Ну и потому, что он невозможный ублюдок, конечно же.

— Я даже не знаю, кого из девочек выбрали, — вмешивается Ал, не обращая внимания на нашу с Джеймсом перебранку. Снова возвращается к этой истории с префектами.

Я улыбаюсь, зная ответ и зная, какой от этого будет эффект.

— Меган выбрали, — говорю я прямо. — Она мне писала.

Ал моментально снова весь розовеет. И я могу сказать, он изо всех сил старается оставаться нормального цвета, что еще смешнее.

Джеймс, тут же сложив два и два, широко ухмыляется:

— Повезло тебе, приятель! — с энтузиазмом восклицает он и обнимает брата за плечи. — Даже удастся немного с ней потискаться!

Ал отталкивает его, из розового становясь ярко-красным. Он расстреливает нас обоих взглядом, но я не могу удержаться от смеха, таким было выражение его лица. Джеймс тоже хохочет. Мы обычно ничего не делаем вместе, но иногда бывают такие моменты, как этот — моменты, когда мы издеваемся над другими членами нашей семьи — когда мы отлично ладим.

— Я слышал, префекты много времени проводят вместе, — вкрадчиво продолжает Джеймс, не обращая внимания на замешательство брата. — Можешь отвести ее в Астрономическую Башню. Им правда это нравится.

— И, если тебя это утешит, — поддаю жару я, не желая упустить такую возможность позлить моего кузена (хоть и единственного, которого я могу терпеть), — мне кажется, может быть и ты ей нравишься.

— Если ты слышала, как она стонала «Поттер» во сне, то она, скорее всего, про меня, — фыркает Джеймс. — Но во имя нашего братства, я буду держаться от нее подальше.

Он подмигивает Алу, который хмурится и сердито смотрит на нас.

— Ой, да отвалите, — бросает он. — Оба.

С ним всегда так легко.

Как и следовало ожидать, гордо удаляется. Он терпеть не может, когда его дразнят. Наверное, это потому, что он не любит быть в центре внимания. Он «чувствительный». Ну, так сказала тетя Джинни прошлым летом, когда орала на Фреда и Джеймса, потому что те своими поддразниваниями довели Ала до состояния сердитого помидора.

Он до сих пор не может это забыть.

— Итак, Роузи-Поузи, — напевает Джеймс фальшивым сладеньким голосочком, теперь положив руку на мое плечо. «Роузи-Поузи» — это еще хуже, чем просто «Роузи». — С трудом переживаешь, что тебя обошли?

— Чтобы ты знал, Джейми, мне плевать, — он ненавидит «Джейми» еще больше, чем я — «Роузи».

— Правда?

— Да, — киваю я. Очевидно, это правда. Мне плевать, стопроцентно, совершенно точно плевать.

Джеймс впивается в меня раздражающим догадывающимся взглядом, поэтому я бездумно продолжаю:

— И чтоб ты знал, я даже счастлива! Как будто я хотела столько времени проводить с Фионой Энглтон.

Фиона Энглтон — сокурсница Джеймса, префект Райвенкло, и, скорее всего, новая Староста Девочек. Она противная, любит командовать, из тех, кто думает, что значок префекта делает их даром Господа человечеству. Ее все ненавидят.

Джеймса это не слишком убеждает, хотя я даю ему ясно понять мою точку зрения о значках префекта и прочей фигне:

— Это должно было задеть твое эго, а? — ласково произносит он. — Ну, то, что тебя не выбрали и все такое.

— Прости, но я что-то и на твоей груди значка не замечаю.

— А, — усмехается он, и я сжимаю пальцы, стараясь удержаться от того, чтобы врезать ему. — Разница в том, что мне плевать. А вот ты терпеть не можешь проигрывать.

Он прав, конечно. И это охрененно дико раздражает. Я иногда удивляюсь, как дожила до пятнадцати лет, не убив Джеймса Поттера. Но я ни за что не признаю, что он прав. Не раньше конца света.

— Мне тоже плевать, — лгу я сквозь зубы. — Уверена, я найду миллион лучших способов провести время, чем торчать на собраниях.

И это не совсем правда, конечно же. Не так уж много есть чем заняться помимо учебы, если забыть походы в Хогсмид и все такое. На самом деле в школе жить довольно скучно, и было бы здорово делать что-то еще кроме того, чтобы торчать в общей гостиной каждый вечер.

