Грохнул хохот и аплодисменты.

В это время принц, очевидно, пробежав по какой-то лестнице, оказался на третьем этаже бальной залы и услышал последние слова.

– Ну, Лу, погоди!!! – изо всей силы провопил он в бессильном неистовстве, потрясая кулаками, затормозив на мгновение, прежде чем скрыться в лабиринте коридоров. – Подожди, я тебе это припомню!!!!!

Глава 41

Папá

– Чего это ты накинулась так на еду? – удивилась я, вся красная от смеха и слез, увидев, как растрепанная Мари, прямо с пола подошла к одному из столиков и начала совершенно бестактно бешено поедать все подряд. – В конце концов, это просто неприлично! Ты меня шокируешь!

– Я сомневаюсь, что в Тауэре, где мы будем теперь жить, хорошо кормят, – хладнокровно ответила она, быстро запихивая еду себе в рот, будто опасалась, что ее отберут.

– Я что-то не помню, когда мы его купили, – растеряно сказала я.

– А нас там поселят в государственной квартире за казенный счет... Наедайся папа! – непринужденно посоветовала она подошедшему графу.

Я же сначала причесалась и поправила платье, а потом пристроилась к Мари.

– После скачек у меня всегда такой аппетит! – пожаловалась я.

Мари подавилась.

Шедшая к нам бабушка дяди Джорджа споткнулась.

– Мои последние в жизни танцы, – печально сказала Мари, с тоской и сожалением оглядев зал.

– Чего это ты так тоскливо, – удивилась я, раздирая зубами закуску. – По-моему, здесь довольно весело. Никогда так не веселилась...

Мари снова ткнулась лицом в бутерброд.

– Обожаю танцы, – заталкивая себе в рот бутерброд с красной игрой, промычала я. – Только пока только они голые танцевали перед нами, когда же будем мы?

Подошедшая впритык к нам бабушка снова споткнулась.

– Привет! – сказала она.

– Добрый вечер, – удивленно сказала я, ведь мы уже познакомились. – Вы не собираетесь замуж?

Мари фыркнула в бокал, а, потом, отложив все, отвернулась, не в силах успокоиться.

 – Могу просватать чудесного мужика...

– Ты зараза крылатая, – печально сказала бабушка. – Ты хоть думаешь, прежде чем делать?

– А я тут причем! – возмутилась я, закусывая губу. – Я только смотрела!!

Я тщательно облизала и вытерла пальцы, забыв, что не дома в кругу своих.

– А когда будут танцы?

Они ахнули.

– Господи, Лу, что с тобой делать? – чуть не плача спросила мама.

– Отбить руки как Нике, чтоб не делала гадости, – сказал подошедший и уже переодевшийся и вымывшийся дядя Джордж, непонятно как дерзнувший вернуться сюда, – и поставить на крыше замка в углу, чтоб любоваться издалека...

Наверное, граф уловил что-то подозрительное в том, как я изменилась и подозрительно улыбнулась, потому что отпрыгнул, не ожидая продолжения. А, поскольку он был в узком фраке, ему пришлось сделать это двумя ногами одновременно.

– Щелкунчик! – восторженно от души захлопала в ладоши я. – Ах, граф, вы такой шалун, что вы еще придумали?

Меня не стали даже упрекать, а просто нечестно накинули мой собственный шлейф сзади, и, закутанную, как в мешке, просто понесли в угол, обхватив поверх, как я не отбивалась и хохотала, взбешенная таким коварством.

– Это не честно по отношению ко мне, ведь я уже не маленькая! – смеясь, сказала я, выпутываясь из шлейфа, ибо ко мне в детстве иногда применяли похожий способ, когда я была уже совсем несносна и никого не слушалась. – Вы взрослые, но не благородные!

Я поправила растрепанные волосы, мило надувшись, как ребенок, все еще смеясь.

– Ты сам виноват, дорогой, – сказала графиня, – что взял ребенка с собой вопреки всем правилам. Она так долго не была в Англии, что все это для нее лишь очередной костюмированный маскарад, которых вы уже сменили сотни при разных дворах...

– Я никогда не делала гадости, – обиженно сказала я на слова графа, слизывая с руки остаток джема. – Мы с Мари никогда не выкидывали жестоких шуток...

