Родители мои подозрительно оживились, а Вооргот посмотрел на него немного зверем.
– Именно за меня как раз вам ее и надо отдать, – волнуясь, быстро заявил палач, – для меня как раз и надо жену с приветом, чтоб она убийц не боялась и бросалась мне на шею, никто ей и слова не скажет... – уговаривал он. – Все будут уважать... Зачем вам зять-убивец, как этот хмырь? – он толкнул Вооргота. – А я человек серьезный, положительный, у меня постоянный доход, имею свое дело, постоянная работа... – он поправил свой окровавленный фартук.
Подозрительно оживившаяся Мари уже начала от имени моей мамы соглашаться на такое выгодное предложение за меня, громко шепча мне, чтоб я не упустила выгодного жениха и сейчас же бросала своего нищего висельника, но папá дал ей такой подзатыльник, что она заткнулась.
– А насчет мальчика не волнуйтесь... – ласково погладил палач Вооргота по головке, поняв их опасения и поспешив их предупредить. – Ради вас удушу его ласково, так что он и не почувствует; я человек добрый, чик, и в раю... – он сострадательно погладил еще раз его, а потом потер руки от возбуждения. – Ради вас похороню его нежно и бесплатно... Я человек добрый, нежный, сострадательный... – в волнении повторил он, потирая руки.
Мари просто выходила из себя, пытаясь привлечь гримасами мое внимание, призывая меня не упускать такое чудо и жениться тут же.
– Я готов жениться тут же и сейчас! – смиренно сказал нежный палач. – И исполнять супружеские обязанности с сегодняшнего вечера! И ваша дочь не испытает лишения ни в чем... и таких душевных страданий, – начал давить он на эмоцию, – от того, что этот мальчик предпочел смерть жизни с ней! – он почти с ненавистью посмотрел на посмевшего так поступить со мной, но быстро спохватился. – Но конечно, я исправлю ошибку мальчика, ведь ты отказался от нее, правда? Видите, он молчит, соглашается... – показал он на мычащего от злости и злобы Вооргота, соглашавшегося таким странным образом.
Тот замычал громче, в муке и ярости, не в силах достать его кулаком, и очень страдая от этого.
– Ну, смелей скажи, что ты собираешься сделать... – ласково подбодрил палач Вооргота. – Скажи священнику, что ты отказываешься, и порадуй людей зрелищем, не зря же они собрались... – Громче скажи, что собираешься отказаться...
– Я собираюсь сделать ее счастливой! – наконец, сквозь зубы выплюнул Вооргот, сгорая от бешенства.
– Вот честный человек! – умилился палач. – Собирается отказаться от любимой женщины, чтоб сделать ее счастливой! Ну пошли, пошли... – он быстро потянул его за собой к эшафоту. – Всего мгновение, и твои мечты исполнятся... Ты сделаешь ее счастливой... Я быстро, это классное приключение... Похвастаешься потом друзьям, будешь героем и кумиром, выделишься, ведь никому из них не отрубали голову... – совсем как ребенка уговаривал он его, быстро ведя к эшафоту, как к красивой игрушке.
Я с интересом смотрела на Вооргота.
– Мама, он от меня отказался? – недоверчиво и обречено спросила я, прижавшись к ней в новом шоке.
– Я не знаю, он такой дурак, что от него всего можно ждать... – растеряно сказала она, успокаивающе прижимая меня и тоже гладя по головке.
– Что ж ты негодяй, обещал сделать счастливой, а вешаться не хочешь!?! – донесся до меня раздраженный вопль палача.
Оказалось, что Вооргот вдруг вырвался и подбежал ко мне.
– Ты пришел ко мне попрощаться? – со слезами жалобно спросила я.
Вооргот крепко обнял меня.
– Я всегда буду помнить тебя! – ревя, заявила я. И, захлебываясь, подтвердила: – До самой смерти!
– До моей смерти? – поднял брови Вооргот.
– У меня профессиональная память разведчика! – оскорбилась я как воин. – До твоей смерти чего уж помнить две минуты!?!
Я была оскорблена в лучших чувствах.
– Хочешь, я твою казнь перескажу во всех деталях даже через десять лет? – предложила на спор я.
– Нет уж, не надо, спасибо! – подло уклонился от пари Вооргот, уклончиво уклоняясь. – Умрем вместе!
– Ты хочешь, чтоб я легла с тобой на плаху? – удивленно спросила я.
Он моргнул.
– Ты так получаешь удовольствие?
