Храмовые служки поспешали, выливая священную воду Хапи из больших деревянных кадок, но не могли отмыть присохшей крови. «Шевелитесь, бездельники! Нечестивая кровь привлекает нечистых птиц!» — Пер-Амен стукнул основанием скипетра, окованным бронзой, по каменной плите. Подошедший храмовый стражник догадался поддеть присохшую кровь своей пикой, и счистить как ножом со ступеней омерзительную бурую плёнку. «Шевели…» — Пер-Амен не договорил. Он смотрел, как в небе кружили пожиратели падали, когда одного из воронов, внезапно, отбросило в сторону, и нечистая птица устремилась к земле. Что-то сверкнуло в лучах Ра. Стрела. «Принесите мене это!» — Пер-Амен крикнул охране Храма.

Проворный охранник быстро принёс Верховному Жрецу Сокровенного стрелу, не сняв с неё вороньей туши. Стрела попала в брюхо птицы, разорвав внутренности, но не перебила позвоночник, ворон не разбился при падении, и был ещё жив, пытаясь то ли каркать, то ли кряхтел в последних мучениях. Жрец преломил тонкий тростник, стряхнув битого ворона на землю, и прервал страдания птицы, ударом скипетра Хашет. Не дожидаясь знака, охранник, брезгливо, взял тушку ворона за крыло, и скинул со ступеней, предоставив слугам заняться падалью.

— Оперение, о, почтенный Пер-Амен, — глава Стражи Храма подошёл к Пер-Амену, указав на синие перья, аккуратно вставленные в отборный тростник, — синий попугай саванны, которого запретили бить из-за его красоты. Его бьют только лучники Хранителей Трона, и его перьями украшают свои стрелы, придавая им особую меткость. К тому же, судя по тому, как откинуло нечистую птицу, стрела прилетела…

— Из дворца Наследника! — Пер-Амен перебил Стражника, — а на её наконечнике, украшенном ювелирами Менфи лазуритом и золотом, выбито в знаке Сен Имя Ипи-Ра-Нефера. Дурной знак для нашей власти. Ох, и недобрый знак!

— Но чем он недобрый, мой господин! — глава стражи удивлённо спросил Верховного Жреца Та-Кем, — Хранитель Трона увидел недобрый знак в том, что нечистые птицы слетелись к святилищу Сокровенного, и сразил… Но как можно сразить, ведь от дворца… Да, наверно, имя Хранителя Трона, охотники часто метят свои стрелы, но заключать знаки имени — достоинство царственной крови! И… — Глава Храмовой стражи увидел, что наконечник перепачкан кровью птицы, и знака не видно, он недоумённо, если не испугано, посмотрел на Пер-Амена.

— Ты многого не знаешь Хети-Мер. Попасть из дворца Наследника в летящую над Храмом птицу мог только один охотник. И… Ещё одна охотница — его царственная сестра. Но у её стрелы перья были бы белыми, как и положено священной крови, а синие перья выдали Верховного Хранителя Трона. А заключать Рен своё в Сен — знак царственной крови, — привилегия, возвращённая Хранителям, прорицателям и Верховным Жрецам Маат, ещё самим Йаху-Мосе.

— Но Царственная Мерит-Ра-Нефер? Но она настолько юна, лучший стражник и лучший воин Та-Кем не попадёт с такого расстояния в летящую птицу, — слова Верховного Жреца ещё больше удивили Хети-Мера, — их глаза, не такие как у остальных, позволяют так стрелять?

— Хети-Мер, ты слишком глуп для Главы Стражей Ипет-Сут, — старый Жрец ухмыльнулся, — их глаза, иногда пугающие саму Маат-Ка-Ра — всего лишь кровь Дома Амен-Ем-Хети. Точно так же, как кровь дочерей Куша, взятых в жёны сынами Та-Кем проявляется чернокожими потомками через поколения. Я видел, как Ипи-Ра-Нефер и Священная Супруга Наследника били белых лис в пустыне, с колесницы, дабы изумить Тути-Мосе. Их глаза были повязаны тройной лентой плотного льна, и их меткость не связана со зрением, Хети-Мер.

— Но… — глава Стражи Храма хотел было спросить что-то, когда ещё одна стрела, сбила вторую нечистую птицу. По знаку Главы Стражи ему тут же принесли ворона.

— Белые перья, Хети-Мер. Дурной знак! На месте Фараона Маат-Ка-Ра я не стал бы выходить на террасу, встречать первые лучи Хепри, — Жрец покачал головой, и прикрикнул на стражников, ударив скипетром каменные плиты, — и сбейте остальных, или ваши пальцы больше привыкли рвать хлеб и мясо, поднимая чаши с вином и пивом, отвыкнув от тетивы!? А ты, — Пер-Амен обратился к Главе Стражи Храма в полголоса, — сохрани эти наконечники.

