* * * Не тот стал немец. Был он круче. Он в небе спуску не давал. Теперь же многому научен и сам побаиваться стал. Поменьше стало спеси, дыму. Уловок стало — через край. Расставит танки, пыль поднимет: мол, на, разведчик, засекай. А там — не танки, а фанера. Не пыль — искусственный туман. Стрельбу откроет, чтоб поверил, чтоб записал его обман… Цель цели — рознь. Но если надо укрыть какой-нибудь квадрат, фриц не считает ни снарядов, ни «фоккеров» — на перехват. * * * Как ни опасен, но привычен огонь зенитный по пути: ты можешь скорость увеличить, подняться, в сторону уйти. Ты волен в выборе маршрута, режима — все в твоих руках. Но уж над целью — не до шуток. Как встал — забудь про смерть и страх… Миную цель. Тяну мгновенья. Иду как будто стороной… И с разворотом, со снижением кладу рули на боевой. Фриц разгадал, да слишком поздно. Такого он не ожидал. Через минуту — вздрогнул воздух. Лютует враг. Гремит металл. С овчинку небо над тобою, разрывов дым, огни слепят. Ты молишь: только б не прямое, не по моторам, не в тебя… Зенитки злобно воздух рубят. По крыльям пробегает дрожь. Случись беда — пешком отсюда домой до базы — не дойдешь… Цель позади. Крути, сколь можешь, за пируэтом пируэт. Пусть вылезает фриц из кожи, паля зенитками вослед. Снижение… Скорость до отказа… Под солнце, чтоб ударил блеск в глаза зенитчиков. Не сразу они увидят, где ты есть. Теперь на юг, туда, к болотам, к лесным массивам, в тишину, где немец по своей охоте не побывал за всю войну… Цель далеко. Как фотоснимки? Скорей домой! А день стоит! Ни капли дымки, ни облачка над головой. * * * Сел. Зарулил. У капонира — бригады техников черед. И тут же «виллис» командира тебя с открытой дверкой ждет. Земля родная. Неба просинь. Качает хмелем тишина. Шофер протянет папиросу и зажигалкой щелкнет: — На! Тут загордиться впору: что ты! Такая встреча! Только факт: весь труд твой, смысл и риск полета, расскажет снимками АФА. …А через час, сгибаясь круто, земля под крыльями летит. И вновь зенитные «тулупы» тебя встречают на пути… …Вот так, усталый, на закате прилег — планшет под головой. Поднял посыльный: — Срочно к Бате! Приказ — на десять дней домой! — * * * Домой? Да можно ли поверить? Не розыгрыш? Вот так — домой?.. Едва закрыв штабные двери, я снова вынул отпускной. О, невесомая бумага, какую ты имеешь власть! В унтах, в комбинезоне, в крагах — перечитал — пустился в пляс… Тогда, в году сорок четвертом, воюй, пока ты жив и здрав, а отпуска или курорты гражданских не имели прав. Случалось, в маршевых, в попутных частях — отпустят на часок. Но чтобы так, на десять суток,— никто рассчитывать не мог. Не понял сразу, что не просто начштаба говорил со мной о матери с отцом, о сестрах. И вот, пожалуйста, домой! 2 Все начинается с дороги, с пронзительной минуты той, когда у отчего порога ступеньки скрипнут под тобой. На вертлюжок закрой калитку. На отрочество оглянись. Дорог нехоженые свитки разматывать не торопись. Все взвесь, не сделал ли огреха? Пошел, а надо ли искать? А может, память горьким эхом до гроба будет окликать?.. Все начинается с дороги: удача, подвиг и вина. И первый выстрел по тревоге, и первый бой, и вся война. Да и судьба твоя — отсюда, и судьбы всех, ведущих бой… И в жизни есть такое чудо, как возвращение домой. * * * Стою на станции знакомой. Оторопел: ой, как мала! В висках набатом: до-ма, до-ма! гудят, гудят колокола… Был полдень ласковый и синий. Дымились стрехи от тепла. Гряда оливковых осинок вдали качалась и плыла. Горели в солнечном пожаре водой набухшие лога. Как гуси серые, лежали в полях последние снега. Я шел и вглядывался живо, все схватывал в единый миг: фигуры, лица, взгляд тоскливый и чей-то шепот: — Фронтовик! Налитый смутною истомой весны и тающих снегов, шагал. Была дорога к дому — дорогой в первую любовь… |
