- Доброе утро, - на мое приветствие оглянулись брат и Джулия, и оба подняли руку в ответ.
- Смотри, Гидеон, еда! – нарочито громко чавкая, со счастливой улыбкой сообщил мне Рафаэль. Можно подумать, будто его всегда недокармливали.
- Пахнет обалденно.
- На вкус также. – Рафаэль тут же состроил плаксивую гримасу и клянчащим голосом продолжил. - Давай Джулию оставим себе, мне она нравится!
Девушка в ответ рассмеялась и перевернула блинчик, который с громким шипением еще больше усилил аромат выпечки.
- К твоему сведению, братишка, рабовладельчество отменили аж в 1802 году. Так что сиди, жуй и наслаждайся моментом. Потом мы снова перейдем на кукурузные хлопья и другие полуфабрикаты.
- Эх, жизнь не справедлива… - он горестно вздохнул, отправляя в рот кусок панкейка обильно политый кленовым сиропом.
- Джулия, как спала? – я обратился к однокурснице, чтобы понять ее состояние после вчерашнего дня откровений и шокотерапии.
- Отлично. Наконец-то выспалась. Ты уж извини, что я в твоей майке. Просто была в душе, а надевать свою кофту не хотела, она у меня на выход, - девушка жарила оладьи, не поворачиваясь, ведя монолог со скворчащей сковородкой, будто стеснялась посмотреть мне в глаза. Хотя винить - не справедливо, столько выпало на ее бедную голову.
- Ничего страшного…
- Что ты сегодня будешь делать? – Рафаэль набирал кому-то смс, косясь в мою сторону. – Сегодня выходной, между прочим.
По выходным я весь день отдавал Гвендолин, читая ей Шекспира или своих любимых авторов – Гарди и Пабло Неруда. Сегодня – не исключение.
- Как и всегда, сейчас - на элапсацию, а потом - к Гвендолин, – краем глаза я заметил ,как напряглась Джулия. Ее движения стали резче и автоматичней. – А вы что будете делать?
- С утра к Лесли, а там не знаю, - пробормотал Рафаэль, полностью поглощенный чтением ответного смс.
-Джулия?
- Не знаю… - она, наконец-то, обернулась ко мне, устало вздохнув. Выглядела она действительно лучше, по крайней мере, сероватый болезненный цвет исчез с лица. – Я думаю, сегодня позвонить отцу, чтобы решить вопрос с сигнализацией. И, наверное, поеду в гостиницу …
- Нет. Я сказал, что ты будешь жить здесь, пока не решится вопрос с портретом, значит, здесь, –на мгновение я увидел изумление в глазах девушки и покорность. Точно такой же взгляд всегда был у Шарлотты, когда мы с ней «встречались» и я решал все вопросы, оставляя себе главенствующую роль. Это с Гвен всё было по-другому. Потому что мы оба были чертовски упрямы и горды.
- Хорошо. Это что, кровь у тебя на майке? – Джулия обеспокоенно нахмурилась, глядя на кровавое пятнышко на моем плече.
- Да пустяки. Просто никак не заживет рана. Постоянно задеваю.
- Это из-за пожара? – она снова вся напряглась и замерла. Кажется, она все еще никак не привыкнет к услышанному вчера, что я путешественник во времени и что девушка из больницы именно та, самая с картины Гейнсборо. Ну, и еще первая жена ее предка.
- Да, из-за него. Шпагой ранили.
- Ты сказал, что тебе сегодня на эла..
- Элапсацию. Каждодневные обязательные прыжки в прошлое.
- А почему обязательные? – она выглядела, как маленькая девочка, которой было страшно, но очень интересно. И снова отметил про себя, что все-таки Джулия милая и симпатичная девушка, когда не вела себя вызывающе и не бегала за мной.
- Потому что, если не прыгну, то я совершу бесконтрольный прыжок в прошлое: неизвестно куда и насколько…
- Та девушка из больницы… Шарлотта Бенфорд, ведь с ней это случилось?
