Как обычно, не обошлось без внутриведомственной склоки. В начале 1939 года резидент НКВД во Франции Агаянц направил своему руководству сообщение о том, что якобы часть золотого запаса и других ценностей не была отправлена в СССР по той причине, что была израсходована или «разбазарена» республиканскими руководителями при участии руководства резидентуры НКВД в Испании.
Намёк на то, что резидент в Испании что-то утаил и для себя, был очевиден. Когда по этому вопросу обратились к Эйтингону, он пришёл в ярость. Он мог выдержать любое нелепое обвинение в свой адрес, кроме обвинения в воровстве. Эйтингон немедленно отправил гневное послание в Москву, в котором писал, что он не бухгалтер и не клерк, чтобы заниматься тщательной проверкой документации на отправляемые ценности: он исполнял оперативное задание в условиях боевых действий, накануне самого краха республиканских сил. Пора решить вопрос, писал он, о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам, каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела. По словам Судоплатова, его послание произвело большое впечатление на Сталина и Берию. Надо ли говорить, что ревизоры, которые в течение полумесяца проверяли документацию на прибывшие ценности, не обнаружили никакой недостачи. За эту операцию Эйтингон получил Орден Красного Знамени.
Правительство Франко, который стал лидером Испании по-еле окончания гражданской войны, множество раз поднимало вопрос о возвращении испанского золота. После разоблачений в начале 1950-х годов одного из перебежчиков НКВД Орлова, о котором говорилось выше, правительство СССР всерьёз занялось этой проблемой.
Эйтингона и Судоплатова, которые находились во Владимирской тюрьме по обвинению в «участии в преступлениях Берии», начали допрашивать офицеры разведки КГБ. Но они сами знали ответы заранее. Испанское золото, как признал Судо-платов, в значительной мере покрыло расходы СССР на военную и материальную помощь республиканцам в их войне с Франко и поддерживавшими его Гитлера и Муссолини. Часть средств пригодилась для финансирования советской разведки в Западной Европе накануне войны.
Тем не менее в 1960-е годы руководством СССР было принято решение компенсировать стоимость вывезенного из Испании золотого запаса поставками нефти.
В 1938 году П.А. Судоплатов по заданию центра ликвидировал главаря украинских националистов Коновальца.
«После операции Эйтингон сопровождал меня до Гавра, — вспоминал Судоплатов, — и посадил на борт советского судна. До сих пор помню, как он выглядел: посмотришь на него и подумаешь, что это обычный французский уличный торговец — без галстука, в неизменном кепи, которое он носил даже в жару».
За годы заграничной работы Эйтингон научился отлично вписываться в местную среду.
Эйтингон хорошо разбирался в людях и многие события предсказывал наперёд, но иногда происходило то, что не мог предугадать и он. В Испании, во всяком случае, он испытал первый шок, связанный с бегством одного из высокопоставленных работников НКВД.
Эйтингон в 1937году
Главным советником по безопасности у испанских республиканцев тогда был сотрудник И НО Александр Орлов (он был известен также как Никольский, но настоящая фамилия его была Фельдбин). Он являлся резидентом НКВД в Испании и — что было особенно важно для Сталина — руководителем операции по ликвидации испанских троцкистов. Его опыт и ум, а также отличное знание нескольких европейских языков, сделали его ценным агентом.
В оперативной переписке он фигурировал как «Швед»: видимо, потому, что в начале 1930-х годов сумел вывести из Швеции ряд технических новинок, важных для создававшейся советской промышленности. Накануне назначения в Испанию он был резидентом НКВД в Лондоне, где наладил весьма важные связи. Ему даже прочили место начальника И НО. В Испании Орлов узнал, что на Украине арестован его тесть, замнаркома внутренних дел республики Исаак Кацнельсон. Орлов, очевидно, решил, что теперь очередь неминуемо дойдёт и до него, и предпочёл спасаться бегством.