Пальмы отбрасывали короткие тени, но Ипи не видел ни пыльных улиц, ни каменных домов жрецов и стражников, ни глинобитных домов простолюдинов, он видел только нежно голубое небо, раскинувшееся над ним. И свет Ра не обжигал его глаза. Он торопил возницу, хотя тот и так гнал лошадей, в конце концов, одной из колесниц охраны, пришлось обогнать их, чтобы разгонять людей с улиц. Что бы ни было начертано в Свитках Сешат и Шаи, он знал, что там есть строки и о его счастье.

Кортеж Хранителя Трона остановился у дома отца Нефру-Маат. Девушка, верно, уже ждала Ипи, и выбежала ему навстречу, или сердце Жрицы Хатор почувствовало приближение возлюбленного, или сам Ипи-Ра-Нефер постарался, чтобы его приезд был заметен как можно раньше, гнав свои колесницы так, как приличествует битве, а не городу, но, так или иначе, Нефру-Маат уже ждала его, нарядившись и надев все украшения.

«Живи вечно, Ипи-Ра-Нефер Верховный Хранитель Трона!» — то ли Нефру-Маат подразнивала его, толи не желала показывать свои чувства на людях, приветствовав церемониалом, но Ипи ответил на её вызов, не сказав ни слова, а просто поцеловав её в губы. Держа её дыхание так долго и страстно, как будто собирался выпить Ка своей возлюбленной.

— Тише, Ипи, возлюбленный Брат мой, на нас смотрят люди, мы ещё не соединены, и потом… Потом в доме мог быть мой отец, — Нефру-Маат немного смутилась, от чего её бледное для жителей Та-Кем лицо покрылось краской. Они вошли в дом. За Ипи проследовали два лучника.

— Никто не станет распространять сплетни о Верховном Хранителе, тем более, никто не станет говорить того, что очевидно, — ответ Ипи был одновременно меток и игрив, — к тому же, сейчас твой отец в Храме на службе, — Ипи улыбнулся.

— Но почему твои Хранители ходят как тени всюду? Неужели, когда мы соединимся с тобою, они будут стоять и у ложа нашей любви! — Нефру-Маат выпалила в лицо Ипи тихо, но возмущённо.

— Пойми, моя возлюбленная Сестра! — Ипи-Ра-Нефер заметно помрачнел, — тебе придётся привыкать к этому. Ты сегодня же переедешь во дворец Тути-Мосе, и не будешь покидать его, отныне, даже на службу тебя будут сопровождать колесницы охраны молодого Фараона, а в самом Храме, ты будешь служить, при твоём оружии и в сопровождении десяти вооружённых Хранителей Трона.

— Что-то случилось, не молчи, Ипи? Я же знаю… — Нефру-Маат посмотрела на него таким взглядом, который мог сокрушить самый твёрдый Ка, да, наверное и крепостные стены, а уж Абу влюблённого… — Разве когда ты рядом со мною, мне может угрожать что-то? — но Ипи отвёл этот удар, как опытный воин, наклоняя и подворачивая щит, принимает пику или копьё:

— Завтра мы с Наследником отплываем в Бехдет, Нефру-Маат. А тебя требует Маат-Ка-Ра, к каждой вечерней службе в Храме Хатор, и ты не сможешь отправиться с нами, — Ипи-Ра-Нефер сказал своей наречённой правду, — почти всю.

— Опять? Опять, возлюбленный Брат мой? — Нефру-Маат опустила глаза, — но ведь я итак вижу тебя совсем нечасто… Когда же ты примешь Посвящение, чтобы…

— Посвящение будет раньше, чем я задумывал, звезда моя, — Ипи приложил ладонь к устам Нефру-Маат, не дав ей договорить, — мы отплываем в Бехдет завтра.

— Но это будет завтра, Ипи… Ты ведь не зарекался себе и не клялся отцу Тайными Именами? — Нефру-Маат с хитринкой спросила его.

— Я не клялся Тайными Именами, ибо сие не пристало Жрецу и Хранителю! — Ипи улыбнулся в ответ, — но, Нефру-Маат, я не хочу, чтобы наше дитя родилось раньше срока, тогда ты не избежишь сплетен.

— Ты думаешь, что Посвящённая Жрица Хатор не знает дней, когда она может зачать, а когда нет, когда это нехитрое таинство известно даже крестьянкам? Я не смыслю в ядах, как ты с Мерит-Ра, но, зато могу приготовить нужный отвар, дабы принять пред любовью, это нехитрое таинство высокородных дочерей Та-Кем! — Нефру-Маат, не обращая внимания на охранников, повисла на шее Ипи-Ра-Нефера, принявшись целовать его лицо, я не хочу, чтобы ты опять уехал, не освободив меня из плена девства. Моё сердце горит желанием… — Она знала, что Ипи не выдержит такой осады, и чувствовала, что сегодня Хранитель Та-Кем готов сдать без боя твердыню своей гордости, чтобы овладеть её телом.