- Ну, отчасти да, - я устало присел на стул, хотя собирался в душ, почистить зубы и привести себя в порядок. – И еще, Шарлотта Бенфорд – это не ее имя, если помнишь, я объяснял, что это псевдоним. Ее имя Гвен, Гвендолин Шеферд. И мне дико не нравится, когда ее называют Шарлоттой…
После элапсации, я заскочил в парикмахерскую, где моему отражению в зеркале вернули прежний лоск: волосы теперь были нужной длины, щетина сбрита. Даже порезы на щеке не портили меня, похоже, что они нравились противоположному полу, наверное, придавая моему образу большей брутальности. По крайней мере, я ловил на себе томные взгляды девушек, а парикмахерша отчаянно флиртовала со мной, постоянно стараясь коснуться то моего лица, то шеи, то плеч. Странно, но меня это не раздражало, а наоборот, веселило и подбадривало. Эти хищные взгляды женского пола сегодня придавали мне уверенности в себе и некое ощущение из прошлой жизни Гидеона, когда я был самоуверен и нахален, когда мог очаровать любую, но они мне были не нужны, так как мысли были заняты одной неприступной черноволосой строптивицей, нежелающей идти у меня на поводу.
Затем я заехал в цветочный и купил букет свежих лилий. Не знаю, почему покупал ей именно их, но мне казалось, что они похожи на Гвен: молчаливые, белоснежные, изящные, с грустно поникшими головками цветов, словно застывшие, словно спящие и видящие сны. И такие же хрупкие, как она.
Войдя в палату к Гвендолин, первым делом я увидел Лесли, сидящую у ее постели и о чем-то с ней болтающую, будто Гвен не была в коме. Я невольно улыбнулся. Мне нравилось видеть, что не только я с ней так себя веду, что не только мне безумно нужно общение с ней.
- Привет.
Лесли обернулась, и на мгновение мне показалось, что она потеряла дар речи. Но, быстро совладав с собой, изогнула бровь – на ее лице красовалась мина сарказма.
- Может мне тоже стоит впасть в кому, чтобы такие парни с букетами приходили, а, Гвен? Разрешаю не отвечать. Вопрос был чисто риторический.
Я рассмеялся. Все-таки они с Рафаэлем стоили друг друга. По крайней мере, с юмором у них в порядке.
- Думаешь, в коме будет обеспечено наличие парня с букетом?
- Ну, хоть так!
- Хорошо, я скажу Рафаэлю о твоем желании. Можете потренироваться без твоего пребывания в коме.
- Розы, я люблю розы.
- Хм… Какая разница какие цветы, если ты будешь в коме?
- Когда буду там – никакой, а вот когда будем тренироваться – исключительно розы.
Я снял куртку и принялся менять цветы в вазе под рассеянным взглядом Лесли, наблюдающей за мной. Задев рукой книгу, та с глухим стуком упала на пол, повалив за собой еще два тома.
- А национальная британская библиотека в курсе, что она переезжает в палату к Гвен? – Лесли помогла с книгами, подобрав с пола и заметив, как я вздрогнул. – Что с тобой?
- Опять рану задел. Постоянно забываю про нее.
- В этом вы с Гвен похожи, – я замер, потому что впервые слышал, что мы с ней хоть в чем-то едины. Кажется, что, несмотря на всю мою одержимость Гвендолин, мы все время невпопад, что наши сердцебиения то бьются в унисон, то сбиваются, что мой вдох приходится на ее выдох. Мы выросли в разных условиях, с неодинаковыми взглядами на жизнь, с разными зарядами в сердцах, наверное, поэтому они и притягиваются. Законы физики никто не отменял.
- И чем же?
- Когда дело касается любимых, ей плевать на себя. – Лесли сделала паузу и с тоской посмотрела на лежащую девушку на койке, чье сердцебиение плавно бежало зеленой молнией на мониторе рядом. – Помню, когда нам было двенадцать лет, нас отправили в летний лагерь. Однажды мы с ней убежали за его пределы. Там была речка, возле которой росли деревья, на одном из них были самодельные качели. Мы с ней раскачались так, что забыли о своих мозгах и зачем они даны человеку. Две идиотки! Веревка порвалась, и мы упали в овраг. Я сломала ногу. Так Гвен тащила меня на себе практически до лагеря, вместо того чтобы позвать помощь! А потом я случайно через пару дней узнала, что она сломала себе ребро во время падения. Это было так глупо и безрассудно! Гвен ведь могла спокойно пойти в ближайшую деревню и позвать помощь… Именно тогда я заметила ее самопожертвенность.
Мне нечего было ответить на это, но очень было приятно узнать о Гвендолин хоть что-то. Самопожертвенность … Один из столпов на чем зиждется христианство. С помощью нее, кажется, можно душу свою спасти. Говорят, всё это нам зачтется. Только когда? После смерти? А если ты в коме? Где твоя душа? Где она с ее жертвенностью? Или все заканчивается, как только ты закрываешь глаза?