— Я думаю, и тебе надо держать язык за зубами, — сказала миссис Пикеринг.
— У меня такое чувство, что мы приехали как раз вовремя, — сказал ее муж. — Год или два назад не было бы никаких шансов. Денег тут и так было много. Вот они и не высовывались. Теперь с деньгами стало туго. Очень туго. Подходящий момент, чтобы пустить в ход запасы.
Они начали спускаться по каменистой тропке к отелю и пляжу. Морская и небесная синева теперь почти слилась вместе, а горы, окаймленные понизу большими пальмами, казалось, нависли над самым морем.
— Я все-таки не могу, взять в толк, откуда у этих людей золотые доллары и соверены, которые они продают, — сказала миссис Пикеринг.
— За молчание ведь надо платить, правда? — ответил он. — Понимаешь?
— Понимаю.
В теплой тьме прозвучал смех мистера Пикеринга. И, словно усиленное эхо его голоса, под порывом переменившегося ветра забренчали жесткие листья изогнутых пальм; вместе с ветром звук этот побежал к темному морю.
— Ой! Гляди! — воскликнула миссис Пикеринг. — Светляки! Сигналят друг другу!
На следующий день после полудня, лежа на песке, миссис Пикеринг наблюдала за крабом, который опять и опять выбирался из своей аккуратной норки все с той же зловещей неторопливостью. Отойдет дюймов на десять — пятнадцать, увидит ее — и со всех ног обратно. В том, как он бегал задом наперед, было для нее что-то отталкивающее. Неприятны ей были и нелепые, выставленные наружу глаза-перископы, которые вращались во все стороны над желтой головкой. Каждый раз у нее оставалось леденящее душу чувство, что на самом деле это чудовище, уменьшившееся до крохотных размеров за миллионы лет.
Она ждала мистера Пикеринга. Ей надо было ему кое-что сказать. Она не знала, насколько это важно, может быть, пустяки, просто дамская болтовня, но дело в том, что она после обеда разговаривала с миссис Арчибалд из Вермонта. Ей всегда казалось, что вермонтцы — люди с большими странностями; говорят, во время войны они ели яиц, масла, сметаны сколько душе угодно, потому что не допускали и мысли о карточной системе. Это, она считала, отвратительно, и к тому же миссис Арчибалд была из тех, что ловят вас в углу за пуговицу и заставляют себя слушать, хотите вы того или нет.
А рассказывала миссис Арчибалд как раз про убийство Мэкстеда. Они с мужем приезжали сюда три года назад, и тогда же здесь была молодая женщина то ли из Чикаго, то ли из Сент-Пола, которая расследовала это дело — неофициально, сказала миссис Арчибалд, просто из собственного интереса.
— Ее нашли на берегу, — сказала миссис Арчибалд. — Засунули в мешок и положили.
При этих словах миссис Пикеринг почувствовала, как по спине пробежал озноб. Точно такой же противный озноб она испытывала, видя, как желтый краб убегает задом наперед.
К пяти часам она начала беспокоиться о мистере Пике-ринге; по всем расчетам, ему пора было вернуться. Еще ей было неприятно, что она одна на берегу. В отеле почти все после обеда спали, и чуть не три часа на пляже не было никого, кроме нее и краба.
В начале шестого она увидела двух цапель, птенца и мать, прилетевших в безлюдный час ловить рыбу у линии прибоя. Они были так нежны и красивы, так изящны, так не похожи на краба. У матери расцветка серо-сизая, как у голубя, и ноги с синеватым отливом. А у молодой оперение бутылочно-зеленое, и она казалась тенью на воде от взрослой птицы.
Эта безмятежная картина заставила миссис Пикеринг забыть о миссис Арчибалд, крабе и женщине в мешке; так что, когда ее муж наконец появился, она сказала только:
— Эд, милый, посмотри, какие птицы! У них ноги прямо под цвет воды, чтобы рыбам не видно было. А посмотри на птенца, как он копирует движения матери. Я все это время ими любовалась.
— Прости, что задержался, — сказал мистер Пикеринг. — Но когда ты услышишь…
— Ничего, я получила такое удовольствие от этих птиц. А ты что делал?
— Черт-те чем занимался, — сказал мистер Пикеринг.
— На Кошачьей отмели?
— Нет, — ответил он. — Здесь, на нашем берегу.
