С началом войны Демьянова готовили в Москве для заброски в структуру абвера. Перейдя в декабре 1941 г. линию фронта как эмиссар несуществующей антисоветской подпольной организации «Престол», он оказался во фронтовом подразделении абвера. Судоплатов считал, что первый этап операции прошёл успешно.

О том, что 4-е управление НКВД СССР перебросило в тыл противника агента «Гейне» под видом участника антисоветской группы, существующей среди московской интеллигенции, было доложено Сталину. Документ был подписан Судоплатовым, Эйтингоном и Маклярским.

«Гейне» удалось убедить даже скептиков в немецкой воен-ной разведке, что организация «Престол» существует и способна оказать помощь фашистам. Так как о связях Демьянова с НКВД у абвера никаких данных не было, его офицеры склонны были Демьянову поверить. Это не помешало им, однако, имитировать расстрел пришельца, чтобы, допросив его в последний раз перед отделением солдат с винтовками, попытаться ещё раз выбить у него признание в том, что он выполняет задание советской разведки.

Он это испытание выдержал. Теперь все пошло как по маслу. Демьянов-«Макс» прошёл курс в разведшколе абвера, и в начале 1942 г. его отправили назад, в русский тыл. Возвращение его вовсе не было запланированным: он должен был оставаться в структуре абвера и работать там. Но дело было сделано: Демьянов приземлился с парашютом в районе Ярославля, где его довольно долго «обрабатывали» в местном отделении НКВД: тамошнему начальству уж очень хотелось иметь на своём счету пойманного шпиона, а у Демьянова на все вопросы был один ответ: «Звоните в Москву Судоплатову».

Возвращение «Гейне» означало, что план операции надо было менять на ходу. Теперь было решено, что «Гейне» станет источником дезинформации для германского командования. С этого момента и почти до самого конца войны «Гейне» был ключевой фигурой в операции, главным элементом которой была радиоигра: он сообщал абверу по рации данные, подготовленные в Москве руководством разведки и Генеральным штабом, и получал информацию в виде шифровок о прибытии немецких агентов.

Ни Судоплатов, ни Эйтингон ни на мгновение не сомневались, что у абвера уже есть в Москве агентура, которая с первого же дня начнёт слежку за Демьяновым. Поэтому все контакты с ним были сведены до минимума, а конспиративные встречи проводились с предварительной разведкой места встречи.

В 1942 г. на квартиру Демьянова начали прибывать по одиночке и небольшими группами крепкие парни в солдатской форме с вещмешками; документы у них были в полном порядке, а в вещмешках были, кроме продуктов, средства для тайнописи и яды.

Однажды четыре агента прибыли без предупреждения; их встретили так же, как и всех остальных. Жена Демьянова, женщина любящая и преданная, чтобы сохранить мужу жизнь, принимала вражеских диверсантов, угощала их чаем со снотворным, а когда они засыпали, вызывала на помощь оперативных работников, которые вместе с ней подменивали патроны на холостые, изымали яды, связывали гостей.

Руководители операции «Монастырь» Судоплатов (справа) и Эйтингон. После автомобильной аварии Эйтингон был вынужден на некоторое время отпустить бороду

Можно себе представить, что ей пришлось пережить, когда один из диверсантов, мужчина редкой физической силы, начал приходить в себя намного раньше, чем она рассчитывала…

Более пятидесяти курьеров и диверсантов прибыло для связи и взаимодействия с «Максом»; часть их была арестована и расстреляна, некоторые стали двойными агентами и участвовали в радиоигре, и лишь некоторым позволили уйти назад, чтобы они подтвердили, что система действует и «Максу» можно доверять.

Было ясно, что большое число прошедших школу абвера военнопленных использовали возможность переброски через линию фронта, чтобы спасти себе жизнь: они с готовностью включались в работу против абвера. Лишь несколько человек из заброшенных в советский тыл абвером были непримиримыми врагами.

