Не было времени на мысли и размышления, некогда было стоять парализованной шоком и строить догадки. Развернувшись так быстро, что она чуть не полетела кубарем со ступенек кованой чёрной лестницы, Анна выхватила у подручного бумагу, на которой было объяснение всему происходящему. Не издавая ни звука, но шевеля губами, она начала зачитывать послание и с каждой секундой поддаваться не только ужасу, но и панике, поглощающий её разум.
– Вальдемар сказал, что Вам это понадобится, – дочитывая последние строки, сдавливающие ей диафрагму, услышала Анна голос всё того же парня, который протягивал ей небольшой чёрный пистолет.
Секунда – это лишь песчинка времени, которая, казалось бы, ничего не меняет в нашей жизни, однако девушка, проклинающая тот день, когда она дала волю своим чувствам и не сумела сохранить тайны за семью замками запретов, всего лишь за секунду смогла схватить предложенный ей пистолет и что есть сил побежать вперёд – навстречу неизвестности.
Проблемы – это паразиты и вредители нашей жизни. Они, словно тараканы, проникают через самые маленькие щели и плодятся со страшной скоростью, накапливая мощь, как снежный ком.
Ещё толком не отойдя от одних трудностей, которые едва удалось решить, молодой детектив, вернувшийся в общежитие и идущий по коридору второго этажа, чувствовал, как его изнутри грызёт проблема, связанная с преодолением самого себя.
Задели ли его слова медиума? Конечно. Согласен ли он был с ней? Что ж, здесь всё было гораздо сложнее.
С одной стороны, и без её прямолинейных высказываний он прекрасно знал свои недостатки, которых было предостаточно. Но, с другой стороны, правильно сказала девушка: демон гордыни – Люцифер – крепко засел в сердце, душе и в разуме даузера, паразитируя и испытывая его более десяти лет с момента убийства его родителей.
Измениться всегда тяжело, и только сильные могут похвастаться этим достижением и победой над самым злейшим врагом – собой. Лайсерг всегда считал себя слабым, не способным на то, чтобы быть добрым и понимающим, именно поэтому ему измениться было намного тяжелее, чем кому бы то ни было.
Подойдя к двери своей комнаты в гордом одиночестве, что было не совсем приятно, ведь Лайсерг совершенно не хотел сейчас оставаться наедине со своими мыслями, детектив хотел, как можно быстрее увидеть своего «наставника» и хорошего друга Рио, который был явным и образцовым показателем того, как меняются люди.
Смерть по-настоящему понравившейся ему девушки преобразила влюбчивого байкера в мужчину, мудрости которого можно позавидовать. И, как бы раньше это ни было смешно, но сейчас Дител хотел походить и брать пример именно с этого человека.
Взявшись за ручку двери, малахитовый принц собирался войти в комнату, как вдруг неожиданный звук разбившегося в дребезги стекла, донесшегося явно из комнаты Рена и Йо, заставил его остановиться и на секунду замереть в ожидании продолжении. Однако после привлекающего внимание звука не последовало ни криков, ни воплей, ни ругательств.
– Ребят? – быстро подойдя к противоположной двери, постучался Лайсерг, решив выяснить, всё ли у парней в порядке. – Вы там как? – однако ответа опять не последовало, из-за чего детектив ни на шутку обеспокоился и толкнул дверь – ведь он чётко слышал, что что-то разбилось.
Уничтоженным вдребезги предметом оказалась стеклянная ваза, ранее стоящая на прикроватной тумбочке, а теперь годящаяся только для мусорного пакета. Однако то, что заставило малахитовые глаза расшириться от испуга и тревоги, была отнюдь не разбившаяся ваза.
– Рен! – воскликнул даузер, тут же подлетев к другу, который был едва в сознании и пытался встать на ноги. Он старался, как мог, однако постоянные тёмные пятна перед глазами и головокружение свели его попытки к тому, что он просто-напросто опрокинул вазу и, к огромному везению, привлёк к себе внимание. – Рен, в чём дело? – задал первый вопрос Дител, не сумев сдвинуть с места тяжёлого шамана, но посадив его на пол так, чтобы он облокотился спиной о тумбочку. В голове детектива сразу стали зарождаться ужасные догадки о том, что Генрих решил повторить покушение на Рена, однако то, что донеслось до слуха даузера из невнятной речи шамана, стало гораздо более страшной реальностью.
