В феврале 1943 г. служба перехвата и радиоразведки войск связи США (впоследствии ставшая Агентством национальной безопасности) начала работать над программой под названием «Венона». Целью этой программы было расшифровать и использовать в работе контрразведки кодированные сообщения, проходившие по советским дипломатическим каналам связи, начиная с 1939 года. Объём информации, который был записан американцами, был гигантским — десятки тысяч шифрограмм. Каждая из них имела вместо текста группы из пяти цифр.
Впоследствии советской разведкой, как писали известные западные криптоаналитики, использовались шифрограммы из 4 или даже 3 групп цифр. Однако, независимо от количества цифр в группе, в Москве шифр считался абсолютно безопасным. Дело в том, что для связи использовался, как правило, одноразовый код. Поясним, что это такое. Одноразовый код — это лист бумаги, на котором, к примеру, 70 групп цифр самого разного вида. Зашифровав своё донесение в форме цифр, причём так, что каждой букве соответствует определённая группа цифр, агент, передающий сообщение, прибавляет к каждой группе цифр в своей шифровке ту группу цифр, которая содержится на листе одноразового кода. Теперь найти аналогичные буквы или слова в шифре становится практически невозможным. Поскольку одноразовый код всё время менялся, определить системное повторение групп цифр дешифровщики были не в состоянии.
Расшифровка такого текста представляет немалую сложность, и поэтому этот процесс занимал несколько лет. Но с помощью компьютеров, возможности которых в Москве ещё полностью не оценили, был сделан существенный прорыв.
В октябре 1943 г. лейтенант Ричард Хэллек заложил в компьютер 10 тысяч шифрограмм торговой миссии, чтобы определить повторяемость текста. Когда вычисления были сделаны, в 7 случаях удалось определить элемент повторяемости. На следующем этапе началась работа с шифрограммами, которые, как подозревали, были отправлены в Москву агентами советской разведки. К концу 1944 г. американцам удалось проследить параллели в сообщениях, а ещё через два года лингвист Мередит Гарднер смог расшифровать в кодированных агентурных сообщениях имена некоторых американских учёных. Благодаря расшифрованным данным ФБР удалось вывести английскую контрразведку на Клауса Фукса, а через него выйти на Гарри Голда. В результате был арестован ещё один советский агент — Грингласс, а затем и чета Розенбергов.
С 1945 года Судоплатов и Эйтингон уже знали о существовании программы «Венона». Информация о ней поступила как от тщательно законспирированных агентов в американской администрации, так и Уильяма Вайссмана, американского офицера, работавшего на советскую разведку. Вайссман был прикомандирован к программе «Венона» как специалист по русскому языку и мог получать информацию. До того, как он вступил в армию, Вайссман жил на западном побережье, где был связником у советского агента, работавшего в авиационной промышленности. Как тот, так и другой были в своё время завербованы по указанию Эйтингона.
Вайссман знал о том, что программа «Венона» осуществляется, хоть и медленно, но с успехом. Он не знал, что именно удалось расшифровать. А также о том, что стало известно американцам о сети советской агентуры и об учёных, от которых поступала важная информация. Был, однако, советский агент, который эти сведения получил и передал в Москву. Им был Ким Филби.
В тот критический период Ким Филби был представителем британской разведки в Вашингтоне. Он получал информацию о программе «Венона» ещё до приезда в Вашингтон. Но здесь объём информации о ней был уже другим, гораздо более обширным — имелись копии переводов некоторых шифрограмм, а также некоторые рассылочные данные, направлявшиеся в разведывательные и контрразведывательные службы США и Великобритании. В них содержались имена, опознанные в результате прочтения шифрограмм.
Эту информацию Филби получал до самого 1950 г. Благодаря добытым сведениям, он узнал и про то, что советский агент Дональд Маклин, другой член «кэмбриджской пятерки», находится под подозрением, а также прочёл имена и других агентов, которых распознали американцы, и дал им команду покинуть США и перебраться в СССР.
Успех программы «Венона» был относительным и, безусловно, запоздалым. Многих агентов Кремля и учёных, сотрудничавших с ними, распознать американцам не удалось. Они настойчиво пытались выяснить, например, кто же скрывается под кодовыми именами «Перс» и «Квант», но это оставалось для них тайной за семью печатями.
Морис Коэн
Лона Коэн
Важнейшим фактом явилось то обстоятельство, что система разведывательных операций в Америке была тщательно продумана и продублирована. В начале 1943 г. руководить атомным шпионажем в Америку отправили начальника научно-технического отдела внешней разведки Леонида Квасникова. В Моек-ве соответствующий отдел возглавил разведчик Лев Василевский.
Эйтингон был не очень доволен этим назначением Квасникова: он считал, что лучшие специалисты должны в Москве фильтровать получаемые из США материалы, и Василевскому без Квасникова это будет сделать нелегко. Эту мысль руководители внешней разведки высказали и Берии. Но он, судя по всему, стремился получить как можно больше данных в возможно более короткий промежуток времени, и наличие технического специалиста на месте могло помочь сориентировать агентов на получение конкретной информации по нужным направлениям.
Судоплатов и Эйтингон были убеждены, что Квасникову нельзя полагаться только на уже имеющиеся каналы информации, и считали, что нужно расширить поле деятельности атомной разведки в США. Дело в том, что как бы хорошо ни получалось у Квасникова, перекрытие одного канала информации грозило — в случае провала или усложнения условий работы — приостановкой получения технической информации на последнем, критическом этапе. Другой проблемой могла быть, в случае обнаружения американской контрразведкой канала утечки информации, специально подготовленная американцами дезинформация. Чтобы не допустить этого, было решено направлять двум агентам параллельно одни и те же вопросы: это и сняло множество второстепенных вопросов, возникающих по ходу получения материалов, а во-вторых, подтвердила Москве точность информации, передаваемой, к примеру, Клаусом Фуксом, так как её идеальным образом подтверждала и дополняла информация от агента «Персей» (или «Перс»). Подтверждаемая информация шла не через Квасникова, а через параллельные каналы, которые Эйтингон установил задолго до этого.
Немаловажную роль в деятельности управления «С» сыграло также то, что Судоплатов и Эйтингон не стали сосредоточивать внимание только на исследовательском центре в Лос-Аламосе, а уделили серьёзное внимание центру в Беркли. Судо-платов писал в своих мемуарах, что, хотя советской разведке удалось внедрить в окружение Оппенгеймера, Сцилларда и Ферми своих информаторов, а также получать огромный объём информации через Клауса Фукса, главным каналом научнотехнической информации оставался именно центр в Беркли, куда неизбежно поступала информация и из Лос-Аламоса. Оттуда и приходили важнейшие сведения на последнем, заключительном этапе системы операций, предшествующем практическому созданию атомной бомбы, и к тому времени, когда американцы осознали необходимость больших усилий контрразведки и на этом участке, дело уже было сделано. Москва прекратила связь со своими агентами в Беркли, и никто из них в сети контрразведки не попал.
Источники информации и агенты внешней разведки добыли 286 секретных научных документов и закрытых публикаций по атомной энергии. Получение значительной части этих документов и их передача в Центр стали возможными не только благодаря уже знакомой нам «кэмбриджской пятёрке», но также и Морису Коэну, с которым Эйтингон познакомился ещё во время Гражданской войны в Испании. В последние её месяцы Морис был ранен в обе ноги и довольно долго пролежал в госпитале. Коэн не сожалел о своём участии в этой войне и оставался убежденным коммунистом.
