– Я тоже, – как ни прискорбно было признавать правоту Шварца, но Йо буркнул это в полголоса, отведя взгляд в сторону, пока Генрих подошёл к футляру с револьверами, отданными на сохранение одному из подчинённых, которого Шварц контролировал боковым зрением.
– Прошу, – открыв крышку и элегантно указав на оружие рукой, предоставил немец своему сопернику право выбора, чтобы шаман не смог упрекнуть его в жульничестве.
В свою очередь Йо не спешил с выбором, мало того – он не спешил даже с тем, чтобы подойти к футляру с красивыми и опасными револьверами, один из которых мог отнять его жизнь. Шаман смотрел на два абсолютно одинаковых по своей мощи предмета, и со стороны складывалось такое ощущение, что он смотрит на ужасно ядовитую змею, к которой он будет вынужден прикоснуться.
Но всё же, как бы ни было тяжело решиться на подобное безумие, как бы его голос сердца – доброго и справедливого – ни кричал ему о прекращении затеянного безумия, Асакура медленно подошёл и робко взял в руки, как и предполагалось, увесистое оружие.
– Расстояние друг от друга – двадцать шагов, – взяв второй револьвер с лёгкостью и решимостью, начал объяснять Генрих правила смертельной «игры». – И всё ещё из-за не покинувшего меня уважения к Вам даю Вам право стрелять первым.
– Сэр! – тут же встрял со своим несогласием Вольф, готовый ударить Шварца головой об бетонную плиту. – Если Вы не хотите остановиться, то хотя бы соблюдайте правила! – а по правилам дуэли между дуэлянтами должна была пройти жеребьёвка, которая на данный момент была единственной и последней надеждой на то, что по счастливой случайности Генрих будет стрелять первым, а уж это означало гарантированную победу.
– Я сам устанавливаю правила! – с жёсткостью показал Шварц свою силу подчинения, ни на секунду не отрывая от Йо пылающего ненавистью взгляда, при этом вызывая у Вальдемара ощущение, будто он говорит со стеной – упрямой, купающейся в роскоши стеной. – Прошу Вас... Асакура, – пригласил Генрих на арену своего соперника, при этом произнеся его фамилию с таким натягом, будто это был последний раз, когда Йо услышит её.
Постоянные мысли, сомнения и робость были с предельной жестокостью откинуты на самый задний план. Оба парня, не говоря больше ни слова, направились к барьеру, встав спиной к спине и незамедлительно начав отходить друг от друга на расстояние двадцати шагов.
Двое непримиримых дуэлянтов и трое очевидцев – это все, кто присутствовал на месте дуэли, проводившейся отнюдь не по всем правилам. Не было секундантов, хотя, точнее будет сказать, у Асакуры его не было, были лишь принуждённые зрители, приближённые к Шварцу и не знающие, как остановить это безумие.
– Шварц знал, что ты захочешь подменить револьверы, – донесся из-за спины Вольфа голос подручного, лишь несколько минут державшего в руках дуэльное оружие, которое по плану было нужно подменить. Однако Генрих за весь час ожидания ни на секунду не отдавал их, сочтя нужным самому зарядить револьверы.
– Тогда переходим к плану «Б», – не сводя прямого и испепеляющего взгляда с двух, по его мнению, идиотов, пробасил крайние меры Вольф, протянувший подручному пистолет. – Асакура умрёт раньше, чем нажмёт на курок.
Хватит медлить! Хватит искать подходящего случая, когда заведомо известно, что такого не будет!
Вдохновлённая этими только что сформированными внутри себя лозунгами молодая девушка, чья грация и пластика была подобна пуме, впервые вернулась в особняк её заточения с особым рвением, имея цель, наконец-то, начать действовать.
Помощи от единственного товарища ждать было бесполезно, так неисправимый и заядлый борец со злом – Лайсерг – не видел того, что лицезрела она. Анна видела своими глазами, как за маской монстра, хотя и очень галантного, скрывался простой человек, с хрупкой и ранимой душой, втоптанной в самую грязь ненависти проказами судьбы.
