— Привет, — пробормотала я, вопросительно приподняв брови.

— Ты это уронила, — наконец сказал он, протянув что-то, в чем я узнала ленту, которой утром подвязала волосы. У меня точно не было ее на ужине…

— На Зельях, — продолжил он. — Утром, я имею в виду. Она лежала у твоего стола, когда урок закончился.

Я осторожно взяла ленту и тихо произнесла:

— Спасибо…

Он пожал плечами как будто ничего особенного, и мне стало интересно, чего он хочет? Серьезно, он мог отдать мне эту ленту на нашем следующем общем уроке, или мог просто отдать Сюзи на ужине. Скорпиус странный. Не самый странный, конечно, но и точно не слишком нормальный. Он очень тихий и обычно от него и слова не услышишь, кроме как на квиддиче.

— Да, — с напряжением ответил он (понятия не имею, на что он ответил или с чем согласился…). Он выглядел так, словно жалеет, что пошел за мной, и мне стало любопытно, чего же он, черт подери, хочет?

— Было круто утром, — нервно продолжил он. — То, как ты отделала Монтегю, в смысле.

Не знаю, что Скорпиус имеет против Монтегю? Он его любимый студент, наверное, потому, что отец Скорпиуса покупает всей слизеринской команде самые новые модели метел каждый сезон. Ну и ладно, пожала я плечами:

— Ну, ему не следовало быть таким гадом.

Скорпиус улыбнулся и кивнул:

— Да, иногда он может быть мерзавцем, когда захочет.

И больше ничего.

Мы стояли тут и с неловкостью смотрели друг на друга, и я не знала, то ли испугаться, то ли забеспокоиться о бедном пацане. Он, наверное, еще стеснительнее Ала, и это должно быть просто ужасно. Я не знаю, почему он такой, потому что он довольно симпатичный и мог бы быть популярным, если бы захотел. Но он не хочет, и мне интересно, почему.

— Ну, спасибо, — наконец сказала я, не в состоянии больше выносить эту неловкую тишину. Я подняла ленту, объясняя:

— За то, что ее подобрал.

Он кивнул и нервно уставился в пол:

— Э, ага. Без проблем.

Я подождала секунду, не скажет ли он что еще, но, конечно же, нет, не сказал. Такой странный.

— Ну, увидимся, — сказала я, решив избавить его от замешательства, потому что он явно раскаивался, что пошел за мной.

Он кивнул и пробормотал:

— Увидимся.

Я ушла прочь как можно быстрее.

Да, еще более по-идиотски день сложиться не мог.

========== Глава 5. Лили. Не Лилс ==========

Моя мама выросла с шестью старшими братьями.

Она говорит мне, что два — это ерунда, и раз она выжила с шестью, то двух я точно выдержу. Еще она рассказывает, какими бедными они были и как им всем приходилось носить что-то самодельное или поношенное (хотя не думаю, чтобы ей приходилось, потому что она выглядела бы несколько тупо в вещах своих братьев). Она всегда говорит:

— Лили, у тебя всего так много, а в мире столько людей, которые могут только надеяться иметь хотя бы часть того, что у тебя есть. Ты не должна быть такой эгоистичной.

Я считаю, что это полнейшее дерьмо, конечно, потому что у меня не так уж много всего есть.

Я имею в виду, конечно, у меня много одежды, и мы живем в симпатичном домике, и еды у нас достаточно, и все такое… Но нельзя сказать, что у меня есть все, что я хочу, как у Триши Панабекер, у нее туфель больше, чем дней в месяце, и у нее всегда новая сумочка каждую неделю. И это нечестно, потому что я знаю, у нас много денег, и они всегда могут позволить себе купить мне новую сумку. Просто мои родители не хотят нас “портить”.

Я лично считаю, что это полное дерьмо.

Джеймс со мной согласен. Во всяком случае, в этом. Он всегда говорит маме и папе, что, если бы они о нас действительно заботились, они позволили бы нам иметь то или это, но мама отвечает, что доказательство того, что она о нем заботится, это то, что он до сих пор жив, потому что любой, кто о нем бы не волновался, уже давно прибил бы его лет шестнадцать тому назад.

