- Где находит церковь Holy Trinity?

Граф на мгновение застыл на месте, непонимающе уставившись на мое сияющее от радости лицо.

- Примерно в трех кварталах прямо, - сказал он, но я даже не успела дослушать, ноги, повинуясь порыву, уже несли меня по направлению к этой церкви. Квартал. Еще один. И еще.

Эту улицу я бы узнала всегда – она была волдырем на коже моих воспоминаний. В углу, совершенно не выделяясь из общей картины, стояла церковь Holy Trinity , еще не вырванная, словно из старого фильма, немного разрушенная, но все же она.

В памяти вновь всплывает тот день: мы убегаем от Люси и Пола, закрываемся в церкви и садимся в исповедальню. Разговариваем о чем-то, что кажется, стерлось из моей памяти другим ярким пятном – два самых ослепительных момента моей жизни.

И, кажется, я вновь чувствую горячие губы Гидеона, его изящные пальцы, прижимающие меня к себе поближе. И это режет меня сильнее, чем предательство.

Все было фальшью. Я была рыбой, которая проглотила крючок с наживкой.

- Шарлотта!

Граф догнал меня у входа и в момент, когда я успела замешкаться, он схватил меня за руку и с силой повернул к себе. Его глаза сверкали от гнева, но мне было совершенно плевать на то, почему он злится, единственное, что меня заботило, находилось за этой дверью, и я бы пересекла эту черту, будучи даже за границей ада.

- Что, по-вашему, Вы творите? – его рука сильнее сжала мое запястье, и я вскрикнула от нахлынувшей боли. Едва боль успокоилась, как граф резко отпустил мою руку и уставился на нее, словно она была чем-то чужеродным. Используя этот момент, я кинулась за дверь.

Все, что мне нужно, это как-то оставить послание Гидеону.

1757. Все, что мне необходимо.

Я начала оглядываться в поисках, чем бы подпортить имущество церкви. Сразу вспомнилась гелевая ручка, которой я в школе выцарапывала на парте разные шутки и рожицы, но она осталась в моем рюкзаке, который конфисковали в Темпле и так мне не вернули. Чем бы вырезать? Может у графа попросить шпагу, чего это она висит без дела?

Но тут я заметила кое-что интересное: у алтаря какая-то женщина горячо молилась, стоя на коленях, в то время как ее сын, сидевший недалеко от меня, украдкой от скуки самодельным ножичком что-то вырезал на сидении скамьи.

- Ага! Попался! – я, злобно шипя, подлетела к мальчишке, напуская на себя вид рассерженной фурии. – Не стыдно портить? Ну-ка, ножик отдай!

Мальчишка был чумаз, и от шока, что с ним разговаривает благородная дама, раскрыл свой рот, не успев даже оправдаться. Молча забрав у него «игрушку», я произнесла, наигранно закатывая глаза и пародируя мадам Деверо: «То-то же, неразумное дитя! Теперь я буду молиться за твои проступки и шалости, чтобы Бог был милостив к тебе!»

Я гордо развернулась, чувствуя на себе удивленный взгляд ребенка, и направилась к кабинке исповедальни, в которой со мной будет сидеть Гидеон через несколько сотен лет.

Доски в кабинке были новые, видимо церковь была построена не так уж и давно, а значит, мое послание все же сможет добраться до 2011 года.

- Что вы делаете? – граф, все еще не понимая, смотрел на меня, пока я тщательно скребла по дереву одну единственную дату. Написать что-то большее не хватало духу, ведь ее запросто смогли бы заметить и с такой же легкостью просто поменять доски, чтобы ничто не портило вид исповедальни.

- В моем времени есть… - на мгновение я запнулась, понимая, что вряд ли быстро смогу объяснить графу, что такое сериал, но решила продолжить в том духе, в котором будет понятно хоть что-нибудь, - есть история о человеке, который путешествует во времени на своем корабле.

- В вашем времени знают о существовании путешественников во времени? – удивление графа становилось еще сильнее с каждой секундой.

- Нет, это лишь что-то вроде выдуманных историй, которые показывают по телевизору. Люди не знают о нас. Хотя я тоже о вас не догадывалась три месяца назад, - последнюю фразу я сказала себе под нос. Мне и так не особо доверяли, а после такого и вовсе отправят на виселицу.

