Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
====== Augen auf! ======
Скрипнула за спиной и мягко закрылась дверь. Хэлен вдохнула холодный и пряный воздух поздней осени. Весь день её не отпускало странное напряжение. Как будто чья-то холодная рука сжала сердце тревогой, заставляла оглядываться на отражения в витринах и зеркалах. Этот необъяснимый, внезапно возникший страх не позволял сосредоточиться. Мартин покрикивал на неё всё время репетиции. Девушка краснела, старалась вникнуть в музыку, в движения, но получалось только хуже. В конце концов, тот просто остановил аккомпаниатора и отвел её в сторонку от шепчущихся девушек.
- Хэлли, деточка… В чём дело? Ты сегодня сама не своя. Не заболела часом? – мягкая ухоженная ладонь участливо и прохладно легла на плечо.
Мартин всегда был добр к ней. И сейчас был чуть ли не единственным человеком, забота которого её не раздражала.
- Я не знаю… Сердце как с ума сошло…
- Думаю, знаю, в чём дело. Просто пойди домой, выпей чашку какао и заберись под одеяло с книжкой. А ещё лучше, с парнем. У всех женщин так бывает, не правда ли? – он улыбался ласково и понимающе.
Хэлен слегка оторопела от такой чуткости. Да, Мартин был добрым малым, но в балете никто особо не волнуется о чужом здоровье: не можешь делать – уходи. У станка всегда ждут те, кто в состоянии.
Она неуверенно бросила взгляд на Мэла. Её партнер удивленно посматривал в их сторону.
- Спасибо, Мартин. Завтра уже буду как новенькая, – она виновато улыбнулась и махнула рукой Мэлу, мол, я домой. Тот кивнул и вернулся к прерванному занятию.
К парковке она спустилась, как в тумане. Слабость накатывала волнами дурноты. Да что с ней такое сегодня?..
Надо было отстегнуть велик от парковочной рамы, но ключи никак не хотели находиться в пустом кармане.
Хэлен и внимания не обратила на тень, что закрыла её от света люминесцентных ламп. Что-то схватило её за воротник куртки и потащило в сторону, в угол, отгороженный каким-то фургоном.
Ужас нахлынул волной: “Не может быть! Не может быть со мной!”
Ее прижало к бетонному, пахнущему бензином и гарью, полу. Никак не получалось хотя бы закричать – придавило настолько сильно, что даже вздохнуть не было возможности.
Оглушительный треск разрываемой материи и острая боль в ногах. Как будто бритвой вели от щиколотки вверх. Девушка завизжала, отчетливо понимая, что смерть настигла её. Беспомощная, она пыталась вывернуться, отползти, хоть немного оттянуть последний момент.
Кто-то удовлетворенно зарычал над ней, засмеялся сладострастно.
Заломленной за спину рукой она почувствовала, как что-то впивается ей в запястье, разрывает кожу и мышцы. Боль становилась настолько невыносимой, что сердце грозилось вот-вот лопнуть просто для того, чтобы больше не чувствовать.
Её не убивали пока. Её просто терзали – планомерно и со вкусом.
От крови стало скользко и, уже потеряв надежду на спасение, она смогла перевернуться на спину.
И вот теперь, когда можно было заглянуть своей смерти в глаза, всё прекратилось. Тьма хлынула чёрной ватой, укрыв от ужаса и боли.
Её долго качало на своих волнах дурнотное забытье наркоза, а потом сон отошел от сознания, как прилипший ком грязи, развалился на куски, оставив противный кисловатый привкус во рту и ватные веки, которые никак не хотели открываться. Туго оплетённая чем-то, она никак не могла пошевелиться и уже начала было задыхаться от страха, как кто-то положил на лоб ей теплую ладонь:
- Спи. Рано ещё. Успеешь… – бархатисто рассыпался голос, и сразу стало легко и нестрашно.
Прошли, кажется, века, прежде чем резкий свет лампы прорвался сквозь её странное оцепенение. Она проснулась сразу, одним рывком сев на больничной кровати и открыв глаза, которые уже почти забыли, как это – видеть.
Тишину ночи нарушало только потрескивание мигающей лампы. Хэлен прижала ладонь к глазам – ярко, слишком ярко. Рука подрагивала от слабости. Невыносимо хотелось пить и в туалет. Она спустила на пол ноги. Ступни покалывало – кровь неохотно набирала темп беснующегося сердца.
