но потом передумал. Она плакала. Я делал ей больно.
Я сам себе делал больно. Но иначе не мог.
Как ей объяснить, что, любя меня, она ставит себя под удар. На ум всплыли строчки из записей Сен-Жермена, которые передал Пол:
«За льва кровь ворона прольется
Так вечность в дне одном начнется…»
Эти листки! Они все сплошь испещрены стихами, где повторялся один и тот же сюжет: ворон умирает, отдав жизнь за льва. Намеки прозрачны и ясны.
Сама мысль, что Гвен может погибнуть ввергает меня в ужас. Я должен, во что бы то ни стало, держаться подальше от нее, точнее желал быть другом, что бы защищать ее, беречь от самой себя и втайне любить. Но, судя по реакции Гвендолин, мне будет нелегко заслужить ее дружбу. Я должен радоваться, что ее чувства ко мне ответны, но это просто утешение самого себя.
Я ни в коем случае не должен допустить, чтобы Гвен собой пожертвовала ради меня.
Если будет угодно судьбе, то я с радостью поменяюсь с ней местами.
Гвен…
Гвенни…
Если бы ты знала, какие чувства ты во мне вызываешь при одном появлении! Насколько ты мне дорога, как ты мила, красива, храбра, дорога, великолепна, безрассудна, забавна, а я…я просто дурак, влюбленный дурак. Граф знал все и предвидел. Граф, хитрый черт, который, как паук, сплел паутину интриг, и даже сейчас, будучи в могиле, умудряется диктовать свои правила.
Возможно, Люси и Пол действительно узнали что-то, что пошли на преступление. Сейчас я это допускаю вполне, потому что я стал пешкой какой-то странной шахматной партии, где должен пожертвовать той, которую люблю ради всеобщего блага. Но что это за благо , для кого оно будет, когда на кон поставлена жизнь Гвендолин?
Я уже начинаю мыслить, как клятвопреступник. Впрочем, мне все равно.
Надо поговорить с Гвен, как только она вернется из 1956. Она, как раз, через час должна быть здесь.
========== Вся королевская конница, вся королевская рать. Гидеон. ==========
Шалтай-Болтай
Сидел на стене.
Шалтай-Болтай
Свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может
Шалтая,
Не может
Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
(английский стишок. Перевод С. Маршака)
Я взглянул на часы. Они показывали шесть часов вечера. Пора уже идти на встречу с Гвен. Она с минуты на минуту должна вернуться из 56-го.
Я встал со старого диванчика в кабинете, на котором отсиживался и думал о предстоящей беседе.
Огляделся: ни нарушил ли чужой порядок? Думаю, хозяин кабинета, профессор Шульц, так было указано на табличке на столе, будет не слишком возмущен, что я практически выпил весь его кофе и съел все печенья. А так, все было так же, как и до моего прихода. Даже дорожку на паркете не вытоптал из одного угла в другой, когда влетел сюда весь на парах после провальной попытки поговорить с Гвен. Чувствую, мне придется вымаливать у нее о прощении, лишь бы она удостоила меня вниманием. Так мне и надо. Ладно. Я готов.
Резко выдохнув, вышел из кабинета.
Я направился сразу же в подземелья. Но не успел я и шагу ступить, как на встречу мне вылетел один их хранителей: низкий, толстый и весь запыхавшийся. Увидев меня, его глаза расширились от удивления, но тут же, отойдя от шока, он заверещал чуть ли не фальцетом.
