— Заткнись! — заорал первый. — Побереги свою глотку, нам ее резать…

А потом два хрустящих удара, и Клавдия наконец отшатнулась от стеньг.

Ирина стояла над телами подонков, сжимая в руках молоток, тот самый, что принес в дом Коркин. Вот ведь, оказалось, все-таки оружие.

— Я не слышала, как вы кричали, — виновато сказала Ирина.

— Я кричала для того, чтоб они не слыхали, как ты откроешь дверь.

Потом уже, сидя у Ирины дома, они одну за другой смотрели найденные у парней три кассеты.

Первая была им знакома, на второй эти подонки долго мучили обезумевшего от боли парня. Симкин за кадром давал им указания.

А вот на третьей — на третьей была уже казнь самого Симкина. Все подробно — как били, как потом повесили.

Хотелось сказать что-нибудь вроде — собаке собачья смерть, но Клавдии почему-то было жаль этого мерзкого старика. Перед смертью все люди — просто люди.

— А ведь он давно готовился, — сказала Ирина. — Помните дерево, яблоню? Ни разу не видела, чтобы у яблони нижние ветви срезали. Это он виселицу готовил. Выходит, для себя.

Клавдия еще раз позвонила в больницу, куда отвезли парней.

На этот раз ей ответили, что один выжил, но останется на всю жизнь инвалидом, а вот второй умер.

Все-таки покарал Коркин злодеев. Все-таки успел.

Ирина с Клавдией еще долго сидели рядом, то говорили, то молчали. Клавдия даже забыла позвонить домой.

— Я все того интеллигента в метро вспоминаю, — сказала Клавдия на прощание.

— Который библиотеку искал? — улыбнулась Ирина.

— Знаешь, почему? Ищешь одно, а находишь совсем другое. М-да, чего-то меня на мелкую философию потянуло.

Шура появился не один. С ним шла веселая девушка, смотрела на него влюбленными глазами и все время поправляла длинные красивые волосы.

— Здравствуйте, — сказала Ирина. — Знакомьтесь, это Клавдия Васильевна.

Шура виновато улыбнулся девушке и сказал:

— У меня дела, ты подождешь?

— Конечно, мне уйти?

— Нет, думаю, это ненадолго.

А потом повернулся к Ирине и Клавдии:

— Проходите. Легко нашли?

— Легко, — сказала Клавдия.

— Заинтригован, честно скажу, — говорил Шура, пока шли по коридору студии. Она занимала первый этаж двадцатиэтажного дома. Из разных комнат доносились звуки музыки или людские голоса — аппаратные работали вовсю. В каждой комнате куча мерцающей аппаратуры, микшеры, мониторы. На окнах — крепкие решетки и изящные жалюзи.

— Они что, не отдыхают сегодня? — спросила Ирина.

— Они и по ночам работают, — сказал Шура.

Он открыл обитую кожей дверь и, засунув в комнату только голову, спросил:

— Вадик, можно Галка у тебя посидит с полчаса?

Вадик, видно, ответил утвердительно, потому что Шура, приобняв за талию свою длинноволосую девушку, впустил ее за кожаную дверь.

— А нам, — сказал он Ирине и Клавдии, — сюда.

От этой аппаратной у него был собственный ключ.

— Собственно, — сказала Ирина, — я вас свела, мне больше тут делать нечего. Я позвоню. Можно сюда? — спросила она Шуру.

— Можно.

Ирина записала номер.

Шура любезно попрощался, указал Клавдии на кресло и сам сел напротив, кинув на стол ключи.

— С чем пришли? Вы, как я понимаю, тоже посредник?

— Тоже, — кивнула Клавдия.

— Ну, меня больше ничего не интересует. Только качество. У вас, кажется, стэдикам?

— Да, — кивнула Клавдия.

— Ну так давайте смотреть.

— Знаете, я первый раз, а вы так прямо сразу…

Клавдия очень убедительно играла простушку.

— А что вас волнует?

— Ну, мне сказали, чтобы я сначала о цене договорилась.

— Здрасьте-пожалуйста. Как же я буду говорить о цене, не видя материала? Нет уж, давайте сначала посмотрим.

— И все-таки, ну приблизительно, самое малое, сколько вы дадите?

— Самое малое — ничего не дам. Если у вас тут кошка ест мышку, то сами смотрите перед сном. Если уличный мордобой — тоже не по адресу. Я беру только дип дес.