— Ой! Посмотри на цапель. Нет, ты только посмотри. Маленькая кого-то поймала…
— Познакомился с неким Уилсоном. Человек с примесью черной крови — сразу видно. Выходец из низов. Торгсен говорит, у его матери был домик около порта и этот Уилсон получился от знакомства с каким-то матросом из Глазго. Словом, отребье.
— Маленькая — просто прелесть, — сказала миссис Пикеринг. — Прости, я слушаю.
— И представь себе: богат, как Крез. Как Рокфеллер. Выстроил на берегу целый дворец с ониксовыми ванными, сортирами в стиле Людовика Четырнадцатого и бог знает чем еще. У него три сахарных завода, две банановые плантации, яхта на паровом ходу. Да, кстати! Я так и знал, что тут без женщины не обошлось.
— Почему?
Цапли, грациозно вышагивая, успели уйти далеко вдоль берега и теперь томно шли назад.
— Потому что Мэкстед был страшный бабник. У него всегда было их пять или шесть. Представляешь — приходил на пристань, высматривал на прогулочном теплоходе подходящую красотку, привозил к себе, дарил ей дом, и она жила у него на всем готовом. Одной или двух ему было мало — обязательно пять или шесть. Большой собственник.
— А мистер Уилсон — тоже любитель прекрасного пола?
Мистер Пикеринг засмеялся.
— У вас голова неплохо работает, миссис Пикеринг.
— Я просто так подумала.
— Да, — сказал он. — И мистер Уилсон — любитель прекрасного пола. И похоже, что мистеру Уилсону и мистеру Мэкстеду однажды приглянулась одна и та же девица. Некая Луиза. Известно, что за неделю до убийства Мэкстеда они все вместе веселились на его яхте. А теперь Луиза стала миссис Уилсон.
— Само собой. Ты ее видел?
— Нет.
— А почему ты пошел к мистеру Уилсону, вместо того чтобы поехать на Кошачью отмель? Ой! Смотри, потерялась маленькая цапля. Повернулась не в ту сторону и не видит мать.
— А он, оказывается, обо мне уже слышал, — сказал мистер Пикеринг. — У него большие связи в страховом деле — и он знает даже о нашей фирме. Сказал, что хотел бы со мной увидеться.
— И, представь себе, находятся люди, которые могут убить такую вот прелесть, сделать чучело и поставить под стекло. Ой! Ну посмотри же!
— Знаешь, что я думаю? Я и Торгсену это сказал. Я думаю, что Мэкстеда убила Луиза.
На берегу цапля-мать, томно опустив взгляд на сине-зеленое вечернее море, поджидала своего птенца. Миссис Пикеринг даже вскрикнула от материнского восторга.
— Какие же они разумные, — сказала она. — Ты видишь, она знает!
— Роскошная версия, — продолжал мистер Пикеринг. — Конечно, утверждать наверняка нельзя. Но до убийства Мэкстеда Уилсон не имел ни гроша. Просто прихлебатель. А у Луизы много чего было — об этом позаботился Мэкстед. Теперь у Уилсона денег тьма, и Луиза тоже принадлежит ему.
А цапли уже летели вдоль берега. Миссис Пикеринг огорченно вскрикнула — к морю сбегали двое купальщиков, размахивая один белым, другой красным купальным халатом.
— Спугнули!
— Чуть не забыл, — сказал мистер Пикеринг. — Я же собирался искупаться.
— Ну что ты. Ведь уже так поздно. Давай лучше пройдемся. Искупаешься завтра утром.
— Действительно, утром лучше, — сказал мистер Пикеринг. — И потом, мне понадобится больше времени: хочу попробовать новый акваланг, который Уилсон мне одолжил.
— Уилсон одолжил?
— Новейшая модель, — сказал мистер Пикеринг. — Безумно дорогая и сложная. Но позволяет быть под водой около двух часов. Тебе надо бы тоже заняться подводным плаванием. Опускаешься вниз — и открывается новый мир. Краски просто неземные…
— Я слишком плохо плаваю, — ответила она. — Кстати, а что насчет золота? Как оно со всем этим связано?
Как только они двинулись по пляжу, первое дыхание вечернего бриза с суши пробежало по склонам гор.
— Тут опять приходит на ум Луиза, — сказал мистер Пикеринг. — Когда золото прятали, она была в фаворе. Я уверен, что Луиза знает, где оно. И даже пускает понемногу в ход, если надо кого-нибудь подмаслить.