- Так что это за истории? – граф явно нервничал, постоянно оглядываясь назад и явно ожидая священника. Я тут же заторопилась, понимая, что не стоило, наверное, портить церковное имущество, особенно в этом веке. Особенно мне.

- Этот человек путешествует сквозь время и пространство, - я замолчала на секунду, когда нож на цифре 5 соскользнул с дерева и полоснул меня по ладони. Черт! Больно-то как! Но тут же слизнув кровь, я продолжила свою работу. - Одна женщина оставляла ему даты на каких-то реликвиях, которые он находил в музее или же оставляла записи в каких-то местах, которые он мог посетить.

- И теперь Вы оставляете послание для кого-то вроде этого человека?

Я вздохнула, переходя к последней семерке.

- Да.

Для человека, который вряд ли догадается посмотреть здесь. Хотя надежда все еще теплилась в моем сердце.

- И этому человеку почему-то захочется посетить эту кабинку в 21 веке?

Действительно, почему бы ему этого хотеть. Я выполнила свою цель, когда отдала свою кровь в хронограф. Теперь я лишь тяжкий груз, который не всякому захочется нести. Особенно человеку, что лишь притворялся, что любит меня.

- Я верю в это, - наконец-то ответила я и вылезла из кабинки, с гордостью взглянув на свое творение. Цифры были заметны лишь при попытке увидеть хоть что-то. Вряд ли какой-то прихожанин обратит на них внимание. А именно это мне и нужно было.

- Но вы не уверены…

Слова графа позволяют темноте безнадежности забраться в мою надежду и все, что мне остается, это молиться всем богам, чтобы хоть кто-то смог разглядеть эту дату.

На тот момент, когда мы вышли из церкви, солнце, медленно опускающееся к горизонту, уже успело скрыться за домами. Лишь теплый оранжевый свет все еще освещал улицу. Народ постепенно рассасывался по домам и тавернам, оставляя на мощеных мостовых лишь бездомных, пьяниц и одиноких рабочих, а так же выгоняя на работу воров, шулеров, грабителей и женщин легкого поведения. Всех тех, кто так неистово нагонял на Лондон невероятную тоску и тот запах, что я ненавидела больше всего. По городу разносился мелодичный гул набата церквей. Мимо нас проезжали, скрипя колёсами, запряженные лошадьми кареты.

- Миледи!

Я подпрыгнула на месте и тут же обхватила руку стоящего рядом графа. Рядом со мной словно из воздуха материализовалась девушка в темной накидке и с чепчиком, отчего я еще сильнее прижалась к плечу Бенедикта.

- Напугала! – вскрикнула я в ответ.

Служанка, красная, как рак, с опухшими от слез глазами, смотрела на меня, как на самый драгоценный подарок в ее жизни и, кажется, всеми силами боролась с желанием кинуться мне на шею.

- Я так испугалась, когда вы пропали, - шептала она, теребя свою накидку и смотря в пол. - Оббегала всю улицу, натыкаясь на пропойц и воров, но все равно продолжала искать молодую госпожу, пока не встретила господина, он велел вам тут же явиться в особняк, потому что у него для вас важное послание…

Ее шепот медленно переходил в поскуливание, и вот она уже тихо рыдала, втягивая в себя воздух. А я так и продолжала стоять, вцепившись в рукав графа Бенедикта и не в состоянии сдвинуться с места. Едва я открыла рот, чтобы спросить, что это за срочное такое послание, что граф Сен-Жермен аж искал меня по всему Лондону, как за спиной служанки промелькнуло еще две тени, тут же скрывшись за углом. Наверное, рабочие, говорю я себе, стараясь совладать со страхом. Но вот чье-то лицо появилось за углом снова – оно было словно сожжено, шрам покрывал половину кожи. Но оно тут же пропало и больше не появлялось. На улице внезапно стало тихо и безлюдно. Только этот леденящий гул колокола.

- Нет, только не сейчас, - вдруг прошипел Бенедикт, пока я боролась с оцепенением. Я удивленно подняла взгляд на него. Его лицо перекосило от ярости, не без того черные глаза словно стали еще чернее, будто заполнив всю радужку. Плечи напряглись, удерживая в себе всю злость. Он походил на пса, который еще секунду и сорвется с диким рыком, чтобы растерзать горло добыче.