Долорес Ибаррури в последние годы жизни. Приехав в СССР в 1939 году, она прожила здесь долгие годы. Её сын погиб, защищая Сталинград
Когда в июле 1938 года Орлов сбежал, прихватив с собой солидную кассу резидентуры в Барселоне — более 60 тысяч долларов, — сначала во Францию, а затем в США, Котов-Эйтингон был утверждён главным резидентом, и, как отметил Судопла-тов, с большим искусством «адаптировался к местным условиям». Но в гражданской войне уже наступил перелом. Помощь фашистов Германии и Италии оказалась весьма существенным фактором. Осенью франкисты, поддерживаемые итальянскими частями, а также подразделениями германского легиона «Кондор», заняли Барселону.
Одним из первых в прежнюю цитадель республиканцев прибыл тогда военный корреспондент лондонской газеты «Таймс» Гарольд Филби. Тот самый крупнейший советский агент Ким Филби, которого после бегства Орлова в США Эйтингон принял на связь в Париже в августе 1938 года через Гая Берджеса, ещё одного советского агента на Западе, кодовое имя которого было довольно необычное — «Девушка».
Гай Фрэнсис де Монси Бэрджесс (1911–1963), аристократ, сотрудник британской разведки МИ-6, дипломат и журналист
Гарольд Эдриан Рассел (Ким) Филби (1912–1988), сотрудник британской разведки СИС, организовавший для НКВД самостоятельную агентурную сеть в Великобритании и в США
Контакты с Филби продолжались до марта 1939 года, пока Эйтингон не «передал» Филби сначала Парижской, а потом Лондонской резидентуре И НО.
Надо сказать о том, какую роль сыграл Эйтингон в сохранении «кэмбриджской пятерки» — группы выпускников Кэмбриджского университета, которые были завербованы советской разведкой в начале 1930-х годов и в которую входили Гарольд Филби, Гай Берджес, Дональд Маклин, Энтони Блант и Джон Кэйрнкросс.
Дело в том, что, когда Орлов сбежал, руководство внешней разведки сочло, что все агенты, находившиеся на связи с Орловым, будут им выданы, и поэтому все контакты с ними надо прекратить немедленно.
Орлов сообщил в Москву, что, если его преследовать не будут, то он не провалит советскую агентурную сеть. В случае же его гибели станут достоянием гласности факты, содержащиеся в документах, которые он оставил на хранение своим адвокатам. Но руководство внешней разведки его заверения не убедили. Оно настаивало на прекращении контактов.
Но тут раздался голос Эйтингона. Всё взвесив и проанализировав агентурные донесения, он рекомендовал продолжать работу с агентами, которые ранее были на связи с Орловым. Он полагал, что Орлов не посмеет рассекретить себя по целому ряду причин: во-первых, он проживал в 1934—35 гг. в Англии по фальшивому американскому паспорту, и, если американская контрразведка получила бы данные на «кэмбриджскую пятёрку», то наверняка добралась бы и до Орлова; фальшивый американский паспорт сыграл бы тогда роковую роль для Орлова, так как ему могли отказать в американском гражданстве. Во-вторых, Эйтингон был уверен, что Орлов не посмеет вскрыть факты его сотрудничества с английскими коммунистами и проведения террористических операций против троцкистов и лиц, подозреваемых в предательстве, которых НКВД обрекло на уничтожение в Испании. Словом, Орлов был настолько «замазан», что ему было бы выгоднее и спокойнее и далее проживать в США, не раскрывая своей принадлежности к НКВД.
Сохранение «кэмбриджской пятерки» было чрезвычайно важным делом для будущей работы советской агентуры на Западе. Благодаря своему общественному положению, связям и образованию, этим людям удалось занять ответственные посты в различных государственных учреждениях, включая британские секретные службы и МИД, и вести работу в интересах Советского Союза до самого начала 1950-х годов.