Усмехаясь самой себе и теперь намного шире смотря на мир, медиум свято верила в то, что надвигающуюся полным ходом войну можно остановить, как говорится, попив чайку, да обменявшись плюшками. Именно поэтому, зная, что Генрих вовсе не плохой человек, а просто заплутавший во тьме странник, Анна решительно открыла дверь особняка и оказалась в широком парадном зале с потолками в два этажа и двумя коваными лестницами, ведущими к правым и левым «крыльям». Прямо напротив двери, перед глазами, было три больших окна с цветной мозаикой вместо обычных стёкол, что создавало впечатление при нахождении в католической церкви.
– Генрих! – даже не строя предположений, в какой комнате скрывается её нынешний муж, позвала его Анна из центра зала, подмечая то, что в особняке опять слишком тихо, как и вчера вечером.
Странно... очень странно. Генрих, ушедший с утра с Вольфом и своими прихвостнями, уже должен был, по сути, вернуться, ведь, как он сам сказал, они лишь проверят готовность арены стадиона к завтрашнему дню, полному невероятных поворотов и сюрпризов. Но завтра будет завтра, а сегодня тоже решило не обделять девушку сюрпризами.
В тот момент, когда Анна чуть не решила отправиться на прогулку в Добби Виладж, чтобы найти Генриха, дверь обедни отворилась, давая понять слуху девушки, что всё же в этом доме есть живые люди. Мало того, эти люди были в приподнятом настроении и все без умолку галдели, переговариваясь между собой. В четырёх женщинах и в пяти мужчинах Анна вполне точно узнала прислугу, которая неустанно трудилась на фронт ордена «Чёрна Роза», стараясь угодить каждому оглоеду. В руках у них были чемоданы, да и сами они были одеты не в форму, а в дорожную одежду.
– Позвольте узнать, куда это вы все собрались? – на правах хозяйки не только этого дома, но и сердца их непосредственного начальника, сложила руки на груди Анна, показывая свою высокомерность и диктаторскую натуру – уж, что она умела делать, так это всех строить.
– Госпожа Анна, – все, как один, с покорностью произнесли имя хозяйки самовольно покидающие место работы слуги, как только заметили появившуюся на их пути блондинку.
– Это приказ господина Шварца, – взяла на себя объяснения одна из женщин, чьи слова подтвердили киванием все остальные.
– Какой приказ? – почувствовав что-то очень нехорошее в этих событиях, решила Анна разобраться, в чём дело.
– Вернуться обратно в Германию, госпожа, – ответила всё та же женщина лет тридцати, создавая вокруг блондинки ещё больше неопределённости.
– Но ведь до конца турнира ещё неделя, – уже разговаривая с самой собой, ничего не могла понять девушка, сбитая с толку этой новостью.
Генрих где-то пропал, отпустил прислугу, озлобился сейчас на Патчей и, в частности, Лайсерга – все эти факты постепенно складывались в одну общую и очень нелицеприятную картину, однако не смогли окончательно уместиться на своих местах и вдребезги разбились от неожиданного и звонкого голоса мужчины, который воскликнул так, будто надвигалось цунами.
– Госпожа Анна!
Резко повернувшись лицом к лестнице левого «крыла», медиум обнаружила взволнованного и явно запыхавшегося подручного Генриха, имя которого она даже не удосужилась запомнить. Он прибежал на звук её голоса со второго этажа, что породило в Анне догадку о том, что Шварц прячется от неё именно там.
– Чего тебе? – разговаривая так, будто она общалась с плоским червём, высокомерно отозвалась девушка, направившись навстречу парню, а точнее на второй этаж.
– Вальдемар приказал предать Вам это, – и подручный Вольфа лишь попытался протянуть девушке листок бумаги, небрежно свёрнутый пополам.
– Не надо мне от него ничего, – лишь коротко взглянув на бумагу, категорично заявила Анна, пройдя мимо парня и не взяв записку. Её воротило только от одного упоминания об этой вечной тени Генриха, поэтому читать его «любовные» послания, она не горела желаниями.
– Госпожа, но это касается господина Шварца и Асакуры, – в спину послал свою мольбу о содействии парень, даже не подозревавший, с какой силы сжалось сердце девушки, в тот же миг резко остановившейся на месте.