– Асакура... – не открывая глаз, так как зрение сейчас было явно не в настроении отображать лицо Дитела, полушёпотом и с надрывом пытался объяснить суть Тао, даже в таком состоянии понимая, что Лайсерг – это последняя надежда остановить Йо. – Он... он... стреляется...
– Что? – не совсем понимал Рена детектив, хотя, возможно, он просто не хотел понимать то, что привело бы его в катастрофический ужас.
– ...со Шварцем, – морщась от боли в животе, не стал повторяться Рен, а лишь добавил то, что заставило даузера принять действительность и почувствовать, как горло сдавили тески ужаса и вины.
Без лишних эмоций, которые ничем ему не помогут, молодой детектив что есть мочи вскочил на ноги и побежал из комнаты, спотыкаясь, врезаясь в мебель и сбивая круглый ковёр.
– Рио, позаботься о Рене! – не веря в то, что байкер так вовремя вышел из комнаты, наверное, услышав его восклик, на ходу крикнул Лайсерг, бежавший прочь из общежития быстрее скорости света, который скоро может перестать для него существовать, если произойдёт то, чего не переживёт ни его сердце, ни его разум.
Ветер на улице усиливался и ярился параллельно с тем, как повышалось напряжение в воздухе между двумя дуэлянтами, на все сто процентов готовых к смерти. Однако, несмотря на это, не все были готовы пожертвовать чужой жизнью ради собственных целей.
Шаман, благородно получивший право первого выстрела, стоял в двадцати шагах от молодого аристократа прямо на арене центрального стадиона деревни, но, как он и предполагал, не мог перешагнуть через самого себя.
Его рука с зажатым в ней револьвером ещё ни разу не поднялась перпендикулярно телу, направляя дуло мушкета в своего противника. Чувствуя, как всё тело сотрясает озноб, как его в прямом смысле колышет из стороны в сторону то ли от сильного и сбивающего с ног ветра, то ли от страха, Йо никак не мог даже поднять взгляда на своего соперника.
Говорят, что убивать тяжело лишь в первый раз, однако, что же происходило на самом деле? Асакура стоял посреди большой арены и не мог даже оружия поднять, против, по сути, невиновного человека. Да, они влюбились в одну девушку. Да, Йо не собирался отступать, однако убийство – это не та цена, которую он был готов заплатить за свои, как ему казалось, ошибки.
– Асакура, Вы будете стрелять? – послышался в двадцати шагах напротив вопрос молодого аристократа, в голосе которого была уверенность.
Подняв руку так же резко, как сорвав пластырь, Йо из последних сил старался переломить себя и стать таким же сильным в принятии категоричных решений, как Генрих, однако стоило ему поднять взгляд, как резкость аристократа заставила его вздрогнуть.
– Не сметь! – прокричав это со всей злостью, Шварц оставил о своих словах неоднозначное понимание. Мгновенно опустивший оружие Йо поначалу не понял, почему ещё минуту назад буквально приказывающий ему стрелять аристократ вдруг так категорично одёрнул его. Может быть, он передумал? – Если хоть один из вас тронется с места, пристрелю всех без разбору! – и только услышав эти, полные ярости и приказа слова, Асакура понял, что Шварц уловил боковым зрением движение своих людей. Он видел их насквозь, знал, что они предпримут для его защиты, и именно в том, как он отрицал их помощь и желал справедливой борьбы, Йо видел нечто потрясающее его сознание. – Продолжайте, Асакура, – вернув себе спокойный тон, так и не двинулся с места Шварц, дыша ровно и размеренно.
Генрих стоял пред ним без тени страха и сомнений, такой уверенный в своих решениях. Он был настолько величественен, что, находясь рядом с ним, любой мог бы усомниться в себе. Но самое главное – то, что заставляло Асакуру осознать, в чём Генрих лучше него, – было скрыто в его стойкости и храбрости. Он был готов не просто убить из-за любви, он был готов ради неё умереть, и это было видно из того, как терпеливо он стоял на одном месте, ожидая хода своего соперника.