Он моргнул и в глазах его появился странный огонь.
– Я хочу лечь только на одну постель! – громко заявил он.
– Героическая смерть! – догадалась я. И умилилась. – Ты такой благородный!!!
Вооргот сказал, какой он. Но это было, почему-то, ругательство.
– Ты еще и самокритичный! – умилилась я.
Он еще больше стал самоунижаться и самокритиковаться. И очень громко и очень грязно.
– Но ты не такой! – наконец недоуменно сказала я. – Ты благородный, а вовсе не (...)
– Я хочу тебя как жену!!! – наконец заревел он. – И мне плевать, где это будет!!! И если ты еще будешь себя вести так, то ты станешь моей женой здесь, при всех и без брака!!!
– Ты уже не хочешь, чтоб я стала женой этого человека?! – удивленно спросила я.
– Я хочу его убить!!! – заявил Вооргот на это сквозь зубы.
– А раньше ты хотел меня! – обиделась я.
– Я могу совместить удовольствие! – успокоил меня Вооргот.
– Ребята, ребята, вешай его быстрее пока он еще раскаявшийся! – вдруг закричал палач, уловив общий смысл разговора, изменившего направление. – Помоги его душе, намыливай веревку быстрее!
Палач засуетился.
– Вешайте быстрее, пока человек не одумался, а то потом будет поздно, и он расхочет! – истерически вопил он. – Быстрей, пока желание есть, а то он еще и женится, сукин сын!!
Вооргот начал отбиваться. И ругаться... Я висела у него на шее и плакала, визжала и царапала когтями помощников...
– Быстрей, быстрей, а то желание уже прохоооодит! – визжал палач.
Я голосила, как паровоз.
– Дайте мне жениться, – самозабвенно голосила я. – А потом делайте с ним все, что хотите!
– Он богатый человек?! – на мгновение прекратил визжать палач.
– Очень! – ухватилась я за последнюю возможность.
– Так пусть пишет сразу и завещание! – мигом ухватил суть палач. – Я возьму тебя, дорогая, и вдовой!
Офицеры то давно разглядели и узнали графа, и посмеивались себе в дудочку от таких заявлений, но солдаты то те сразу ухватили корыстолюбие палача и потащили его вон.
– Дай ему исполнить обычай, – горланили они, – Давид несчастный! Хочешь чужую жену увести, убив мужа! Растлитель слабых умов! – тут опять все смотрели на меня. – Как тебе не стыдно соблазнять чужую жену! Дон-Жуан в фартуке!!!! Дать ему по первое число!
Надо сказать, что мне, как слабоумной и чуть тронутой, все симпатизировали, что бы я ни делала. И уносили палача.
Палач, поняв, что все потеряно, самозабвенно вырывался и горланил нам, жалобно все оборачивая голову, не в силах смириться с потерей:
– Мальчик, помни, – кричал он, – если раздумаешь жениться, мой топор всегда к твоим услугам! Я же добровольно, от всего сердца!
Еле-еле утащили его, так было жалко чужих разбитых надежд.
Только тут все вздохнули.
– Вот это напутствие жениху! – с уважением сказала мама. – Каждому бы жениху такое!
Она посмотрела при этом на отца.
Все офицеры вокруг эшафота почему-то поежились.
– Быстрей женитесь и не подавайте дурного примера женщинам! – выругался один из них.
Но тут вдруг оказалось, что священник уже слинял.
Солдаты заругались.
– Вон он пьет, сейчас мы его искупаем, и будет как тепленький! – выругался один из них. Отец хотел пойти, но тут его отстранили, сказав, что солдаты сами этим займутся и нечего ему видеть полковые секреты...
Я свернулась на руках Вооргота – мне хотелось спать, а ему было не тяжело, а мне хотелось прижаться к нему, и было легко и приятно.
– Ты можешь мне пока рассказать стихи, раз любишь... – вспомнив про любовь, чуть сонно пробормотала я ему, засыпая от переутомления.
Отец же вспомнил свое обещание и стыдливо подошел к Воорготу.
– Вооргот, можно вас на минутку... – загадочно сказал он.
Тот удивленно поднялся, передав меня маме.
– Я понимаю, тут нет вашего отца, чтоб он мог поговорить с вами перед браком и объяснить вам, что к чему... – шепотом сказал отец, – ну вы понимаете, ну как мать невесте перед браком... ну, я могу объяснить вам, что делать с невестой... Ведь вы не знаете, что такое галочки, как я слышал...