- Я делала не так...- выдохнула Хэлен. Игра затягивала ее все сильней.
- Как же ты делала..?- он осторожно сжал в ладони маленькую ступню. Ладонь была горячая и слегка влажная.
- Я ложилась вот так, – и Хэлен перевернулась на живот, слегка раздвинув колени, рука рыбкой скользнула в низ живота.
Дэро видел только кончики медленно скользящих пальцев. Из пыльного окна на кровать падал круглый перечеркнутый ветвями деревьев лунный луч, падал прямо на прогнутую в пояснице спину, искрился голубоватыми мелкими отсветами, путаясь в рассыпавшихся волосах.
Хорошо усвоив правила игры, Хэлен начала медленно двигаться, словно он сейчас не смотрел на нее, а был сверху.
- Тебе все еще интересно? – прошептала со стоном на последнем слове и слегка обернулась, чтобы удостовериться в действенности своего голоса.
- Нет, – за ту же ногу, что раньше держал в ладони, он подтянул ее к себе одним рывком, – Жаль, что больше нет молока... В этом было что-то...м-м-м...-он вытащил руку Хэлен, прижался губами к влажным пальцам, тронул языком – море и металл откровенно рассказали о желании, что уже овладело его женщиной.
- В этом было что-то жутко извращенское, – Хэлен приподнялась на кровати и прижалась к нему бедрами, чувствуя и его желание.
- Разве? Ты хочешь поговорить об основах психологии? Сейчас?..
- Нет...
Волк рассмеялся хрипло и ринулся внутрь. Всего несколько рывков, несколько болезненно глубоких ударов, несколько громких вскриков на каждом из них и один момент блаженной, невыносимо-короткой смерти на двоих, когда кажется, что еще чуть-чуть и все – обратно дороги уже не будет, но гаснет, утекает горячее и горькое счастье, оставляя двух единых еще людей закутавшихся в сумрак маленькой комнаты, согретой их дыханием, жаром тел и благодарным шепотом.
- Впервые я чувствую себя здесь счастливым и не хочу уходить, – Дэро все еще прижимал к себе Хэлен, безжалостно смяв хрупкое плечо в железных пальцах.
- Так давай останемся, – сонно пробормотала она, согретая, уставшая.
Волк промолчал. Просто встал с кровати, осторожно закутал уже спящую Хэлен в простыню, взял на руки и понес в спальню, где отгорели в очаге дрова, оставив багровый отсвет на стенах. Нуара спокойно спала даже не переменив положения и все еще крепко прижимала к себе зайца с розовым носом. Дэро укутал обоих одеялом и вышел из комнаты прочь. Он знал здесь каждый угол, каждую дверь. Все глубокие тени, что прятали его в детстве от родительского гнева, лежали на своих местах, лишь новых прибавилось – от наглухо заколоченных окон. Разве этот дом может стать “ДОМОМ”? Все внутри него вопило “НЕНАВИЖУ!!!” И только Волк с пониманием поглядывал на человека, который пытался забыть обиды, страх, унижение. Волк был равнодушен к человеческим слабостям. Это место ему нравилось – это была его земля, здесь Волк хотел растить щенков, здесь хотел носиться по лесу под серебристо-синим светом мертвой луны, здесь хотел остаться навсегда.
Дэро спустился на первый этаж, открыл в темноте дверь в одну из комнат, собрал со стен фотографии и отнес на кухню. Снимки не хотели гореть, дымили, корчились в синеватых языках пламени, но сдавались, прятали ото всех его ненавистную память.
====== Глава 10. Herz aus Eis. ======
В него словно врезался крюк. Под самое ребро. Засел, ржавый, но не убил. Человека убить — раз плюнуть, но человека защищает Волк. С Волком мало что сладит. Вот и живет Волк с крюком в боку, воет иногда, но так, чтобы думали — от злости. А он и правда от злости. Не получается у него крюк этот из живого мяса выдрать. Заживает шкура, закрывает густым мехом ржавеющую сталь, уже и не заметно почти. Даже и человек не всегда помнит про железяку, а уж Волк и подавно забыл думать. Что Волку до человеческой памяти? Пустое это. Пустое.
Но человек вернулся домой, и рванули крюк по живому, взвыл человек — оскалился Волк. Да нет, он не рассчитывал, что сожженные фотографии как-то облегчат его отвращение к этому дому, к его запахам и звукам, которые ничуть не изменились за прошедшие годы, разве что стали еще явственней в глухой безлюдной тишине. Просто рано или поздно Нуара прибежала бы с вопросами по поводу «Пап, а кто вот
этот мальчик в матроске? На меня похож, правда?» Конечно похож. Этот мальчик в матроске с темным взглядом и тенью испуга в нем научился ненавидеть всех, кто здесь жил, и себя в том числе. Но ведь жить стало легче, потому что сократилось количество тех людей, кого нужно было ненавидеть до одного, последнего. Можно было не возвращаться и сбросить с себя вину, какой бы чудовищной она ни была. Тонкая девочка, как ивовая ветка, приглаживала своей горячей ладонью вздыбленную на загривке шерсть, целовала, прижималась нагим телом по ночам, безрассудно отдавая себя в полное владение Волку, сведя с ума человека. А ведь она ни разу не спросила о том, где же Волки-родители, так долго живущие среди смертных? Пустой дом с заколоченными в сад окнами - все, что осталось от них.