Но я ни за что, ни за что не признаюсь.

Мой психолог говорит, что я подавляю чувства и эмоции. Говорит, что у меня проблемы с «принятием реальности». Ну… Правда это или нет, не знаю. В конце концов, не у меня же диплом психолога. Но вот что я знаю — если я что-то делаю, у меня всегда, всегда есть хорошая причина. Я даже не считаю это ложью, поскольку у меня всегда есть оправдание, а потому не считается.

Честно, я не сумасшедшая.

Джеймс снова смотрит на меня этим идиотским взглядом; ненавижу этот взгляд — будто он применяет легилименцию и знает, что я думаю. Вот только он совершенно бездарен для легилименции. Даже я не могу этого делать, а ведь я самая умная из всех, кого я знаю (и нет, я не выдумываю, это правда). Но Джеймс есть Джеймс, и он умеет выводить меня из себя, потому что всегда знает, о чем я думаю.

Ненавижу его.

— И в любом случае, — продолжаю я, сделав вид, что не вижу его ухмылки, — они ни за что не дали бы мне значок префекта. Моих родителей дважды вызывали в школу в прошлом году, если помнишь. Твоих родителей никогда не вызывали дважды за один год!

На самом деле дядю Гарри и тетю Джинни вызывали в школу всего один раз. Это было на пятом курсе Джеймса, когда он «случайно» наводнил слизеринскую гостиную мерзкими рыбьими потрохами после проигрыша в квиддичном финале. Джеймс часто попадает в истории, но всегда отделывается взысканием и тому подобным — но не я. Я не такая везучая.

Моих родителей действительно вызывали дважды за прошлый год. В первый раз за то, что я назвала профессора Зелий «тупым надутым имбецилом, которому не дадут, даже если он будет последним мужчиной на земле». Не стоит упоминать, что это был не самый умный мой поступок.

Потом их вызвали месяц спустя, потому что я подралась с Марианной Роббекс и превратила ее волосы в червей. Это было весело тем более потому, что я уже вечность как хотела проклясть Марианну. Но она попала в Мунго, а я попала на взыскание на два месяца. Мои родители были не слишком вдохновлены и в первый раз, а после второго они были просто в ярости. Мама даже опозорила меня, обругав на глазах у всех в гриффиндорской гостиной, прежде чем в прямом смысле выволочь меня в спальню, где я получила от нее по полной программе. Она даже грозилась вышвырнуть меня из школы и отправить домой, если случится еще одно «нарушение», как она это назвала. Наверное, это подействовало, потому что я была так напугана, что до конца года старалась не попадать в истории.

Но все равно. Один разок не может навсегда погубить мою репутацию?

Джеймс закатывает глаза. Просто он завидует, что я натворила больше дел, чем он. Я думаю, он иногда даже специально лезет, куда не надо, но люди все равно обычно предпочитают не замечать, если твой отец Гарри Поттер. Думаю, это единственная часть наследия Поттеров, которая Джеймсу не нравится.

Но… Ладно, короче, я не могу найти другого способа описать, насколько полностью туп Джеймс Поттер.

Из дома раздается визг, и мы с Джеймсом оглядываемся на кухонное окно, проверить, что за суматоха. Легко понять в чем дело. Это один из этих пронзительных визгов, которые свидетельствуют о чем-то ужасно девчачьем и дико смешном. Конечно, мы с Джеймсом видим источник звука, когда открывается задняя дверь, и из нее выходит Виктуар, окруженная нашими с Джеймсом матерями, бабушкой и Лили, которая как-то пробралась в дом, оставшись незамеченной. Виктуар была очень распухшей в районе живота, где-то на восьмом месяце, кажется. Ребенка ожидают в октябре. Смешно, как все вокруг нее носятся и удивляются при виде нее каждый раз, как будто они не знают, что она беременна уже целую вечность. Признаюсь, впрочем, она с каждым разом все больше и больше. Но все равно. Неужели беременность — прямо такое уж огромное достижение? Удивляюсь, что Вик вообще позволила себя в это втянуть, судя по тому, какой невероятно толстой она стала. Мама говорит, есть разница между толстой и беременной… Единственная разница, которую я вижу — это одна огромная часть тела.