Стоявшие вокруг Вооргота офицеры подозрительно оживились. Вооргот сначала даже не понял, что ему сказали, а когда понял, то лицо у него вытянулось. Глядя на лица солдат, подозрительно вытянувшихся вдруг в абсолютной тишине в нашу сторону, он понял, что место в истории, по крайней мере, армейской, ему уже обеспечено. Он на глазах становился живой легендой, о которой еще долго будут рассказывать.

– Но... – побурел он.

– Вы не волнуйтесь... – тихо сказал отец. – Раз вашего отца нет, чтоб он вас научил, я вам сейчас все объясню, ну как мать невесте...

– Я уже все знаю сам!!! – зло брякнул Вооргот.

Теперь уже даже никто не притворялся, что не слушает, а жадно боялись упустить хоть слово.

Вооргот зверел на глазах.

– Да знаю я всё! – не выдержал и заорал он.

– Папа, он говорил, что уже знает, он учился в Итоне... – заявила через головы всех я, забыв, что мне слышать это не положено. – Вооргот, ты прости, папá долго не был в Англии, был оторван от Родины и не в курсе, чему учат в Итоне... – церемонно извинилась перед всеми я.

Судя по лицам офицеров, и закрытых от ужаса их глаз, а особенно по виду стоявших впереди перед эшафотом воспитанников Итона, жадно дублировавших разговор, Вооргот понял, что место в истории, по крайней мере Итона, ему уже обеспечено.

– Он сказал, что знания его, полученные там, крепки, и у него была хорошая практика... – добавила я, пытаясь успокоить Вооргота.

Вооргот почувствовал, как у него вытаращиваются глаза, и как, судя по вниманию школьников, что это такое, когда ты на глазах превращаешься в живую легенду.

– Легендарный ответ! – слышала я восторженный шепот. – Это правда, что ему предложили переговорить перед свадьбой с отцом, как мать с невестой, чтобы объяснить?!?

– Но я боюсь, что он все забыл с того времени, как учился, – рассудительно добавила совсем по-взрослому я, немного, правда напуганная их реакцией. – Знаю я, знаю, как они учатся...

– Я могу поговорить с мальчиком, чтобы заменить ему отца... – предложил Воорготу каждый третий из офицеров, но почему-то глаза у него вылазили.

– Ну уж нет!!! – рявкнул, подпрыгнув Вооргот.

– Ты испугался и отказываешься!?! – в ужасе растеряно спросила я. – Ты все забыл и перепутал? Я слышала, что у невест бывает предсвадебный синдром, когда они вдруг начинают бояться, сомневаться и отказываться?

Вооргот смирился, что в историю он уже вошел. Судя по оглушенному виду окружающих. И теперь надвинул на глаза воротник, лишь бы кто-нибудь его в этом виде не узнал. И что-то бормотал себе.

Но отец всегда был человеком долга. Он понял, что это нужно прежде всего мне. И к тому же он совершенно замотался с этими хлопотами.

– В общем так... – сказал он. – Галочки это...

Вооргот вскочил до потолка.

– Я давно хотел поблагодарить вас, за то, как вы воспитали дочь, – рявкнул, перебивая, он.

Отец поклонился.

– Я понимаю, вы смущаетесь, но все мы делаем что-то в первый раз. В общем так – у мужчины есть внизу... – все равно начал отец, понимая, что тот во власти ложного смущения и не может сам решиться попросить старших пояснить, и что человеку надо все равно помочь, он же потом лишь поблагодарит.

– И теперь решаю, сделать это ножом или пистолетом... – рявкнул изо всех сил Вооргот.

Отец отшатнулся.

– Но как же вы будете с моей дочерью... – растеряно сказал он. – Ваше ложное смущение приведут вас к катастрофе... Я помню, что дочь говорила, что у вас странные... гм... и китаец рассказал, что вы издаете звуки, думая, что женщинам этого...

– Хватит!!!!! – заорал Вооргот, которого подкосил вид лежащих вокруг эшафота солдат и школяров, особенно упившихся одновременным пересказом китайца индейцу той истории, которую он, будучи телохранителем, незаметно слышал, а теперь вводил в курс дела, чтобы были понятны слова отца... Образность и умение разведчика передать все в нескольких словах сделали свое дело – люди на земле стонали и корчились...