Что это такое? — соображала Клавдия. Deep по-английски, кажется, глубокий, а Death — смерть. А, вот что: тяжелая смерть.

— У меня как раз такое, — сказала она. — Очень дип. И сильно дес.

— Ну, тогда долларов пятьдесят могу заплатить.

— Сколько? — переспросила Клавдия. — А! Вы торгуетесь?

Шура смотрел на нее все ироничнее и ироничнее:

— Да, я торгуюсь. Но обычно я слишком далеко от первоначальной цены не ухожу.

— Ну, тогда не стоит.

Клавдия встала. Ей вообще сейчас хотелось быть не здесь, а на месте Ирины. Из этого субчика много не вытянешь.

— Всего доброго, — вежливо попрощался Шура.

Клавдия пошла к двери. Она знала, что он ее остановит. Но ей этого не нужно было.

Она остановилась сама.

— Ну, это слишком мало, — жалобно сказала она.

— Больше не плачу, — жестко сказал Шуранов. — Я деньги не печатаю. Хотите показать — давайте, может, мне понравится. Не хотите — дело ваше.

Клавдия снова села.

— Ладно, я покажу.

Она достала из сумки пустую кассету и положила себе на колени.

— Только такое дело — там лица видны. Вы можете их, не знаю, как это, заклеить?

— Во-от! — возмущенно протянул Шура. — Так там еще и работа нужна. И это все за мой счет? Вы хоть думаете? Можно, конечно, но это сразу, — он провел ладонью сверху вниз, давая понять, что цена резко упадет. — Я только за эту аппаратную бешеные деньги плачу. Вы хоть понимаете, сколько мне приходится тратить? Все думают, что я тут наживаюсь. А кассеты купи, видаки купи, сбыт обеспечь, а дело опасное, ментам заплати, крыше отстегни…

— Хорошо, — сказала Клавдия. — Три тысячи долларов.

Шура впервые посмотрел на нее серьезно.

— Вы от Черныша?

Запомним, сказала себе Клавдия.

— Нет.

— От Валерки?

Тоже запомним.

— Я не скажу.

— Но он меня знает?

— Я не скажу.

— Две пятьсот. Если материал качественный, — подумав, сказал Шура.

— Ой, жарко здесь, можно форточку открыть?

Шуранов кивнул, Клавдия открыла окно и снова села.

— Три тысячи. Мне сказали, что это в самый раз.

— Ладно, показывайте.

— Сейчас-сейчас, — Клавдия раскрыла коробку и «случайно» выронила кассету. Тут же подняла, снова сунула в коробку.

— А где тут туалет?

— В конце коридора.

— Я быстро.

— Так давайте я пока кассету вставлю.

— Вы включайте, я сейчас, — не отдала кассету Клавдия и выбежала в коридор.

Ирине надо было успеть, пока Клавдия морочила голову Шуре.

Еще вчера, когда они обсуждали дело Семашко, Ирина вдруг очень захотела посмотреть, что же там шуршало в комнате под лестницей, где принимал ее Шура.

Она еще не знала, что там увидит, но — опять! — предчувствие. Теперь она уже его не боялась. Теперь она поняла — это не слабость ее, а сила. У мужиков логика. У женщин интуиция.

Если рассуждать теоретически, то логическое мышление приходит к выводу, основываясь на сотне, пусть тысяче исходных данных.

Вот, например, Ирина помнила, как шла в университете сдавать английский. Язык она знала и любила. С преподавательницей у нее отношения были почти приятельские, билеты она вызубрила на отлично. А вот шла и так противно было на душе. И получила всего-навсего «уд». Да что там, чуть «неуд» ей приятельница не влепила.

Уже потом, много времени спустя, она узнала — муж этой преподавательницы ушел накануне к другой, очень на Ирину похожей. Вот откуда это может знать логика? А интуиция берет сразу все исходные, правда, и результат выдает только в виде чувства: будет плохо или будет хорошо.

Но на первых порах — вполне достаточно.

Она прикатила на Горбушку, когда там было особенно людно, к ДК пробилась с трудом.

В фойе на нее глянул подозрительно знакомый продавец виниловых дисков, но Ирина не обратила на него внимания. Только бы вчерашний лже-Шура был здесь.