– А родится кто? – наконец выдавил он, согласившись с сочетанием с невинным грешником и чистой безгрешной душой. – Вурдалаки?

Подозрительный вопрос замяли. Тут подъехали люди от убитых дипломатов, и, узнав, что убийцу помилуют по обычаю, из-за того, что он женится на невинной чистой девушке, устроили яростный крик.

Толпа, разжигаемая злобными криками, заволновалась.

Вооргот только крепче подхватил меня, вызывающе глядя на разъяренных людей, готовый защитить меня от всего света.

Больная, как потом сказал Вооргот, от сильных чувств и чрезмерных переживаний, я широкими напряженными распростертыми глазами смотрела на бесноватую толпу.

– Убейте обоих, преступника и маленького змееныша, ишь, как скалится!! – орал, подъюживая толпу, один из негодяев. – Бей обоих!!!

– Будем убивать? – сглотнув, отчаянно и деловито спросила я. Мой свист прорезал толпу, и человек двадцать уже оказались убиты, когда мои телохранители вдруг выросли передо мной. Они хладнокровно замерли, уже ужасно хладнокровно смотря на толпу как на «мясо» по терминологии ниндзя, мысленно уже разделывая ее и прикидывая варианты, ибо те уже были лишь материалом, хоть от этого им, наверное, стало холодно.

Это страшное возникновение на мгновение вдруг создало момент тишины перед бурей.

– Стойте! – вдруг воскликнул епископ толпе, выступив вперед и заслонив нас, чтобы предотвратить кровопролитие. – Неужели вы пойдете против служителя Божьего!?

Поджигатели истерически завопили.

– Вы убьете и невинную девочку, и ее родственников, которые, конечно, будут ее защищать и которую же сами вызвали своими криками про обычай, чтобы самим вызвать на себя армию, как на преступников? – холодно поинтересовался у ревнителей справедливости епископ.

– А чего она полезла? – раздался ехидный голос.

– Она по вашему обычаю и с вашего же разрешения спасала любимого человека... – холодно ответила мама в тишине.

Никто и не заметил, как установивший военный полевой алтарь епископ начал свой обряд прямо на глазах сотен тысяч людей, незаметно собравшихся на площади. Все равно возможности уйти в церковь здесь не было, ибо окружение тысяч людей было настроено довольно враждебно, и ему пришлось смириться с убогостью обстановки и спасать людей.

Во время разговора незаметно исчезнувшие и растворившиеся в толпе телохранители убили человек сорок подстрекателей, которых они давно засекли и отметили со всеми приметами еще при их внезапном появлении. Я подозреваю, что оба просто держали их всех и их расположение в уме постоянно, следя за перемещениями их всех одновременно, как специально тренированные охранники. Еще до конца обряда они были снова рядом со мной, будто так и было.

Но я этого уже не видела – все поплыло передо мной. Заглянувший мне в глаза Вооргот спросил, люблю ли я его и согласна ли я выйти за него замуж, и я, судорожно кивнув, поплыла словно на волнах.

Площадь заворожено слушала.

– Любите ли вы вашего жениха? Согласны ли вы выйти за него замуж?

Я, так и будучи у него на руках, изо всех сил ответила да, что вызвало смех, и, пожалуй, было одним из самых невероятных отступлений от обряда, не считая того, что жених так и не выпустил меня из рук... Но я была полностью счастлива!

– Любите ли вы вашу невесту и согласны ли вы взять ее в жены?

– Очень! – с чувством ответил Вооргот, что опять вызвало добрый смех.

Но епископ не принял шутки и не принял такого ответа и повторил раздельно вопрос, и муж громко и четко по-военному повторил – Да! Да! – мол, и любит, и согласен, что вызвало опять добродушный смех.

Дипломат и юрист, отец проверил самолично все документы, потом это сделала мама, потом это сделала Мари, потом китаец и индеец тоже посмотрели в бумажку и даже обнюхали ее.