Дэро отряхнул с рук пепел, подавил дрожь, которая хотела было пробраться внутрь вопреки пылающему очагу. За окном вздохнул ветер, толкнул ставни, пытаясь отворить. Никто не проникнет в этот дом, никто не подсмотрит внезапное Волчье счастье, которое плавит его, заставляет тихо рычать. Проклятье и благословение — в одном только человеке, которого все время кто-то пытается отобрать у него.
— Ты мешаешь мне, Волк…- прошелестело где-то в голове.
Дэро вздрогнул и осмотрелся — кухня была пуста.
— Кто здесь? — все вскинулось в нем, крича об опасности.
— Я не здесь. И ты мне мешаешь.
— Кому и чем?
— МНЕ, Господину твоей женщины. И мешаешь ты мне своей любовью.
— Что за бред такой?! — Дэро все еще озирался, пытаясь хоть в тенях, разбросанных по углам, увидеть незваного гостя.
— Да почему же бред? Ты так запутал ее в себе, оградил от всего, заставил забыть о том, кто она на самом деле. Сделал из Богини почти простую смертную, которая согласна всю жизнь трепать тебя по ушам, лишь бы ты был доволен. А мне это не нравится…
— Это ее право — жить так, как хочется. Ты будешь властен в ней, только после смерти.
— Может и так, но обретать силы она должна начать уже сейчас. Что мне проку от влюбленной беззащитной, слабой дуры?
— Ну, допустим. Дальше что? Разучишь ее любить? — усмехнулся Дэро.
— Зачем ее? Я разучу тебя!
— Так Волки и не умеют, — язвительно ответил мужчина.
— Волки не умеют, а люди — вполне.
Дэро нахмурился — в тихом мягком голосе звучала еле заметная угроза.
— Но я-то не человек…
— Разве? А что если все вы просто два в одном — Зверь в Человеке. С Волком я сделать не могу ничего — не в моей власти, а вот с человеком…
И тут человек задохнулся, упал на колени, схватился руками за грудь.
— Рано или поздно Волк, не сдерживаемый человеческой твоей любовью, возьмет верх, покажет свое настоящее лицо, которое нашей девочке не понравится. Каким она тебя знает? Заботливым, властным, сластолюбивым, порой и нежным, наверно. Теперь узнает тебя другого.
Внутри него все похолодело, кровь застыла, вмерзлась в сердце недвижимым комом.
— Что…что это? — хрипел он, упав на колени.
— Это? — голос умолк на мгновение, словно собеседник задумался, — Свобода.
Боль, возникшая где-то у солнечного сплетения, исчезла так же внезапно, как и появилась. Дэро тяжело дышал, чувствуя как холодный пот бежит по шее и спине. В голове снова было тихо, никто не вмешивался, не лез с разговором.
Хэлен проснулась в комнате одна. Тишина не нарушалась ничем, кроме приглушенных голосов за стеной. Девушка не торопилась встать — нет у нее никаких срочных дел, из-за которых нужно было бы вскакивать, одеваться второпях, бежать, спотыкаясь на непривычных еще ступеньках. Можно было понежиться под одеялом пару минут, не отпускать сон далеко. Странно, но именно сейчас она ощутила внутри острое до боли счастье. Там, за старой оградой, весь мир ищет наследницу Темного Престола и именно ей смерть грозит не просто забвением, не перерождением в бессмертное существо, как Нуаре, нет, её ждет Преисподняя с ее радушным хозяином. И что же? Испугана до икоты? Напротив, то что есть сейчас у них стало пронзительно прекрасным. Пусть мгновения эти сосчитаны.Пусть. Хэлен и так всегда где-то в самой глубине души знала, что счастье это недолговечно. А то, что было вчера… Она со стоном потянулась под одеялом, вспоминая все, что они делали на узкой детской кровати. То, что было вчера омыло, прошло по телу, как разряд горячего, неудержимого тока, оставив легкую усталость и тепло внутри, которое от одних только воспоминаний разгорелось до весьма определенного желания. И почему он сейчас не здесь, не просыпается вместе с ней, широкой ладонью подтягивая одеяло повыше, ей до самой макушки, не смеется, намекая на то, что ее всю можно было бы загнать под одеяло, найдя для обоих приятное занятие. Ну то есть как «для обоих» — занятие для нее, а для него просто удовольствие. Хэлен усмехнулась и откинула одеяло, под которым все еще была махровая белая простыня.