– Ага, а кто устроил для гостей «веселую» игру, при которой выигравший обязывался своей честью при всех тут же съесть редкий заморский фрукт – апельсин, а потом проигралась вдрызг каждому по тридцать семь апельсинов, – мама угрожающе посмотрела на меня, – подсунув бедным мальчикам, которые в этом не разбирались, грейпфруты?!?

Мы с Мари захихикали как зарезанные, не проявляя ни малейших признаков раскаяния. Воспоминания о том, как они ели, были одними из моих самых приятных...

– Вот уж было «веселье»...

– Но мам... – подавившись от смеха, запротестовала Мари.

– Молчи!

– Но мама, кто же заставлял их обыгрывать меня? – с изумлением невинно спросила я.

– А они потом обходили наш дом десятой дорогой, шипя – здесь живут проклятые садисты! – не слушала графиня. – По самой дальней дороге, не в силах вспомнить без дрожи пытку... Больше я их не видела...

Я не выдержала и снова хихикнула.

– И это мне такая плата за мою доброту и редкую щедрость, когда я, оторвав от сердца, накормила их бесплатно до отвала редким ценным изысканным фруктом, – печально сказала я. – Люди никогда не ценят доброты...

– Добрая душа, – сочувственно вздохнула мама.

– Да я ж искренне сочувствовала принцу и подбадривала его бежать быстрей! – не выдержала такой явной взрослой несправедливости я. – Кто ж, как не я, поставил на него сто фунтов!!!

Мне просто заткнули рот.

Так и пришлось сидеть на лавочке молча, пока Мари ела.

– Я тоже хочу есть, – негодующе сказала я. – Что это за поход в гости, когда я умираю с голоду? И что это за хозяин, который сбежал?!? Бардак какой-то!

Все как-то странно посмотрели у меня за спину и замерли.

– Вы позволите хозяину это исправить? – ласково, но насмешливо сказал сзади взрослый мужской голос, показавшийся мне чуть знакомым. Я ошеломленно крутанулась на скамейке, сумев сделать это вместе с ней, в шоке сидя глядя вверх. Я-то думала, что сижу у стены, а это ширма!

Запала странная тишина.

Лавочка, правда, почему-то раскачивалась.

Где-то я этого пожилого донжуана видела. Но эти скачки совершенно отшибли память.

Минуты две мы смотрели друг другу в глаза, но я его переглядела. Игры в гляделки мне всегда удавались.

Он смутился.

И только тогда я обратила внимание, что все молчат.

 Сидя на скамеечке смотреть ему в глаза и лицо было неудобно, приходилось задирать высоко голову, чтобы рассмотреть стоявшего почти в упор ко мне человека, и я поджала ноги, ухватившись за скамейку.

Он все молчал. Странный человек, связывавшийся у меня в голове с мажордомом. Тишина в зале стояла какая-то абсолютная. Я, дура, на нее не обратила.

– Может, нас кто-то представит? – сидя, весело и легкомысленно спросила я, вспомнив, что у англичан не принято знакомиться самому. Надевая одной рукой упавшую от моего детского поступка туфлю и жизнерадостно кося на него глазами. Сидя так неудобно!

– Это К-кароль! – почему-то так плохо представил его дядя Джордж, точно его термиты покусали за язык, что я заругалась. Он с трудом выдавил имя и замолчал.

– Кáроль, да? – сама переспросила я, повторив вслух его имя, искоса глядя на него, и ожидая, пока ему представят уже меня. Мои глаза утешали его – ничего, я знавала имечка и похуже.

Но дядя Джордж молчал.

– А меня что, ему так и не представят? – не выдержала я. – Дядя Джордж, ты представил его мне, почему ты не представляешь меня? Или он настолько плохой человек, что ты не хочешь, чтоб я его знала?

– Ах, – окружающие затаили дыхание.

– Он не выглядит таковым, – сообщила я. – К тому же он не бретер и дуэлянт, и его можно сбить ударом кулака, – сделала я профессиональную оценку.

– Лу, быстрее встань, – мучительно выдавила из себя Мари. – Трон, трон, – делала она губами какие-то странные знаки.

– Ой, я заняла вашу скамеечку! – я мгновенно вскочила.

С окружающими случился обморок. Я не понимала, чего они такие замороченные.