Вооргот молча отстранено сидел и смотрел в пространство, ни на что не реагируя – похоже, его всерьез занимала мысль пойти на плаху, чтобы быстрей все кончилось и никогда их больше не видеть... Тем более, что палач сверху соблазнял его, украдкой соблазнительно показывая ему петлю и махая рукой...

Увидя его злые глаза, я, не понимавшая, что я же наделала, вдруг заплакала. Никому не улыбается идти на брак со злым женихом, выбравшим тебя как затычку веревке и нимало тебя не любящего. Я чувствовала себя растерянной, убитой, брошенной.

– О Боже! – заглянув в мои залитые слезами и отчаяньем глаза, вдруг воскликнул Вооргот, мгновенно перестав видеть все остальное, схватив меня в охапку и прижав к себе. – Не бойся, я люблю тебя... – заглядывая мне в душу и мигом став как-то мудрее и посерьезнев, сказал он, – и все будет хорошо, мне наплевать, что они думают... Он мигом выбросил из головы все, целуя мои глаза и высушивая мои слезы, как тогда и забывая все на свете... – Не обращай на них внимания, все будет хорошо, все это глупости, я просто дурак, моя маленькая колючая орхидея... – он укачивал меня на руках и просто топил в любви и ласке, как-то непонятно просвечивавшейся в его ставшими странными и громадными глазах.

Я подняла на него заплаканные глаза.

– Но я действительно ничего не знаю, и просила отца объяснить тебе, чтобы я услышала, я же все слышу, он бы рассказывал мне... – захлебнулась я слезами, ничего не понимая и что случилось, обиженная и расстроенная, больно ударенная его злостью, непонятным поведением. – Я тоже боюсь!

Меня крепко прижали.

– Успокойся, я дурак, я ничего не понял, – покаянно, как-то по священному серьезно сказал он, заглянув мне в глаза. – Мне и в голову не пришло. Но мы обязательно с тобой прослушаем отца... А пока не бойся и доверься мне...

Я успокоилась.

Вооргот на секунду отвлекся и пригрозил таким страшным голосом окружающим, кто еще позволит себе смех над его невестой и ее недоумениями, что все мгновенно пристыжено примолкли.

– Нечего издеваться над невинным ребенком, если сами грязны... – жестко сказал Вооргот им, так, как это умеет делать человек, прошедший тысячи боев и знающий свое достоинство. И от слова которого ясно, что он может отвернуть голову и вовсе не шутил, когда об этом сказал. Тем более эшафот и список преступлений не располагал к шуткам. А оба моих вдруг выросших телохранителя, когда я заплакала, обвели людей таким страшным взглядом, блеснувшим отражением взгляда Вооргота, что люди испуганно сжались, и, как говорили потом, уже почувствовали себя чуть-чуть мертвыми. Вооргот еще раз оглядел всех, бережно баюкая и успокаивая с полным серьезом меня, принимая все мои беды всерьез.

На него посмотрели с уважением.

Я же ничего не видела сквозь счастливые, счастливые слезы...

Глава 90

Свадьба и философский диспут

Не знаю, сколько бы я плакала и от боли, и от обиды, и от сладости и счастья, что он меня понимает, но тут китаец напомнил, что он привел епископа. И зачем-то этот толстяк тут надо, чтобы пошаманить над новобрачными, как понимал он.

– Двоих достал... – потирая руки, сказал он.

– Не надо, не надо меня бить, – раздался истерический голос, когда китаец прервал молчание, – я и так согласился спасти невинную душу и повенчать ее с чистой, безгрешной душой...

Это был епископ, который смотрел по сторонам в поисках спасения или новобрачных.

Тут он увидел. Вооргота. И челюсть у него отпала. Очевидно, как частый посетитель дворца, он помнил его с детства.

– Что!? Это невинный грешник!?! – истерически взвыл он.

Епископ нервно взглотнул, а потом обернулся. Ему, наверное, захотелось посмотреть на невесту. Посмотреть на чистую, невинную, детскую душу.

– Что!!?!! Это чистая безгрешная невинная душа!!!???!!!

У него началась нервная дрожь. Которую он с трудом унял.