Наверное, она права. Джеймс — самый невозможный придурок, которого я когда-либо в жизни встречала. Я не убила его до сих пор только потому, что меня заперли бы под домашний арест на месяц или что-то вроде того, а я действительно, действительно ненавижу, когда меня запирают. Не то, чтобы это часто случалось, конечно, потому что я всегда стараюсь не попадать в беду. Одно из преимуществ того, что ты самая младшая и единственная дочка, полагаю. Забавно, потому что это мама почти изобрела эту жалостливую историю. Ну, время от времени худшее случается, и иногда мне не удается отболтаться. Обычно мне больше достается от мамы, чем от папы, потому что он до сих пор меня любит, потому что я его маленькая девочка и все такое.

Я рада, что я в школе, потому что уверена, будь я дома, мне бы не удалось избежать проблем. Конечно, будь я дома, я бы ни за что не сказала маме, что она “бесчувственная, бессердечная, ужасная мать, которая обо мне совсем не думает!”, что я написала в ответе на письмо, где она сообщила, что не собирается прислать мне еще денег на туфли еще дороже, чем те, что Триша Панабекер только что приобрела. Понимаете, будь я дома, я бы просто побоялась и заперлась в своей комнате. Но я в школе и вне маминой досягаемости, поэтому я чувствовала себя увереннее, когда давала ей знать, что я чувствую. Худшее, что она может сделать — прислать мне вопиллер, но я знаю, что она, скорее всего, и этого не сделает. Скорее всего, напишет мне и пообещает поколотить, когда я приеду домой, но я не приеду до самого Рождества, а она к тому времени уже забудет. Так что я отправила вечером Мародера, сову, которую родители подарили мне на день рождения, с письмом и перестала об этом беспокоиться.

Я выскочила из совятни подальше от запаха помета и грязных птиц как можно скорее. Я быстро вернулась в башню Гриффиндора и осмотрела общую гостиную в поисках того, с кем можно было бы поболтать. Но меня отвлек вид Луи, в одиночестве сидящего за столом для домашних заданий. Он смотрел в открытый учебник истории и казался нервным.

— Привет, — сказала я, падая на стул напротив него. Он посмотрел на меня и выглядел совершенно несчастным.

— Что не так? — он пожал плечами и опустил голову.

— Тебе помочь? — спросила я, указывая на домашнее задание. Он покачал головой и ничего не ответил. — Луи, ты в порядке?

Он пробормотал что-то, что я не расслышала, поэтому я наклонилась к нему и попросила повторить.

Он, наконец, поднял голову, и я испугалась, увидев в его глазах слезы. О, черт. Он собирается реветь. Общая гостиная Гриффиндора — не то место, где я хотела бы быть, если б мне случилось разреветься, и я могу только представить, что скажут люди, если он расплачется. Я пожалела его, а потому встала и притянула его к себе. Я провела его по гостиной, стараясь не привлекать ничьего внимания, и, наконец, вывела в безопасный коридор. Вокруг никого, к счастью, не было, и он разрыдался почти тут же.

— Луи, — ласково сказала я, не зная, что делать, — что не так?

— Я ненавижу это место, — наконец пискнул он, и слезы полились пуще прежнего. — Я хочу домой!

Я всегда опекала Луи. Всегда была к нему привязана, потому что он в той же ситуации, что и я. Мы оба младшие из троих детей, я единственная дочь, он единственный сын. Конечно, он намного младше своих сестер, чем я — младше своих братьев, но, в принципе, основа одна. К тому же, Луи — один из только трех кузенов, которые младше меня, поэтому я всегда хотела о нем заботиться.

Он все еще плакал, и я не знала, что еще делать, поэтому я его обняла. Он выглядел благодарным, потому что он не пытался отодвинуться, он даже спрятал свое лицо в моем джемпере и залил его весь слезами. Я погладила его по голове и пригладила волосы, такие же светлые и шелковистые, как всегда. Жаль, что Луи не родился девочкой, у него просто прекрасные волосы, не говоря уже о красивых чертах лица. Он на самом деле очень красивый мальчик.

— Все будет в порядке, — пообещала я. — Ты просто скучаешь по дому, потому что тут все такое новое.

— У меня совсем нет друзей!