Одна я проявила полное отсутствие меркантильности, что заметили все, и не заинтересовалась ими. И просто глазела на них на руках Вооргота, проявив лишь детский интерес к оформлению виньеток и живую реакцию на щелканье бумаги и нарисованную кем-то собачку, свесившись с его рук чуть и являя удивительное легкомыслие к содержанию. Нетерпеливо дергая рукой и сдувая пылинку, и откровенно балуясь ею у него на руках, что он даже сделал мне замечание и попросил не мешать... Он внимательно читал, я же легкомысленно бросала на это мимолетные взгляды...

– Прочитай! – приказал Вооргот.

Но я только презрительно хмыкнула. Взяла бумагу, поднесла к носу, долго сосредоточенно сопела, сосредоточившись на первых строчках, а потом с гордым видом протянула ее отцу...

– Я уже прочитала! – торжественно заявила я.

Но никого не обманула.

 – Нельзя быть такой легкомысленной, вы должны сами прочитать документ, чтоб потом не было неожиданностей! – злился епископ.

Но я его уже не слушала, закручивая локоны Вооргота, чем очень ему мешала и отвлекала, совершенно не смотря вниз.

– А что такое «рууиз»? – капризно спросила я.

– Где ты нашла выкопала такое слово? – нетерпеливо дернул плечом Вооргот.

– А вот! – свесившись, легкомысленно ткнула я пальчиком, читая слово наоборот и с другого конца. Я протянула его по буквам...

– Где? – резко переспросил Вооргот, а потом вмешался отец, и, прочитав его, выругался.

– Это описка адвоката... – зло сказал отец. – К тому же в случае бессмысленности этого слова, она меняет смысл пассажа, и позволила бы какому-то крючкотвору оспорить этот пункт твоего права на управление деньгами... – сквозь зубы сказал он. – Здесь должно быть другое слово... Простите, Вооргот, но я должен переделать тут, как вам это не неприятно...

Я еще сделала два таких же легкомысленных незначащих замечания насчет звучания слова муму, после которых отец заругался и начал тщательно, и чудовищно скрупулезно, и занудно изучать и просматривать каждую деталь...

Пока отец исправлял с адвокатом, у которого были очень большие глаза от имен и цифр, Вооргот поцеловал меня:

– Хоть это и неприлично, но я счастлив, что ты такая непрактичная и равнодушная к финансовым вопросам, – он подбросил меня на руках, – не то что твои меркантильные родственники...

Я счастливо зажмурилась и потерлась о его шею.

– Она такой далекий от этих финансовых дел невинный ребенок, – вздохнул офицер. – На фоне ее родных это отрадное зрелище...

– Хорошо, что я забираю тебя, – шепнул Вооргот, – ты из них самая бескорыстная и равнодушная к этим бумагам, хотя это тебя касается больше всех...

Я церемонно закивала, подтверждая это лестное для меня мнение. Безусловно правильное и точное. И мнение о жадности и меркантильности моих родных. Я даже покачала головой в укоре.

Мари сжала зубы.

Вооргот, неодобрительно вздохнув, осуждающе поглядел на отца, что словно взбесился после того, как я случайно указала на слово, прочитанное мною вверх ногами, которое оказалось ключевым и могло изменить смысл, и потом нечаянно попала пальчиком на два просто так ткнутых места, где мне показалась клякса в виде цветочка, но отец совершенно случайно обнаружил там, вынужденный терпеть идиотские выходки ребенка, смысловые пропуски и неточности в формулировке, которые могли иметь разночтения. Мари же, поняв, что она пропустила такое, заново внимательно вычитывала первые листы просто с какой-то маниакальной меркантильностью.

– Как хорошо, что ты ими даже не интересуешься, а то твоя сестра настоящий крючкотвор и торгаш... Каждую галочку вынюхала. А ты даже их не прочитала!

Мари не выдержала, как не крепилась.

– Еще бы, если она сама их и продиктовала... – сквозь зубы выцедила она. – Пока такой болван как ты, хлопал ушами... А отец и китаец обладают абсолютной памятью, чтобы успеть записать их потом у адвоката по памяти! – уничтожающе выговорила она.

– И к тому же она не просто читает страницу с одного взгляда, но именно ухватывает сразу тысячи подробностей и связей и даже мельчайшие ошибки, описки и неточности смысла... – процедил за чтением оскорбленный Логан, внимательно просматривающий контракт, как брат мамы.