Хозяин научил даже говорить ее: «Я принц! Я принц!» И пообещал тому, кто приведет ее сюда домой на ошейнике, сто шиллингов... А наш хозяин еще добавит... Стооолько добавит!

Мальчишечка был красив и смазлив – что-то итальянское, особенно брови и курчавые волосы. И косившие по сторонам глаза как оливки, не смотревшие мне в глаза, только бегавшие снизу по моим голым ногам, лицу и грязным пяткам.

Я думала, что он разделит мое горе и поможет мне мыть окно, а потом мы вместе ее найдем и вместе поиграем. Но он грустно пожаловался, так тяжело вздохнув, что отец загрузил его работой по горло, и он должен бежать... И тут же исчез за стенкой.

Грусть накатила мне на глаза. Человек все сделает, найдет обезьянку, и все будут благодарить только его, его одного, а обо мне, конечно, даже никто не заподозрит.

Все лавры достанутся ему одному, ему одному. Он будет иметь дело с графом лично, один, а меня загонят в такую глушь и где меня и не найти... Я сама уйду и буду плакать одна. Я буду лишь наблюдать его триумф издалека...

Что-то случилось. Суета поднялась страшная.

Внизу все подозрительно бегали во все стороны – слуги, женщины, знатные господа. И на меня никто не обращал внимания.

Была настоящая истерия, кого-то искали. На меня даже не поворачивали головы. Я никогда не видела, чтоб знатные люди так волновались. А еще говорят, что англичане славятся сдержанностью и спокойствием!

Крик, истерика, ничего не понять, ничего не слышно. Все бегают в разные стороны.

Никто ничего не видел. Не могли найти даже экономку. Ведь она побежала в открытые двери за обезьянкой. Я сама видела, ведь она слышала мой разговор. Сто шиллингов на дороге не валяются!

Пробегавший мимо дворецкий, увидев меня на карнизе, поправив свернувшийся на сторону парик и страстно почесав свой крючковатый длинный нос, в истерике мимоходом спросил, не видела ли я принца?

Я с сожалением гордо ответила, что не видела, но обязательно посмотрю. Он выругался и побежал дальше.

Я с тоской подумала, что мне запретят глядеть на принца, а ведь я так мечтала взглянуть на него хоть мельком. Я надену красивое платье, перестану драться с соседскими мальчишками и плевать на спор, и есть чернику, и стану золушкой. Он отберет у меня левый мокасин, который я у него забуду, когда в двенадцать часов придется дернуть домой, пока мама не вернулась и не отлупила за то, что еще не сплю, а гуляю с мальчишками...

 Я, закрыв глаза, уже сладко представляла, как он будет мерить всем этот мокасин и как он окажется большим для наглой Мари... Потому что у меня нога, как у крокодила...

А потом он подходит ко мне, смотрит на мои ножки, и, видя только один оставшийся на мне мокасин, вынимает пару и говорит, внимательно осматривая мои ноги:

– О! Где-то я уже их видел!

А я, вытягивая вторую ножку и показывая на индейский рисунок второго мокасина, скажу ему:

– Вы что, не помните, где вы его нашли утром? Смотрите, рисунок тот же, и шнуровка точно такая же, попробуй снять! Хватит мне ходить до сих пор в одном мокасине все время, женись тут же, мне уже надоело ходить без пары!

Сказочные розовые мечтания были грубо прерваны чудовищной вспыхнувшей суетой у ворот.

Я грустно подумала, что вся жизнь проходит мимо, даже помечтать эти аристократы не дают.

Шум у ворот был страшный. Звали доктора, еще кого-то.

Но все перекрыл грубый мужской голос, нагло требовавший свои сто шиллингов и уверявший, что его не обманут.

– Гоните награду, как обещали! – вопил он. – Иначе я вам не отдам обезьянку! Я и так еле снял ее с дерева! Где она пряталась от толпы! Я столько с ней настрадался, пока сюда дотащил на аркане... – он давил на жалость, пытаясь добраться до совести хозяина. – Она царапалась, кусалась, цеплялась за камни и деревья, и к тому же она ужасно воняет! – наконец заявил он. – И я сам испачкал одежду, а пахнет плохо! Много, много, много хуже, чем на конюшне!

