- Ну, так что? – спросил дядя, все это время молча ожидая моих пояснений.

- Я видел ее. Гвендолин жива, здорова, замужем за Бенфордом. Не похож он на маньяка, но я не доверяю ему. Слежки не было, но подслушивать могли.

- Ты ей сказал о трещине и замене камня?

- Да, сказал.

- И что она сказала про возвращение?

- Она… замялась, - я внезапно осознал, что от радости встречи я так и не узнал конкретно время и место для возвращения. – Сказала, что у нее дела. Скорее всего, нас подслушивали. Поэтому она так сказала.

- Что еще она сказала?

- Она пригласила меня на суаре.

- Зачем?

- А я-то откуда знаю? Возможно, чтобы оценил ситуацию, – мысленно добавив: «или просто хочет меня видеть».

- А ты сам, что думаешь?

От этого вопроса я впал в ступор. А что я думаю? Я видел свою любимую, которая замужем, все так же язвительна, но стала еще больше хороша. Словно ей дали тот лоск, который не хватал до этого. На мгновение промелькнула мысль, что они теперь с Шарлоттой по воспитанию на одном уровне, даже Гвендолин выше.

- Я думаю…, что за ней следят, вполне возможно держат дома. Графа Сен-Жермена не видел, будет он на суаре или нет - не знаю. Упоминала что-то про Аластера… Еще она держалась как-то настороженно. Я у нее спрашивал «боится ли она?», Гвен храбрилась, отшучивалась, но вполне возможно и боится кого-то… - в этот момент пришел Рафаэль с подносом, на котором красовалась яичница.

- Аластера? – удивился Фальк. – Стоп! Но в 1758 году он еще был ребенком!

Ощущение, что меня, как слепого, вывели на свет. И вправду! Почему я сразу не подумал об этом?

- Ну, да…Странно, я сразу не сообразил.

- Кушать подано, мсье! – официально произнес Рафаэль, ставя поднос рядом со мной на кровать.

- Спасибо, – поблагодарил я брата, и с жадностью накинулся на яичницу. Брат продолжал стоять над душой, наблюдая, как я её уминаю. – Она, что, отравленная?

- Нет, просто…, - ответил Рафаэль , после чего спросил у Фалька не хочет ли он чая или кофе. После того, как он скрылся, я продолжил:

- Может, Гвен что-то имела в виду, что не могла назвать вслух?- Фальк пожал плечами. – Так или иначе, мне нужно быть завтра на суаре.

Дядя молча встал и в задумчивости подошел к окну.

- Кому это на руку, Гидеон? Кому на руку, удерживать Рубин подле себя… Ради чего? - меня так и подмывало сказать, что Сен-Жермен спит и видит смерть Гвен, ему на руку, так как бессмертие хочет именно он, а остальные подыгрывают. Но я молчал. Логично было бы показать дяде бумаги Пола, но тот скажет, что они специально настраивают меня против Ложи, что этим бумагам грош цена.

- Аластер… что она хотела этим сказать?… - в задумчивости протянул Фальк.

- Буду на суаре – узнаю. В принципе, я готов элапсировать сейчас.

- С ума сошел? – заорал на меня Фальк, услышав, что я готов рваться в бой. – Посмотри на себя! Ты еле на ногах держишься! Душа держится в теле за счет физраствора! А вдруг нападут? Да ты защититься, толком, не успеешь. Лежи и не рыпайся! Завтра элапсируешь.

Увидев мой обиженный вид, он как-то смягчился.

- Рафаэль! – рявкнул он. Тут же появился брат в проеме.

- Что?

- Что-что? Брату приготовь еще яичницу. Мне он нужен живым к завтрашнему дню.

Брат, кинув на меня недовольный взгляд, забрал поднос и пошел в кухню.

- Ты скажешь матери Гвендолин, что мы ее нашли?

- А ты как думаешь? Она уже давно похоронила свою дочь… - как-то тихо произнёс Фальк.

- Только не забудь упомянуть, что Гвен пробыла в 18 веке год и ей уже 17.

После ухода Фалька, я расслабился и начал наслаждаться жизнью с отпустившей меня болезнью. Я слышал, как Рафаэль включил в своей комнате радио и стал собираться в завтрашнюю поездку с классом и мистером Уитменом в Нотумберленд. Я так же, как и он, с удовольствием погрузился в мечты о завтрашнем дне, в котором меня ждет Гвендолин, моя дерзкая графиня. Пускай и замужем за этим уродом Бенфордом, но это дело поправимое. На ум сразу пришло воспоминание, как он сорвал намечающийся поцелуй между мной и Гвен. А ведь я был так близко! Практически снова ощутил ее вкус, шелковистость губ и страстность Гвендолин Шеферд.

