Беременная выглядит совершенно несчастной, но остальные вертятся вокруг нее, провожая к столику для пикника, лебезя перед ней еще больше, нежели раньше. Похоже, кроме меня только Джеймс думал, что по поводу беременности необязательно устраивать парад или что-то в этом роде. Мы закатываем глаза, повернувшись друг к другу, и нехотя присоединяемся к компании за столом.

Ну, и конечно же через секунду мы об этом пожалели.

— Джеймс, — тетя Джинни повелительно машет ему рукой, — вы с Роуз сходите и принесите еду. Мы накроем здесь.

Это, конечно же, ужасно глупо. Я одна из пяти человек в округе, кто не имеет права пользоваться магией. Все остальные могут просто призвать тарелки с едой, даже не вставая с места. Но-о, нет, я должна идти в дом и нести назад еду на руках. Джеймс, впрочем, может колдовать, но он об этом явно забыл, потому что идет к дому, бормоча что-то себе под нос и пиная камни по дороге.

— Знаешь, — говорю я, когда мы дошли до двери. — Ты мог призвать свою половину.

Джеймс, тупой как обычно, только понимает это и буравит меня взглядом:

— Ты могла мне это и раньше сказать.

— Могла, — соглашаюсь я, еще и кивая для порядка.

Еда уже разложена по тарелкам и готова к переноске. Ал тут, сидит за столом со своим и моим отцами. Лэндон тоже здесь, играет под столом сам с собой. Он выползает оттуда и бежит ко мне, как только я вхожу. Он меня любит, если я могу так говорить. Я его любимый человек, и он не делает из этого секрета.

Увидев наилучший выход из моего положения, я наклоняюсь и беру малыша на руки. Он вообще-то стал довольно большим и начинает становиться чересчур тяжелым, но придется пойти на эту жертву, потому что никто не заставит меня работать, пока я занимаю ребенка. Лэндон обнимает меня и тянет за волосы, он любит тянуть меня за кудри. Иногда я удивляюсь, как у меня получается так любить одного брата и так презирать другого… но потом я вспоминаю, что Хьюго умеет говорить, и вспоминаю, за что я его ненавижу.

— Воузи.

Лэндон словно читает мои мысли и напоминает мне, что тоже может сказать несколько слов, например, мое имя. Да, он пока не поймет разницу между Р и В, но ему два, поэтому пусть себе. И он единственный, кто может звать меня Роузи (или Воузи), чтобы мне при этом не хотелось выть.

— Эй! Ты собираешься мне помочь или как? — выжидательно глядит на меня Джеймс, махнув рукой в сторону тарелок на столе и плите.

— Я занимаюсь братом, — поспешно отвечаю я, как будто это все решало. — Используй свою чертову палочку.

Джеймс сердито оглядывает меня, но слушает моего совета и отправляет горшок с жарким и тарелку с картошкой в открытую дверь. Он пытается отправить курицу, но добивается только того, что она приподнялась на пару дюймов над столом и упала назад с громким стуком.

Разозленный Джеймс рычит и оглядывается на отца с просьбой о помощи:

— Пап, займись этим!

Окей, это не была просьба о помощи, а, скорее, приказ. Дядя Гарри лишь пристально смотрит на него, прежде чем (к моему ужасу) подчиниться и отправить оставшуюся еду лететь наружу. Все сделано почти моментально, и Джеймс, непонятно почему, выглядит гордым собой, когда засовывает палочку в карман и отряхивает ладони. Ал так глубоко закатывает глаза на это, что удивительно, как они не застряли. У него привычка так делать — его отличительная черта или что-то вроде этого.

Лэндон громко смеется, хотя я не понимаю, что он находит смешного. Может, это магия тупости Джеймса или трюк с исчезающими глазами Ала. Может, он смеется без причины, потому что ему два года. Не знаю. Я не помню себя в два года, так что я не понимаю, что творится в этих маленьких младенческих головках. Хотя, голова у Лэндона довольно большая, но это уже другая история.

— Где Тедди? — спрашивает Джеймс, подтаскивая пустой стул к столу и падая на него так, как будто весь день на нем пахали. Он не слишком понимает, что вся его работа — одно заклинание, которое сотворил его отец. Такой идиот.