Соседние кровати стояли пустыми. Наверно, было очень поздно, раз из-за двери не доносилось никаких звуков, кроме попискивания какого-то аппарата. Неуверенно, пошатываясь, девушка вышла в коридор. Недалеко на посту спала медсестра, уронив голову на скрещенные руки. Хэлен подошла к ней и попыталась позвать, но из горла вырывалось только тихое сипение и ничего больше. Она попробовала откашляться – бесполезно. Голоса не было. Паника охватила её горячими тисками.
Медсестра, почувствовав присутствие кого-то рядом, открыла сонные глаза.
- Милочка, что вы тут делаете? Почему не в кровати? Идёмте обратно. Я вам помогу, – затараторила она, и довольно проворно подхватила Хэлен под локоть.
Несколько шагов до палаты дались ей с ещё большим трудом.
- Как вы себя чувствуете? Хотите что-нибудь? – как сквозь туман слышала Хэлен.
Она беспомощно прижала ладонь к горлу.
- Что? Голоса нет? Да вы его сорвали, наверно. Вернётся, не волнуйтесь!
От сердца немного отлегло – Хэлен облегченно выдохнула. Только рано. Рано…
В туалете было зеркало, и оно рассказало со всей жестокостью постороннего о новой правде жизни: перебинтованные руки, ноги, спина, шея и даже живот уже несли на себе следы будущей катастрофы.
Хэлен не верила, не хотела верить. Шрамы? Сейчас ещё заживающие раны не могли не оставить после себя отметин. Не заметив, она осушила протянутый стакан воды.
Сфера молчания замкнулась, замуровав её в одиночестве и горе.
Врачи менялись днем один за другим. Все рассказывали, какой подвиг совершили хирурги, сохранив ей жизнь; рассказывали о чуде, которое произошло с ней, когда она не умерла на парковке от потери крови; о странном, почти летаргическом сне, в который она впала, пролежав почти неделю, не приходя в себя.
Хэлен слушала, кивала и давила слёзы. Она ещё не видела того, что скрывали бинты. Перевязка открыла карты. С балетом покончено раз и навсегда. Никто не выпустит на сцену изуродованную балерину. Изуродованную, молчащую балерину.
На второй день пришел Мэл. И именно в этот момент Хэлен поняла, что жизнь её рухнула. Слишком откровенно он избегал смотреть в глаза, слишком громко смеялся, пытаясь развеселить её. Он робко обнимал за плечи, перебирал ее пальцы и ни разу не поцеловал. Цветы остались лежать на столе, вянуть.
Камень в груди становился всё тяжелее.
“Страховка ваша не покроет пластические операции. Как и занятия с психологом. Впрочем, вы можете ходить на занятия групповой терапии для людей, подвергшихся насилию. Это единственное, что мы можем вам предложить”.
Юная и напуганная девушка, которая была лечащим врачом Хэлен, не могла объяснить, отчего же та до сих пор не может говорить: “Со связками всё в порядке. У Вас посттравматический шок. Хороший психиатр мог бы помочь разрешить эту проблему”. Вот только на хорошего психиатра тоже нужны деньги. Бывшая подающая надежды балерина не имела возможности лечиться у такого.
Один раз её навестили девчонки из студии. Это было ещё хуже, чем неловкие и молниеносные визиты Мэла. Хэлен сбежала из палаты и долго металась по клинике, пока совершенно не заблудилась. И там, в полутемном и заваленном коробками подвале, она остановилась. Не было людей, не было любопытных глаз. Только желтая краска на облупившихся стенах, да поломанная швабра на полу. Бинты, которые были уже практически не нужны, потому что раны заживали с невероятной скоростью, впитывали слезы…
Она вернулась в палату спустя несколько часов, выглянув из-за угла – ушли? Никого не было в палате. Она была одна.
Полицейский приходил трижды. Задавал одни и те же вопросы. Она писала одни и те же ответы.
Нет, она не видела того, кто напал. Нет, ничего странного в этот день не было. На заданный напрямую вопрос он ответил коротко: “Мы думаем, это было дикое животное или бойцовская собака. Никаких следов на месте преступления мы не обнаружили”. Никаких следов на месте преступления. Зато на ней следов осталось куда как достаточно…