Я застонал от этих мучительно-сладких воспоминаний. Будь ты проклят, Бенедикт Бенфорд! Ну, ничего я украду у тебя жену, в прямом и переносном смысле.

Иллюстрация к главе: http://radikall.com/images/2014/02/05/lf3Bu.png

========== Ненадёжные. Гидеон и Гвендолин ==========

«Но если уж мужское слово ненадёжно,

Чего тогда от женщины ждать можно?»

(У. Шекспир)

Этим утром я проснулась с криком. Нет, даже не просто проснулась – вскочила на ноги ни свет ни заря. Меня пробирал озноб, трясло от холода, как будто я спала прямо в снегу во дворе.

Мне снилось, что я бегу. Не зная куда, не зная зачем. Вокруг меня были люди. Они кричали, шептали, молились и плакали. Каждый из них был окутан тьмой, словно они давно перестали быть теми, кто они есть. Словно жизнь превратила их в призраков. Покалеченные, обнаженные, одинокие и забытые. Каждый из них шел в совершенно разные стороны, но никто даже не обращал на меня внимания.

Потому что вокруг была тишина.

И эта тишина превращалась в туман, окутывая темный лес белизной.

В этот момент я начала кричать.

Потому что место говорило мне о том, что я забыта.

И с криком я проснулась, чтобы понять, как сильно я боюсь того, что случится сегодня на суаре. Вернусь я домой или стану одной из тех людей, что бродят в моем темном лесу потерянных душ?

Ох, что за мысли, Гвендолин? Это всего лишь суаре. Ты побывала на многих суаре, и вроде никто пока не провалился в преисподнюю. Даже несчастных случаев не было: что за благодать!

Все утро провела в поисках любых недочетов, которые необходимо было исправить. Естественно, я ни одного не нашла. Еще бы! Чтобы их найти, нужно хотя бы знать, как они могли бы выглядеть.

Особняк жил сам по себе. Слуги ходили туда-сюда, расставляя убранства, расчищая пространство. На кухне негде было пройти, пар от кастрюль застилал глаза, отчего там нельзя было находиться. Да в принципе, мне по статусу было не положено, да и наш искусный повар Франсуа Мерье постоянно выгонял меня оттуда, коверкая слова, как мадам Россини: «Мильеди, что ви здесь делать? Oh mon dieu! От вашьего вида киснет всья капуста! Ви меня обижать! Ви мне не доверять!» Поэтому я, закатывая глаза, ретировалась оттуда каждый раз, стоило меня ему увидеть.

Галерея, музыкальный зал, гостевая, комнаты – все было вычищено чуть ли не до дыр. Даже сэр Годрик, мой любимый рыцарь, стоящий в коридоре для прислуг, блистал, как самый настоящий алмаз, начищенный так, что в нем спокойно можно было разглядеть собственное отражение.

По сути, меня должен был восхищать весь этот устроенный театр абсурда, должно было забавлять это масштабное действие, что развертывалось перед моими глазами – ведь это я! – я устраивала суаре – но, по известной причине, меня все еще тянуло спрятаться в коморке с пауками. Правда, я была уверена, через некоторое время они бы противным голосом де Виллера рассказывали мне о том, какая я никчемная, раз уж прячусь в подобном месте, избегая встречи с ним.

Вела я себя и вправду как маленькая девочка. Пора бы привыкнуть.

К вечеру у меня, уже изрядно сдавали нервы. Я так не волновалась даже на свою свадьбу! Платье, сшитое на новый французский манер с вшитым стомакером из алой тафты и серебряной вышивкой, на меня натянули с каким-то трудом. И кого волновало, что творилось у меня в душе. Вот оно. Возмездие за то, что я списывала на уроках у Лесли! Возмездие за то, что я тайком пробиралась на кухню за лишним куском десерта! Прическу парикмахер нагромоздил слишком массивно с перьями и рубинами. (Он даже хотел мне воткнуть птичек в волосы, но я уговорила не делать этого и пожалеть мою шею, хотя мне просто не хотелось весь вечер ходить с чучелами попугайчиков в голове. И так нервов хватает!)