С этими животными вечно проблемы, – соглашаясь, подумала я как девочка образованная. Я помнила, как пахнет на конюшне.

Ему выдали награду, – завистливо подумала я. Потому что я расслышала удары. Я так и знала, что мальчишка молочника меня обманул.

– Я этого так не оставлю!!! – донесся даже сюда его визгливый голос сквозь шум.

Там раздался вой и крики.

– Постойте-ка... – услышала я вдруг спокойный и рассудительный голос графа, донесшийся даже сюда. – А кто вам сказал, что она удрала из этого дома?

– Девчонка горничная сказала... – недоуменно ответил тот, – окна мыла тут, из вашего дома... Ну, знаете, что вечно дерется и с моим сыном, и мальчишками, верховодит ими, гоняет на конях без седла и спроса, как бешенная, и ходит в мокасинах... Мне сын сказал... пересказал, она все жалела, что не могла пойти на нее охотиться...

Тишина, которая наступила после этих слов, была какой-то зловещей. И я неловко заерзала.

– Вот вам ваши сто гиней, как договаривались... И убирайтесь быстро... – быстро сказал граф при всеобщем гробовом молчании. Я увидела раскрывшийся от удивления рот у обезьянки при этих словах, хоть она тяжело дышала.

 – И держите рот за зубами... – проскрипел граф словившему ему редкое животное и оказавшему тем ему незабываемую услугу.

Я оценила предусмотрительность графа. Если б он хотел, чтобы об этом узнали ближайшие окрестности, хватило бы пяти гиней. Если б хотел, чтоб вся округа – пятидесяти. А вот ста человеку хватит обойти все кабачки Лондона. Молоток граф!

– За такие деньги я могу ходить за ней днем и ночью! – быстро сказал тот. – Она у вас такая непослушная! Я уже научил ее, пока довел, команде сидеть! – с гордостью сказал он. – И она уже по простой команде мигом садится на задницу с четверенек в любую грязь! Хотите, я останусь и научу ее другим командам?! Будет выполнять все мигом, более того, я научу ее службе, будет охранять, рычать выполнять команду «Фас!», она понятливая!

Он, кажется, с лаской посмотрел на обезьянку.

Даже сюда донесся ее вой.

– А вы действительно научили ее говорить! – с восторгом сказал молочник. – Девочка не обманула, она еще кроме той фразы и матюки знает! Я, знаете, увлекаюсь дрессировкой... Не могли бы вы научить говорить мою собачку? – забыв, перед кем он, воскликнул тот графу. – Моя колли такая умная, клянусь, она не глупей вашей обезьянки...

Судя по всему, его просто выкинули в ворота.

– Граф, ну хоть расскажите, как вы ее обучали говорить... – так жалобно чуть не плача от досады воскликнул молочник. – Я же понимаю, что это тайна, тайный метод, вы хотите заработать на ней большие деньги... Но, клянусь, я никому его не выдам!

Но граф был стоек и никому не выдал метод дрессировки обезьянки. Его можно было пытать, он молчал, как камень.

Я потом услышала визгливый голос экономки, что-то тараторящий ему, и настроение мое совсем испортилось.

Меня правда интересовало, у кого же из гостей была обезьянка, потому что я ее не помнила. И у гостей ее вчера не видела.

Может, из Итона сбежала?

Глава 2

Бастард

Кстати, оказалось, что пока шум да дело, под шумок тихо уже нашелся принц. Слуги сказали. Мне стало так тоскливо. Потому что я уже успела намечтать, как я нахожу и спасаю его от врагов. А он на мне тут же женится в благодарность. И не надо даже терять мокасин.

Но он уже где-то нашелся сам. Наверное, заблудился в этом доме.

Где толпа джентльменов.

Я вздохнула.

Внизу собралась толпа.

Мне было дурно.

Не люблю высоту. Потому стараюсь не смотреть вниз, когда в позапрошлый вторник лазила без страховки по глетчерам Альп.

Вечно летать хочется.

– Слазь! – коротко сказал граф. Как описывать графа? Он был похож на своего отца, тот был похож на своего отца, последний был похож и на своего отца, а тот был похож на всех графьев.