Демьянов оставался в центре радиоигры и операций против абвера до последних дней войны, так как с помощью руководства разведки он был устроен на должность офицера связи в советский Генштаб. Поступавшие от него сведения считались в абвере достоверными. Неудивительно, что он получил от Объединённого Командования вермахта «Железный крест с мечами».

Со временем большая часть операций и радиоигр, начатая управлением Судоплатова и Эйтингона, была передана воен-ной контрразведке СМЕРШ: на этом настоял её начальник Абакумов. Успех разведчиков вновь обострил застарелое соперничество между спецслужбами и их руководителями; интриги в высших сферах, хоть они часто и мешали делу, были, к сожалению, неизбежны даже в военное время. Но работы у разведчиков хватало, особенно в 1943-м — самом важном для исхода войны году.

К середине 1943 г. Судоплатов и Эйтингон смогли подвести черту под первым этапом невидимого сражения с абвером и ге-стало. Результатом можно было гордиться. Совместными усилиями 4-го управления, разведуправления Генштаба и СМЕРШ было сделано важное дело: в несколько разведшкол абвера были внедрены советские агенты.

Получая от завербованного советскими агентами начальника паспортного стола в Катыни подробную информацию о более чем 200 агентах, забрасываемых в советские прифронтовые города, спецслужбы либо арестовывали их, либо принуждали сотрудничать.

На восточном фронте абвер, несмотря на огромное количество русских военнопленных в фашистских лагерях и сотрудничество с немецкими разведслужбами разношёрстных предателей, не смог организовать ни систематических крупных диверсий на неоккупированных территориях СССР, ни масштабной разведки в прифронтовой полосе.

Художник Павел Георгиевич Громушкин. Сотрудник НПО НКВД, ответственный за качество документов советских агентов

Портрет Н.И. Эйтингона, выполненный П. Громушкиным. Акварель

А ведь во главе германской разведки, основные силы которой были брошены после 1942 г. на восточный фронт, были такие асы как Канарис и Шелленберг! Известно, что они оба сваливали вину за провалы на нижних чинов, но, наверное, в глубине души и тот, и другой сознавали, что им по другую сторону фронта противостоят достойные противники.

25 октября 1943 года Муза родила генералу Эйтингону сына. Мать назвала мальчика так, как всегда звала его отца: Леонидом. Лёнечка не был первенцем генерала Эйтингона: у него уже было двое детей — Владимир и Света, причем дочка родилась в Китае.

С рождением Лёни 44-летний профессиональный разведчик, учитывая военное время и сложности, связанные с ним, переживал как никогда прежде. Он просил Музу «беречь сына и беречь себя»: потрясения тяжёлого военного периода не могли не сказаться на здоровье роженицы.

Поздравить родителей с рождением ребёнка и поднять 60-кал вина в его честь пришли друзья и знакомые Эйтингона. Подарки в те времена приносили весьма своеобразные: главным образом самодельные. В военное время ребёнка не во что было одеть, и Ифигения, с которой Муза выполняла задание в Турции, принесла связанные ею кофточку и ботиночки. Тимашков принёс самодельную игрушку-погремушку. А одеяло для ребёнка принёс Михаил Маклярский, друг Эйтингона, до войны «курировавший» в НКВД артистические и кинематографические круги.

Михаил Борисович Маклярский оставил заметный след в киноискусстве. Выйдя после войны в отставку, он написал (или принимал участие в написании) 14 сценариев художественных фильмов. Самыми известными, вышедшими из-под его пера, являются сценарии фильмов «Подвиг разведчика» и «Секретная миссия». В наши дни они кажутся наивными и предназначенными для простаков, но в те годы ребята смотрели их десятки раз. Незатейливые двусмысленности — например, когда советский разведчик во вражеском тылу поднимает за немецким столом, в окружении гитлеровских офицеров тост «За победу — за нашу победу!» — вызывали у зрителей восторг и восхищение.