То, что кинодраматург Маклярский был когда-то связан с НКВД и разведкой, было известно. Но только совсем недавно стали достоянием гласности факты, что полковник Маклярский был во время войны разработчиком оперативных данных для разведывательной работы. Именно Маклярский принимал участие в подготовке агента «Гейне» и разработке детальной схемы операции. Знания в этой области у него были огромные, и, конечно, если бы ему позволили, учитывая высочайший профессиональный уровень, которого Маклярский достиг в пик своей разведывательной карьеры, он бы сделал сценарии совершенно иные.

В 1943 году произошло ещё одно событие, оставившее заметный след, причём в самом буквальном смысле: шрам на лице генерала Эйтингона. Поздним вечером он уехал по заснеженным улицам Москвы в старом «роллс-ройсе». Эйтингон сидел на заднем сиденье, которое было отгорожено от водительского кресла стеклом. Стекло было полуопущено.

Внезапно улицу стал перебегать мальчик, и водитель, чтобы не задавить ребёнка, резко свернул в сугроб. В нём оказался противотанковый «ёж», сваренный из стальных рельс.

Удар был страшным. Эйтингона бросило вперед, на стекло, в результате чего у него оказались рассечены щека и подбородок.

Водитель доставил его в ближайшую больницу, где генералу была наспех сделана операция. Она оказалась неудачной; раны плохо заживали, гноились, и когда, наконец, швы сняли, выяснилось, что на лице остался грубый шрам.

Разведчик-профессионал, Эйтингон не мог не переживать из-за этого случая. В шутку он говорил, что в мире уже известен один разведчик со шрамом — Отто Скорцени, и второй будет уже ни к чему. Он понимал, что шрам не просто портит лицо, а будет очень мешать в заграничной работе.

Некоторое время спустя Эйтингон даже задумал сделать пластическую операцию, чтобы сделать шрам менее заметным, но Муза отговорила его.

Вальтер Шелленберг.

В последний период войны руководил германской военной разведкой

Учась в Институте физкультуры, она проходила анатомию, и имела представление о расположении нервов на лице. Изучив шрам, она высказала опасения, что в ходе пластической операции может быть повреждён тройничный нерв, что будет не только очень болезненно: это может привести к необратимым последствиям. С годами шрам стал менее заметен, и Эйтингон с ним смирился. Он даже придавал ему больше мужественности. Кроме того, Эйтингон понимал, что теперь, когда он стал одним из основных руководителей советской разведки, о продолжительной подпольной работе за границей ему помышлять уже не придётся.

П.А. Судоплатов

Упоминание о Скорцени было пророческим.

Спустя некоторое время Эйтингону пришлось скрестить с ним мечи — правда, заочно. Это произошло в 1944 г., когда Эйтингон был одним из главных действующих лиц операции «Березино», ставшей классической разведывательно-контрразведывательной операцией, как по нотам разыгранной 4-м управлением НКВД.

Развязка Второй мировой войны приближалась, и теперь, когда крах Германии был не за горами, Сталин хотел, чтобы разгром фашистов на восточном фронте обеспечил стремительное продвижение советских войск на Запад. Для этого надо было использовать все возможности помощи армии. Дело было за разведкой.

Накануне летнего наступления советских войск в Белоруссии Сталин поставил задачу разведке разработать операции, которые должны были информировать германское командование о якобы оставшихся после наступления в советском тылу крупных немецких подразделениях, ведущих активные боевые действия.

Замысел Сталина был в том, чтобы заставить немцев оказывать помощь этим мифическим подразделениям, для отвлечения значительных сил и средств противника.

Это был смелый план, в реализацию которого 4-е управление включилось немедленно.

Сразу после начала наступления советских войск «Гейне» был послан в освобождённую Белоруссию.

Вскоре абвер получил от него сообщение, что в белорусских лесах бродят разрозненные группы немецких солдат, из которых офицеры вермахта пытаются сколотить боеспособные подразделения с намерением вырваться из окружения и соединиться со своими войсками.

Эта информация была с энтузиазмом принята германским командованием, резервы которого были давно исчерпаны. Наличие воинских частей в тылу русских могло сыграть существенную роль в срыве их дальнейшего наступления: немцы полагали, что им удастся с помощью этих частей совершать крупные диверсии и нарушить коммуникации советских войск.

Настала очередь 4-го управления. Оно должно было «леген-дировать» наличие той самой крупной воинской части, которая, по мере выхода к своим, будет совершать диверсии.

Местом дислокации этой мифической части выбрали район в 100 км к западу от Могилёва в районе Березино. Операция готовилась и в Москве, и в Белоруссии.

Эйтингон, знавший Белоруссию как свои пять пальцев, возглавил операцию «в полевых условиях».

В Белоруссию с Эйтингоном выехала одна из самых блестящих групп разведчиков, которую могла бы пожелать себе любая страна: разработчик операции полковник Маклярский, Вильям Фишер, которого мир узнает позже как советского нелегала в США Рудольфа Абеля, корифей разведывательных операций Яков Серебрянский и уже знакомый нам по операции в Турции Георгий Мордвинов.

Кроме них в операции принимали участие и другие офицеры разведки, которым после войны придётся, как и Вильяму Фишеру, заниматься разведывательной деятельностью в США. Так, начальник отделения Масся, которому также принадлежит немалая заслуга в проведении операций «Монастырь» и «Березино», с 1945 по 1950 гг. вместе с женой активно участвовал в операциях, связанных с получением атомных секретов в США.

Формируя «немецкую часть», Эйтингон включил в неё около двух десятков оперативных работников и офицеров бригады особого назначения, около полусотни немцев-коминтерновцев из интернационального батальона бригады особого назначения, военнопленных, вступивших в антифашистский комитет, а также несколько бывших немецких агентов, которые согласились сотрудничать с НКГБ.

На роль командира части-призрака, которой предстояло стать серьёзным боевым подразделением, разведчиками был выбран подполковник вермахта Генрих Шерхорн, член нацистской партии с 1933 года. Его часть численностью в полторы тысячи человек, обороняя переправу на реке Березина, была разгромлена. Шерхорн сдался в плен и приказал сдаться своим солдатам.

Шерхорн и его радисты были завербованы командой Эй-тингона при активном содействии Демьянова. Теперь привлечь к Шерхорну внимание гитлеровского командования было делом техники.

Когда всё было готово, Демьянов-«Гейне» передал абверу шифровку, в которой сообщал о наличии боеспособной воинской части в советском тылу.

И немцы поверили! Поверили, во-первых, потому, что информация пришла от «Макса», а во-вторых, конечно, потому, что уж очень хотелось в это верить.

Для поддержки части Шерхорна они отправляли оружие, медикаменты, а также листовки и другие пропагандистские материалы.

Для проверки Шерхорна абвер посылал своих агентов. Когда немецкие парашютисты приземлились и были схвачены, выяснилось, что прибывшие — сотрудники абверкоманды «103», элитного подразделения вермахта. Каждый из них должен был выходить в эфир самостоятельно, передавая перед началом сеанса радиосвязи условленный сигнал. Их убедили включиться в радиоигру. На фоне катастрофы, которая постигла вермахт, это было сделать значительно проще, чем год назад.

Планируя операцию в Белоруссии, Эйтингон и Маклярский, прежде всего, преследовали цель — создать у германского командования видимость того, что существующая боеспособная часть действительно прорывается к своим.