— Ушел куда-то с Хьюго, — отвечает Ал. Он все еще зол на нас, скажу вам. Но не собирается об этом говорить, потому что его отец начнет задавать вопросы. Или мой отец. И уж он точно не хочет, чтобы кто из наших матерей начал задавать вопросы. Они начнут с ним нянчиться, а он это ненавидит. Он пытается сделать вид, что он жестче, чем есть, чтобы люди не думали, будто с ним надо обращаться, как с фарфоровой куклой. Но, факт есть факт — Ал чересчур чувствительный. Его чувства легко задеть, и он очень часто слишком не уверен в себе, из-за чего еще труднее жить в тени отца. А чтобы было еще хуже — он живет еще и в тени своего брата, и я бы скорее застрелилась, чем смогла бы жить в тени Джеймса Поттера. Но Ал хорошо справляется.

Он перестанет на нас сердиться к концу обеда, я уверена.

— Почему матч не включен? — спрашивает Джеймс, поворачиваясь к моему отцу.

Они вообще-то довольно близки, и Джеймс лучше общается с моим отцом, чем со своим. Мой отец его крестный, и он промыл мозги Джеймсу, приучив болеть за Пушки, к крайнему неудовольствию тети Джинни. Тетя Джинни играла за Гарпий много лет назад, пока Джеймс не разрушил ее жизнь и карьеру. Конечно она хотела, чтобы дети болели за ее команду, и Лили с Алом это и делают, хотя Алу, скорее всего, просто нравится их униформа, а Лили нравится, что там одни девчонки, а ведь «Девчонки Рулят!», «Ура!». Но Джеймс настолько «анти-гарпист», насколько возможно. Он даже не наслаждается ими с сексистской точки зрения, как Ал. Он их терпеть не может. И по каким-то возмутительным причинам, он болеет за чертовых Пушек, которые никогда не выигрывали и которые настолько ужасны, насколько ужасны могут быть игроки, называющие себя профессионалами.

Ну и конечно же, мой отец его за это любит.

Мне на самом деле просто насрать на профессиональный квиддич, но я лучше посижу внутри и послушаю мальчишечью болтовню о спорте, чем буду сидеть с другими женщинами и ворковать над животом Виктуар. Так что я затыкаюсь и прислушиваюсь к радио, которое мой отец призвал из гостиной и настроил на матч. Счет уже триста восемьдесят —шестьдесят. Пушки как следует получают по заднице, а папа и Джеймс делают грустные лица и грозно шипят каждый раз, когда Падлмер забивает гол.

Так глупо.

Единственной веселой частью этого всего было, когда кто-то из Падлмера отобрал квофл у Маклири и забил гол со своей половины поля. Публика на стадионе ревет, и это можно услышать и по радио. И когда все эти невидимые люди воют и орут, Лэндон хлопает в ладоши и верещит «Дададада!»

Думаю, папа сейчас упадет.

И так как я не хочу, чтобы мой братишка стал жертвой издевательств над детьми, я быстро вынесла его наружу, подальше от сумасшествия субботнего квиддича в Норе. Если бы мои остальные дяди были здесь, вы бы не смогли услышать свои собственные мысли из-за их ора и ругани. Конечно, они все болели за Падлмер, и бесконечно злили бы папу с Джеймсом (и это было бы неплохо) …

— Никогда не болей за Пушек, ладно? — прошу я Лэндона, глядя ему прямо в глаза, когда мы выходим на полуденное солнце.

Он кивает и хихикает, а потом бодает меня головой. Я обожаю этого малыша.

Если бы только остальные члены моей семьи меня так не бесили.

========== Глава 2. Я - Джеймс Поттер ==========

Раз, два, три, четыре…

— Джеймс!

Пять.

Блять.

Мама даже не понимает, как действует на нервы ее голос. Или ее просто это не колышет. Или она кричит так специально, чтобы меня достать. Если это так, то она должна быть собой очень довольна, потому что это отлично работает.

Я слышу, как она несется вверх по ступенькам, и знаю, что она готова взлететь. Она зла. Я понимаю, почему, но я быстро прыгаю в постель и притворяюсь спящим. Вовремя, потому что дверь распахивается секундой позже, и я просто чувствую ее тяжелый взгляд, даже с закрытыми глазами.

— Не притворяйся спящим! — командует она. Да, она определенно сердита. Я издаю притворный храп и тем самым доказываю ее теорию, что я притворяюсь. Поверьте, это не сработало.